Страница 6 из 10
Работные люди тихвинской обители рассказали, что к их судну подошли из Деревяниц трое людей и, назвавшись патриаршими приставами, стали забирать тихвинские соймы «на великого государя». В завязавшейся драке люди Симеона веслами избили «до увечья» гребцов Тихвинского монастыря и «от соем отогнали», а Симеон велел вынести весь монастырский запас из захваченных судов «без меры». В челобитной новгородскому митрополиту Боголеп недоумевал, почему его бывший келарь так поступил, для чего ездил в Новгород и зачем остановился в Деревяницком монастыре.
Далее архимандрит доносил владыке, что сбежавший келарь не приложил руки к описанному в монастыре хлебу и «оружейной казне». В этой связи у Боголепа возникло «ужасное попечение», поскольку он неоднократно говорил Симеону: если в отчетных документах писана неправда, то «нам объяви, а буде пороку не ведаешь, для чего руки не прикладываешь, или ты, келарь, хочешь впредь что дурно святой обители и мне, архимандриту, чинить». На это келарь уклончиво отвечал, что время приложить свою руку еще будет: «…и впредь-де то не ушло».
Симеон действительно вел себя странно, но его поступки сразу после возвращения из Новгорода, по-видимому, были одобрены митрополитом Иовом. 12 ноября 1700 г. на пути из Новгорода ночью он проехал мимо своего Успенского монастыря и остановился в Николаевском Беседном монастыре, где жил до 27 ноября. Со слов Боголепа, Симеон «по ночам» наезжал на Тихвинский посад «ради угождения плоти своя» и «оглашал» тихвинского архимандрита. Из рассказов беглеца следовало, что тихвинский настоятель будто бы самовольно снял печати «в ево келарских сенях, в ево кельях у чюланов печати сняты и замки сломаны», а имущество Симеона похищено. На это архимандрит резонно возражал, что келарь самовольно и тайно вывез из монастыря свое имущество и его претензии безосновательны.
Из челобитной Боголепа следует, что Симеон в 1700 г. многократно доносил на него владыке. Одна из таких челобитных «о счете казначея» была «в черне» составлена в келье Симеона вместе с дворянином Степаном Никифоровым сыном Борановым, а также бывшей игуменьей Введенского монастыря Евдокией и введенским стряпчим Григорием Михайловым, а начисто переписана «потаемным умыслом» в гумне за монастырским полем. Со слов Боголепа, некоторые тихвинские монахи, приложившие руки к челобитной келаря, сделали это, не ведая ее содержания, и затем в этом раскаялись.
Убежав из монастыря, Симеон ездил в Новгород, а значит, донес митрополиту свое ви́дение дел в Успенском монастыре. Поскольку у него не было убедительных доказательств вины архимандрита, он не получил от владыки приказания относительно тихвинского настоятеля. Тем не менее он продолжал настаивать на том, что в тихвинской обители не все благополучно с отчетностью.
Средневековая традиция ведения прихода и расхода отличалась от современной практики. В монастырские документы XVI–XVII вв. записывали не строго все доходы и траты, а преимущественно те из них, которые были важны для повседневного контроля. Поэтому, если у властей не было повода сомневаться в честности тех, кто вел учет, не всегда была нужда сводить приход и расход средств в единую систему денежной отчетности. Московские самодержцы оставляли за собой право верховного контроля над церковной собственностью (особенно при смене настоятеля), но без особой нужды не контролировали повседневные траты монастырей. В начале XVIII в. ситуация изменилась: по царскому указу следовало выслать в Москву все текущие приходо-расходные книги монастырей последних лет. Этот выразительный факт свидетельствовал о проникновении регулярного государственного надзора в повседневную практику средневековой системы отчетности.
Еще один конфликт случился у Боголепа с игуменьей соседнего Введенского девичьего монастыря Каптелиной. В 1700 г. митрополит повелел тихвинскому архимандриту разобрать ссору между Каптелиной и ее подначальными старицами. Боголеп взял сторону стариц, и обиженная игуменья стала досаждать ему. 24 июля 1702 г. она донесла митрополиту в «крестовой», что у тихвинского настоятеля «в кельи начуют того Введенского монастыря старицы». Извет Каптелины был оставлен без последствий, поскольку старицы единодушно свидетельствовали, что навет был вызван личной местью их настоятельницы46.
