КРОВЬ СО ЛЬДОМ

Дыхание перехватывает. Он смотрит на мягкие очертания её лица. Голос – противный, но это не важно, верно?

Внезапный импульс обжигает нервы. Рик подвисает, внимательно изучая каждую часть её тела. На тонком запястье сверкает серебряный браслет.

— Эм-м… – в сознание ледяной водой вливается голос Скарлетт. — В пятницу?

— Да! – счастливо говорит незнакомка. — Ну, пацана там можешь притащить какого-нибудь с собой, не знаю. Это что-то типа закрытой тусовки. Короче, ты поняла, – смеётся как-то манерно.

Да, у них у всех были противные голоса.

Ричарда засасывает в воронку разноплановых мыслей; сердце пропускает удары, а перспективы и возможности начинают слепить. Горло сохнет. Баркер каждым грёбаным атомом чувствует: она. Время пополнить коллекцию.

— С дизайнерскими платьями, дорогим бухлом и коксом? – Скарлетт сводит брови на переносице, скрещивает расцарапанные руки на груди.

— Лэтти! – её локтем толкают под ребро.

Вспышка.

— Окей, без кокса, – поднимает обе кисти вверх в жесте «я сдаюсь».

Только сейчас Рик понимает, как заставить Скарлетт показать свою сущность. У него зарождается план. Если всё пойдёт наперекосяк и он осознает, что допустил грубую ошибку, тел будет двое.

— Так как? Идёшь?

Нет, он полностью уверен, что всё сработает, как надо.

— Издеваешься? Я – и не повыпендриваться шмотками? Конечно я иду, господи!

Девушка набрасывается на Гилл с крепкими объятиями, что последней явно не нравится, но она ради чего-то терпит.

— Всё-всё-всё, хорош, – кряхтит Скарлетт, – отпусти, сейчас задушишь.

Они переговариваются. Ричард не сводит с них сосредоточенного взгляда. Пальцами стучит по губам, ждёт, пока беседа прекратится.

— В общем, – Гилл отряхивается от травы, становится рядом с ним. — У меня к тебе предложение.

— Если руки и сердца, то сердце гнилое и с опарышами, говорю сразу, – угрюмо изрёк Рик, смотря в одну точку.

— Как остроумно, – закатывает глаза. — Ты пойдёшь со мной на тусовку в пятницу.

Баркер мгновенно смутился.

— Это утверждение.

— Да, – кивает.

— А я ждал предложения.

— Не придирайся к словам.

— Нет, – сухо констатирует парень, не сменяя фокусировки взгляда.

В действительности – да, но ему жутко интересно, как она собирается добиваться желаемого и что сделает в случае отказа.

—Да, – слишком просто.

— Попроси лучше, может быть, тогда соглашусь.

— Ой, да не выёбывайся, – строит гримасу, шутливо его пиная. — Я уже согласилась за тебя. А теперь, прошу простить, надо бежать на демонстрацию, – деловито сообщает та, подхватывая рюкзак. — Коктейлем Молотова улицы обкидывать, ну, с легавыми пиздиться, ежедневная рутина, знаешь.

Рик вздыхает.

— Конечно, – глотает сок, – с братом ещё потрахаться не забудь.

Скарлетт хочется запихнуть бутылку в его глотку.

В тот день они особо не пересекались; на душе (или что там у него было вместо неё?) откуда-то появляется неприятный осадок.

Все дни, вплоть до четверга, Ричард находился в состоянии намного более задумчивом, чем обычно. У Баркера не было плана действий, более того – он сам не желал составляться, будто какой-то неправильный пазл или повреждённая мозаика. Рик понимал – будет лучше, если всё произойдёт спонтанно. Спланировать значит испортить с самого начала.

Ему не удаётся отделаться от чувства, что центром в его намечающемся торжестве является вовсе не Бренда – Скарлетт упоминала её имя несколько раз в разговоре, – словно он делал это не для себя. Порыв быстро сошёл на нет. Ричард перемалывал эти мысли до состояния костной муки, по несколько раз, снова и снова, пока не надоест. Переосмысливал, перестраивал, но всё равно не мог разобраться, почему.

Скарлетт. Он не может её убить.

От его руки погибли семеро девушек, шесть из которых до сих пор рядом с ним, но идея погубить нечто, подобное ей, вселяет в него первобытный ужас. Первобытный, от того же и неясный. Он не соображает, откуда.

