Страница 2 из 33
Колонии Новый Плимут, Массачусетс и (несколько позже) Коннектикут, были основаны религиозными диссидентами – пуританами, а точнее кальвинистами сепаратистского (Новый Плимут) и конгрегационалистского (Массачусетс, Коннектикут) толков – без какого бы то ни было участия английского государства. В социальном отношении колонии эти мало отличались от метрополии, – на новом месте переселенцы становились фермерами, ремесленниками, торговцами, лицами свободных профессий, – однако уровень образования переселенцев в Новую Англию – убеждённых приверженцев более радикальной Реформации, чем англиканская, и прилежных читателей Библии короля Якова – был ощутимо выше, чем в старой Англии. Политическое устройство этих колоний следовало «теократическому» образцу Женевы при Кальвине: формально это были демократии, но полноправны там были только лояльные своей церкви прихожане, из числа которых и избирались должностные лица; а церковные лидеры, не занимая никаких должностей в «светских» структурах, тем не менее, пользовались громадным авторитетом, особенно в сфере законотворчества. О свободе совести там говорили исключительно как о дьяволовом искушении. Английская верховная власть даже не всегда была способна добиться, чтобы в Новой Англии допустили англиканское богослужение! Жёсткая церковная дисциплина – при высоком уровне образования и при ориентации на успех в своём бизнесе как на признак своей «избранности ко спасению» – превратила Новую Англию XVII в. в настоящий рассадник «духа капитализма». Правда, к 1776 г. кое-что изменилось. Давление со стороны властей метрополии, в условиях внутреннего разложения «теократии», начиная с 1690-х гг. постепенно внедрило в Новой Англии религиозную терпимость. Тем не менее все жители Массачусетса обязаны были платить налог в пользу Конгрегационалистской церкви вплоть до 1830-х гг. Новая Англия стала первым и наиболее боевитым очагом движения за независимость. В становление американской государственности Новая Англия, бесспорно, внесла очень важный вклад, но принципиально иной, нежели Виргиния. Принятая в 1780 г. конституция штата Массачусетс действует до сих пор. При разработке федеральной Конституции в 1787 г. она была использована как образец работоспособного основного закона. 2-й президент США – Джон Адамс из Бостона – был одним из соавторов Декларации Независимости, а его сын Джон Куинси Адамс – 6-й президент – фактическим автором «доктрины Монро». Накануне Гражданской войны Новая Англия считала себя тем регионом США, который плантаторы-южане систематически и злостно оттесняют от управления федерацией. Но, будучи оплотом Севера, Новая Англия после победы северян в Гражданской войне надолго превратилась в регион, господствующий в американской политике, так что равновесие восстановилось только в XX в., когда Запад и Юг США по уровню экономического развития «подтянулись» к заданным Новой Англией стандартам3.
Колония Мэриленд, по сравнению с уже описанными, представляет собой на порядок более сложное, даже причудливое явление. Нельзя сказать, что она была основана по инициативе английской короны, но и нельзя сказать, что она была создана как убежище для религиозных диссидентов. Католичество в Англии 1630-х гг. существовало полулегально, подвергалось периодическим преследованием и было ненавидимо пуританами и пуританскими оппозиционерами ещё больше, чем англиканами и английскими властями. При этом в Англии пуританизм был верой простонародья, а католичество верой аристократов. Карл I, несомненно, хотел обеспечить католикам своей страны убежище в Америке, какое уже имели пуритане. Вероятно, он видел в такой католической колонии противовес соседним пуританским, подобно тому, как по соседству с Англией католическая Ирландия уравновешивала пуританскую Шотландию. Точно так же и Сесил Калверт, лорд Балтимор, когда получил от Карла I хартию на заселение территории и назвал её в честь супруги короля – католички Генриетты-Марии, он надеялся превратить её в убежище для знатных католиков. Но при реализации в условиях Америки замысел претерпел значительные изменения. Для возделывания земли пришлось привлекать простолюдинов-протестантов, которых было раз в 5–10 больше. Так католики, в Европе преследовавшие протестантов повсюду, где только могли, и