Страница 27 из 33
Такое отношение к оппонентам позволило христианам – уже после смерти Афанасия – преодолеть разногласия и принять на II Вселенском Соборе 381 г. Никео-Константинопольский Символ Веры, который и в наше время читается во всех церквях.
Однако несколько десятилетий спустя новое столкновение традиций привело к последствиям гораздо горшим.
В 427 г. Несторий, богослов Антиохийской школы, став патриархом Константинопольским, запретил называть Деву Марию Богородицей и предписал называть её не иначе как Христородицей. У этого новшества в Константинополе нашлось немало противников. Этих противников самым энергичным образом поддержал Кирилл, патриарх Александрийский. По инициативе Кирилла на III Вселенском Соборе в Эфесе в 431 г. Несторий был осуждён как еретик.
В том, что Деву Марию вновь стало можно называть Богородицей, ничего плохого, конечно, не было. Однако после осуждения Нестория был введён – наверняка с подачи Кирилла – негласный, но строгий запрет на использование слова «Христородица»129.
Даже Василий Васильевич Болотов (1854–1900), великий церковный историк, считавший своим долгом защищать Вселенские соборы и православных святителей от всякой критики, с горечью констатировал:
Учение Нестория было осуждено без ясного указания, что было в нём именно еретического… Опущен был превосходный случай, когда богословие александрийское могло стать лицом к лицу с богословием антиохийским в его наилучших представителях130.
Тем самым Отцы Церкви преступили очень опасную грань. Мотивы, коими руководствовался Несторий, запрещая слово «Богородица», были еретическими. Но и для «зеркального» запрета слова «Христородица» никаких богословских оснований не было. Ведь все христиане согласны с утверждением, что Дева Мария родила Иисуса Христа, а Христос был Бог. Под запрет попало именно слово, а не его содержание: слово «Христородица» оказалось «виновато» в том, что еретик Несторий попытался заменить им слово «Богородица» – не только правильное по смыслу, но и привычное для христиан Константинополя. Однако слово «Христородица» – такое же правильное – было ничуть не менее привычно для христиан Антиохии. Александрийцы учинили насилие над совестью антиохийцев, не постеснявшись воспользоваться административным ресурсом – поддержкой императора Феодосия. Так по телу Церкви – по стыку двух культурных традиций – прошла трещина, которая через 20 кризисных лет привела к окончательному отделению Армянской и Коптской церквей. Так было положено начало процессу «растаскивания» вселенского христианства по национально-культурным «квартирам», создан прецедент для Великого раскола 1054 г. и многочисленных расколов меньшего масштаба, особенно в эпоху Реформации.
Пенн в своём памфлете заявлял, что видит в объяснениях Винсента логические ошибки. Винсент настаивал, что Отец, Иисус Христос и Св. Дух – три отдельных лица / персоны (separate and distinct persons). Пенн же отрицал, что такое понимание соответствует содержанию Св. Писания. Пенн утверждал, будто такая позиция не принималась Церковью на протяжении 300 лет после Христа, но и позже она была принята епископом [Афанасием] Александрийским не ради истины, а только чтобы противостоять ещё более опасной ереси Ария. «Таким образом, она была зачата в невежестве, выношена жестокостью и поддерживалась ею, …и сохранялась всеми поколениями римлян» («Thus it was conceiv’d in ignorance, brought forth and maintained by cruelty; …and continued through all the Romish generations»).
Христиане ввели понятие «Троица» именно для того, чтобы обобщить сказанное в Библии по отдельности о Боге-Отце, Боге-Сыне и Боге – Святом Духе. Квакеры иногда почему-то считают недопустимыми даже простейшие обобщения. Для такого подхода в советских философских дискуссиях 1920-х гг. было придумано подзабытое, но живописное название: ползучий эмпиризм. А Пенн ещё и резко нападал на тех, кто этого нелепого запрета не соблюдал. Любой христианин при недостатке богословской культуры может написать или высказать нечто еретическое. Никто не будет оспаривать тот факт, что люди зачастую не ведают, что творят. Но бывает, что они не ведают даже и того, что говорят. Именно это случилось с Пенном в истории с «Потрясением фундамента».
В традиционном христианстве вочеловечение и земное служение Иисуса Христа, особенно Его смерть на Голгофе, рассматриваются как искупление грехов всех людей. Читая в церквях Никео-Константинопольский Символ Веры, христиане заявляют о вере во Христа – «сошедшего с небес ради нас, человеков, и спасения нашего ради, и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы, и вочеловечившегося, и распятого за нас при Понтии Пилате». Так в наиболее доступном изложении и в самых общих чертах выглядит догмат искупления (Atonement).