Что, если никаких масок, в реальности, нет? Что, если она вправду такая? Что, если оболочка, на самом деле – сущность? Станет ли фатальная ошибка его последней?

Она согласится. Да, она согласится и не бросит его, ни в коем случае, Скарлетт останется. Обязательно. Иначе он заставит её остаться. Согласится, потому что у неё нет выбора.

Ричард знает, что поможет ему разобраться, ведь пропитанные лизергиновой кислотой марки лежат на его тумбочке.

Вообще-то, закидываться ЛСД просто так – верх долбоебизма, но сегодня у него есть повод.

Запуская руки в волосы, он выдыхает с тяжестью, ведь понимает, что этот трип с высокой вероятностью не будет приятным. В последнее время положительных эмоций у него не наблюдалось, один лишь негатив и нервная дрожь по рукам. Времени ждать уже не было. Он нарушит все основные правила и наплюёт на рекомендации; в идеале, когда ты находишься под воздействием лизера, рядом должен находиться хоть один человек, который смог бы оттащить тебя от окна в случае, если захочется выпрыгнуть. Квартира пуста. Ричард не взвешивает ‘за’ и ‘против’, потому что одно ‘за’ перевешивает всё остальное.

(«ломаешься как будто принимаешь впервые»)

С фантомным чувством облегчения от сделанного выбора Рик осматривает марки, порезанные для своего же удобства. В его дозе – 400 мкг, от 250-ти давно не вставляет. Про себя он молится о том, чтоб не сдохнуть. Изображений на марках нет, только отливающая зелёно-жёлтым поверхность.

Баркер подбирает их и внимательно рассматривает, словно до сих пор сомневается, неспособный определиться.

— Да к чёрту, – выпалил тот и закинул в рот всё, что держал в руках.

Вкуса – никакого. Наркотик чистый.

Он трёт глаза и хрустит шеей, затем – пальцами. Наручные часы показывают полночь. Ровно.

Уже через полчаса по телу начинает разливаться жар – такой, какой с лёгкостью смог бы расплавить его внутренности. Температура тела повышается с немыслимой скоростью, заполняя его чувством призрачного умиротворения доверху, пуская по венам абсолютное спокойствие. Пульс учащается. Сердце бьётся так сильно, будто готовится проломать ему рёбра, вот только его это не волнует.

Ричард ложится на кровать и закрывает тяжёлые веки руками, растирая их, словно бы в попытке разогнать жар. В нём разрастается сгусток мощной энергии: она плещется в крови и приливает к сердцу, выжигает самые настоящие озоновые дыры, делает круг,

(«кольца сатурна кольца сатурна кольца сатурна»)

возвращается обратно, делится на два мощных течения и, сталкиваясь, взрывается

(«звёздная пыль»)

в грудной клетке. Взрыв вырывается смехом из пересохшего горла и Рик подскакивает, начиная смеяться заливисто и звонко, задыхаясь и кашляя, как больной ангиной. Только он подумал об ангине – горло стала дереть боль, а конечности превратились в ватные. Он широко распахивает веки.

Мир сияет.

Окружающая среда мерцает в лучах чёрного солнца, нависшего над ночным небом. Все краски ярко вспыхивают, становясь ярче, почти ослепительно. Энергия продолжает расходиться морскими волнами, как если бы в нём – целый океан, мир, тайна,

(«эпицентр»)

покрытая ледяным мраком. Энергия вьётся и пронизывает всю материю: она есть в дышащих картинах и статуэтках, вложена, как закладка, в страницы лежащей на столе книги, течёт сквозь растягивающиеся вширь и ввысь стены, отскакивает молекулами от плазмы на стене, сочится в дыхательные пути и оседает на бронхи. А затем стены сливаются с потолком и полом. Мир вокруг живой, как никогда.

Он теряет ориентацию в пространстве, когда встаёт с кровати.

Баркер осматривает свои ладони, вглядывается в жилистое предплечье с татуировкой; Цербер оживает.

Чёрная собака злобно скалится, обнажая неровные клыки всех трёх голов, и разевает пасть. Пёс рычит и грозно лает, испепеляя взглядом пустых глаз. С нижней челюсти одной из голов стекает тонкая нить слюны, затем рвётся.