категорически отрицавшие свободу совести, в Америке вынуждены были провозгласить свободу совести по собственной инициативе (акт ассамблеи Мэриленда от 24.04.1649). Более того, католикам Мэриленда свободу совести вскоре пришлось защищать с оружием в руках, ибо под впечатлением событий Английской революции мэрилендские пуритане попытались лишить католиков прав или изгнать. Дело дошло до локальной гражданской войны и расстрела четырёх офицеров-католиков (1654–1655). Лорд-протектор Англии Оливер Кромвель вмешался в ситуацию в Мэриленде, как ни удивительно, чтобы защитить католиков, власть Балтиморов и режим веротерпимости (начало 1658 г.). Своеобразие расклада церковно-политических сил в этом конфликте заслуживает самого пристального внимания. Кромвель был радикальный протестант. Но он был индепендент, а не пресвитерианин. Индепенденты, отвергавшие всякую церковную иерархию на уровне выше конгрегации, недоверчиво относились ко всякой жёстко централизованной церкви, хотя бы и кальвинистской. И Кромвель использовал свою власть, чтобы защитить католиков – религиозное меньшинство – от репрессий со стороны приверженцев пуританской церкви. Мы ещё не раз увидим точно такой же расклад, когда речь будет идти об обстоятельствах формирования колонии Пенсильвания, с той лишь разницей, что в эпоху Реставрации власть имеющий католик – король Яков II – будет покровительствовать «внесистемным» религиозным радикалам – квакерам. В дальнейшем на протяжении полутора веков пуританское большинство населения Мэриленда жило под властью Балтиморов – католиков, в 1715 г. перешедших в англиканство. Тем самым они обрели опыт веротерпимости, полезный, но едва ли политически очень значимый, учитывая малый размер колонии и распространение в Мэриленде в XVIII в. рабовладельческих табачных плантаций (рабы никакого политического значения, естественно, не имели). Рассматривая последующую историю Мэриленда, трудно отделаться от впечатления, что причудливость первоначального расклада религиозно-политических сил каким-то не очень понятным образом фатально и многократно воспроизводилась в дальнейшем. Так, роль Мэриленда в движении за независимость была незначительна, однако после того как независимость стала фактом, именно от этого штата исходила категорическая и очень важная инициатива создания федерального земельного фонда США (1777–1781): Мэриленд единственный из 13 первоначальных штатов отказывался ратифицировать Статьи Конфедерации, пока прочие штаты не отказались от своих владений за Аппалачами в пользу США. Конституцию США Мэриленд долго не хотел ратифицировать, заявляя, что сильная центральная власть всегда нежелательна и опасна; однако после поздней и неохотной ратификации власть в Мэриленде получили федералисты – партия значительно более склонная к злоупотреблению этой самой властью, чем её оппоненты – джефферсоновские республиканцы. В 1810 г. Мэриленд первым из штатов ввёл всеобщее избирательное право, причём инициатива исходила от федералистов. В других штатах федералисты выступали за сохранение цензов, в Мэриленде же они были уверены, что всеобщее избирательное право вернёт им власть, – и не ошиблись. Накануне и во время Гражданской войны ситуация в Мэриленде складывалась не менее своеобразно. Этот штат не участвовал в мятеже Юга и не присоединялся к Конфедерации, он оставался в составе США и воевал на стороне северян, то есть победителей. Однако очень многие мэрилендцы симпатизировали Югу, и Джеймс Рэндолл – в их числе. В песне «Мэриленд, мой Мэриленд!», написанной в апреле 1861 г., Рэндолл оплакивал горькую судьбу штата, оккупированного федеральной армией США, чтобы обезопасить столицу страны – Вашингтон: «Пята тирана топчет твой брег, о Мэриленд! Его факел у дверей твоего храма, о Мэриленд!» «Тиран» – это то ли солдат федеральной армии США, то ли сам президент Линкольн… С 1939 г. и до сих пор песня «Мэриленд, мой Мэриленд!» является гимном этого штата! Оценить вклад колонии/штата с такой причудливой судьбой в становление американской демократической государственности крайне сложно, но весомым он в любом случае не был.
вернуться3
Это (далеко не очевидное) утверждение подробно обосновано в исследовании: Bensel R. F. Sectionalism and American political development, 1880–1980. Madison (Wisc.), 1984.