Было бы, наверное, полезно изложить понимание догмата искупления традиционными христианами детально, с тем чтобы сравнить с таким пониманием рассуждения Уильяма Пенна на сей счёт. Но, увы, это невозможно. Искупление – один из самых сложных и дискуссионных догматов христианства. В понимании искупления нет единомыслия не только между разными конфессиями, но даже между разными православными богословами131. Не было ясности в этом вопросе и у англиканских богословов того времени.
Пенн посвятил догмату искупления один из разделов (Sections) трактата, который назывался прямо и характерно: «Опровержение, на основании Писания, вульгарного учения о достаточном удовлетворении, зависящего от Второго Лица воображаемой Троицы» (The Vulgar Doctrine of Satisfaction, being dependent upon the Second Person of the imagined Trinity, refuted from Scripture). Пенн пытался доказать, что у понимания Голгофского служения Христа как служения искупительного нет библейского обоснования. Однако обвинители Пенна к этому его утверждению не придирались ни тогда, ни потом. В этот вопрос мы можем не углубляться.
Трактат Пенна завершается словами, которыми он исповедовал квакерскую веру: «Единодушно свидетельствуем о едином Истинном Боге, Истинном Христе и райском / небесном учении» («bear an unanimous Testimony for the only True God, True Christ, and Heavenly Doctrine»).
Пенн подписал своё сочинение так: «Сочинение У. П. Мл., строителя иного фундамента, который не может быть поколеблен».
Тогда многие в Англии считали, что называть Бога Единым, а не Троицей – это и значит отрицать божественность Христа. Таково было тогдашнее словоупотребление… Винсент раскритиковал памфлет именно с таких позиций. Он заявил, что Пенн не признаёт Спасителя, и инициировал преследование его светской властью.
Арлингтон, соперник Пенна-старшего, решил воспользоваться ситуацией с его сыном для интриги с целью ослабить позиции адмирала.
Незадолго до того был принят акт (14 Charles II Chapter 33), который запрещал частным лицам печатать и издавать какие бы то ни было книги без предварительного разрешения. На богословскую книгу формально требовалось разрешение лондонского епископа Хамфри Хенчмэна (Henchman, Humphrey, 1592–1675), которого на практике никто не спрашивал. Пенн тоже спрашивать его не стал.
Арлингтон приказал арестовать издателя «Потрясения» Джона Дарби (John Darby) и держать в тюрьме, пока он не назовёт имя автора и не признает своей вины.
Тогда Уильям Пенн в пятницу, 16.12.1668 явился к Арлингтону сам и, не снимая шляпы, заявил, что он и есть автор книги, а напечатал книгу без разрешения просто потому, что таков обычай, да и странно было бы отнимать у Хенчмэна драгоценное время. Формально закон нарушен, и Пенн готов за это отвечать. Но Дарби ни в чём не виновен.
Арлингтон вызвал дежурных офицеров, велел им арестовать Пенна и отправить в Тауэр. Пенна провели в Тауэр морозным днём по улицам Сити.
Тем самым Арлингтон поступил вопреки установленному порядку. Арлингтон должен был обратиться к мировому судье, тот – выслушать обвинение, свидетельские показания, признание обвиняемого – и принять решение, предавать ли его суду. Если предавать, то до открытия судебной сессии он мог отдать подсудимого на поруки и лишь в крайнем случае заключить во Флитскую тюрьму.
129
Селезнев Н. Н. Несторий и Церковь Востока. М., 2005. С. 29–34.
130
Болотов В. В. История Церкви в период Вселенских Соборов. История богословской мысли. М., 2007. С. 270.
131
Протоиерей Пётр Викторович Гнедич (1904–1963) в магистерской диссертации «Догмат искупления в русской богословской науке (1893–1944)» (1962) убедительно продемонстрировал немалое разномыслие на сей счёт даже между одними только русскими православными богословами в указанные годы. В предисловии к переизданию этой диссертации (М., 2007) его научный редактор протоиерей Максим Козлов открытым текстом признаёт: «Единого учения об искуплении нет… Разные авторы, и равно серьёзные авторы, понимают и учат об искуплении весьма различным образом, существует несколько различных “теорий”, ни одна из которых не может претендовать на то, чтобы быть до конца официальной, единственной претендующей на окончательное выражение церковной истины» (С. 13–14).