Несмотря на многочисленные доносы и жалобы, Боголеп продолжал строительство в своей обители: 4 сентября 1700 г. он заключил подряд с мастерами о покрытии тесом монастырской Покровской церкви47.
Рост повинностей
С началом Северной войны на новгородские монастыри были наложены дополнительные повинности. 27 января 1701 г. в Обонежскую пятину был послан дворянин Б. И. Колобов для переписи всех колоколов в монастырях и приходских церквах48. Сбор четвертой части колоколов по всей стране на восстановление утерянной под Нарвой артиллерии быстро дал необходимое количество меди, и даже с избытком, для литья пушек. Однако оказалось, что для изготовления орудий в мягкую колокольную медь требуется добавлять более твердую красную, сбор которой был немедленно организован49. 27 мая 1701 г. из Москвы архимандриту Боголепу была направлена царская грамота о сборе на Тихвинском посаде всей наличной красной меди, дабы «у торговых людей продажной красной меди досмотреть и описать. И что у кого такой меди явитца для нынешняго военного времени в пушечное литье, взять всю на нас, великого государя, и прислать к Москве и объявить в Ратуше, а за тое медь тем людем дать денег по настоящей цене»50. Царский указ предписывал не безвозмездное изъятие редкого металла у населения, а его выкуп, исходя из очевидного расчета, что при безвозмездной конфискации люди могут утаивать столь необходимую для литья пушек красную медь. Впрочем, платить должна была не казна, а Успенский Тихвинский монастырь: грамота новгородского митрополита от июля 1701 г. предписывала выслать на Пушечный двор всю находившуюся в обители медную посуду51.
Далее следовали все новые поборы и повинности. В 1701 г. представитель монастыря сообщал из Новгорода, что он дал от имени своей обители запись с обязательством построить к Николину дню 9 мая 11 судов «со всяким припасом с веревки, и с якори, и с пабы, и с веслы и шесты с нашего Тихвинского и Шунского погостов», а «буде на срок не поставить тех суд, – смертная казнь»52.
Царская грамота от 10 марта 1701 г. повелевала переписать по всей стране, «…сколько у которого архиерея и у монастырей оброчных статей мелниц, перевозов, рыбных ловель, сенных покосов, пустошей и иных всяких угодей, и те угодья за кем ныне на оброке и по чему обротчики с тех статей платят оброчных денег, и поручные записи ест ли, и ныне те записи где». Во исполнение этого царского указа в июле того же года новгородский митрополит послал об этом грамоту в Успенский Тихвинский монастырь53.
В августе 1701 г. власти Успенского Тихвинского монастыря исполняли указ своего владыки о высылке в Новгород связного железа. 10 августа монах Александр в сопровождении восьми «свидетелей» явился на двор тихвинских посадских людей Давыда и Петра Прокудина, которые вместе с соседями Василием и Агапитом Мачихиным подрядились владычному дьяку И. С. Балавенскому поставить железо. Петр Прокудин «выглянув ис хором своих из окошка, и кричал, и ножи из обеих рук ис того окошка всенародне показывал, и говорил такие слова мне, монаху, и старосте, и всем, которые были с нами для свидетельства: кто-де пойдут к нам во двор, будем стрелять и резать, а естли-де и болши того архимандрит з братиею пришлет по нас, хотя пятьдесят человек, и мы-де в руку живы не дадимся, а будем стрелять и резать». Затем Давыд и Петр Прокудины выбежали со своего двора «з дубьем и с ножами, за мною монахом, и за старостою, и за всеми вышеписанными свидетели по посаду гонялись, и от того их озорничества едва ушли»54. Из следственных материалов по этому делу не ясно, удалось ли поставить требуемое железо в Новгород.
46
См.: Приложение. № 6. Сст. 1–4 об.; Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 52. Д. 143. Сст. 1.
47
Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 50. Д. 182.
48
Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 51. Д. 8. Сст. 1.
49
Подробнее об этом см.: Седов П. В. Снятие церковных колоколов для литья пушек в начале Северной войны // Петербургский исторический журнал. Исследования по российской и всеобщей истории. 2014. № 1. С. 25–40.
50
Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 51. Д. 63. Сст. 1.
51
Там же. Д. 105. Сст. 1.
52
Там же. Д. 223. Сст. 1.
53
Там же. Д. 106. Сст. 1–2.
54
Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 51. Д. 108. Сст. 1.