Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 59

Оглядываюсь, где-то рядом крутились мои китайчата. А, вот они — Ваня и Юра, машу им рукой. Они подбегают, распоряжаюсь помочь Куприянову донести вещи, потом затапливать баню, готовить на стол. Парни подхватывают неслабых размеров тюк и следом за Петровичем идут к церковному дому. Оборачиваюсь к Питеру:

— Пойдемте, мистер Болен.

Он придерживает меня за локоть:

— Бэзил, пакет позже. Нужно обсудить без посторонний уши. Летом мы…

Я подмигиваю ему и хохочу:

— Летом мы классно зажгли! Надо бы повторить! Ты как, Питер, не против? Мы, кстати, теперь братья! Молочные!

Оказывается, опошляцкий смысл выражения ему понятен без перевода. И улыбка меняет его нахмуренное лицо, а потом он тоже ржет и толкает меня в плечо:

— Бэзил, ты есть гроссе либаатин[93]! Это не есть гуд!

— Это гуд, Питер! Вери гуд! Самый гудский гуд!

Мы вдвоем хохочем так, что на нас оглядываются все собравшиеся на пирсе. А их немало. Приход любого судна для Ситки — событие важное. Полгородка, если не больше, собирается на пристани. Вот и сейчас, несмотря на холодный ветер с океана, низкие облака, периодически сыплющие то морось, то снежную крупу, собралось немалое количество народа. Тем более, что рядом швартуется "Бивер"[94]. Увидев, что в толпе, недалеко от нас, ошивается поганец Павлов[95], косящий в нашу сторону и явно прислушивающийся, я говорю:

— Питер, сейчас поговорить нам не дадут. Видишь, сколь народу? И каждый норовит свой нос и уши сунуть куда не надо. Давай-ка закончим официальную часть и пойдем ко мне. Там и поговорим. В тепле, без спешки и лишних ушей. Иначе завтра весь Новоархангельск будет сплетки сплетать про наши дела и разговоры, да перевирать их бессовестно.

К пирсу подходит строй солдат под командованием двух офицеров. Питер, увидев, что на пристани стало еще теснее, неожиданно соглашается со мной:

— Бэзил, ты есть прав, тут много людей, шхуна много людей, бумаги можно взять потом.

— Я о чем и толкую! Зачем матросам мешать? Пусть люди свою свою работу работают. Пошли, Питер!

Он говорит "Кайн момент!" подходит к трапу, отдает распоряжения помшкиперу и возвращается:

— Можно идти.





Народ на пирсе задвигался — с "Бивера" сошел представительный мужик в черной фуражке, наверное, капитан. Кивком головы отправляю Жозефа исполнять обязанности таможенника и вместе с Питером шагаю к дому. Обойдутся без меня. Если что, позовут.

Скучно в Ситке зимой, одни и те же занятия, одни и те же физиономии. И уж на что я себе хорошую компанию подобрал, но когда она полгода не меняется, то напряг становится явственным. Тем более нет ни радио, ни тиливизера, даже газеты и те двухнедельной давности, если капитан судна, идущего из Сан-Франциско, не забудет их захватить. Может и забыть, шкипера и капитаны — люди чрезвычайно занятые, не всегда им есть дело до такой мелочи как газеты. А тут новые люди, хоть и знакомые давно.

Гостей, как и полагается, я встретил щедро и душевно. По русски. Блеснул талантом Саша — после переезда в Ситку выяснилось, что он больше склонен к плите и сковородкам, а не к ремеслу боевика. Не-не-не, стрелок он хороший и не трус, но душа евоная тяготела к ремеслу повара и ни к чему больше. Рубленные котлетки из кеты, жареный палтус, блинчики из печени, лапша собственного приготовления, запеченные утки с гусями и даже рыбный суп из трески… эх, это ж не еда, это шедевры кулинарные! Жозеф и мои китайчата заметно округлились телами и лицами, а я с ужасом обнаружил, что снова становлюсь пузатым замдиректора, которым раньше был. Пришлось отменить найм мужиков "на дрова" и рубить чурки самому, чтобы к лету не расползтись квашней. В результате возле дома и бани постоянно растет поленница, лежит кучка свеженапиленых чурок и свеженарубленых дров. Не бегать же вдоль пирса по утрам — вообще за придурка сочтут. Сейчас не объяснишь аляскинцам, что колка дров — единственный доступный мне вид физкультуры. Да и слова "похудеть" и физкультура в местном лексиконе не водится от слова вообще! Ситкинское население начало сплетничать о моем мужицком происхождении — не может, де, замгубернатора отвыкнуть от крестьянских привычек. Но вполголоса — поначалу расслабившиеся от американской демократии болтуны быстро отучились лязгать языком, посидев в местной неотапливаемой тюрьме за буйство, пьянство и другие прегрешения, где охрана им доходчиво объяснила, что губернатор и его заместитель не жалуют пьянь, хулиганье и особенно трепачей. Ну да пес с ними, сегодня гости у меня!

Посиделки удались. А еще бы не удались, если в гостях люди свои, душевные, долгожданные. Сюда бы еще Сэма залучить, да он, небось, по Европам нынче раскатывает… Но сначала была баня. С тремя заходами в парилку, березовыми вениками, купанием в сугробе и клюквенным морсом. Эх, красота! Питер, правда, поначалу в снег окунаться не решался, да мы с Петровичем его быстро из куля в рогожку обернули — с шутками-прибаутками скрутили, за руки-за ноги раскачали да кинули в сугроб! А после второго захода он уже и сам за нами сиганул. Молоток! Подрастет — кувалдой будет!

Старенькую баньку, топившуюся по "черному", в современный мне вид я перестроил в первую очередь, сразу как купил дом. Плотники с местной верфи удивились начальственной блажи, но за работу взялись охотно. За неделю изладили в таком виде, как я и хотел. Денег, конечно, стоило, но оно того стоило. Теперь с довольной физиономией наблюдал как Куприянов с Питером цокали языками, разглядывая чистенький и светлый предбанник, такую же светлую отдельную парилку с аккуратной каменкой, мыльню с чугунными емкостями под воду, медные краны, тазы… а уж когда пошли баниться, то… в общем, еще до застолья все достигли нирваны и постигли дзэн! Шутка!

Кончился Великий Пост, вчера только Пасху отгуляли. И слава богу, иначе Петрович беспременно занудничать стал бы — хмельного не пей, скоромного не вкушай! Он еще в Сан-Франциске меня по средам и пятницам тиранил, постные, мол, дни, грех чревоугодничать. Ну, то дело прошлое. И нет уже поста, не среда и не пятница сегодня и мы с превеликой охотой выпивали и закусывали. И от души чесали языками.

А посидели славно, душевно так… Я выставил на стол все, что тут можно было запасти — лосося семужного посола, капусту квашеную собственного рецепта, груздей и рыжиков соленых, икры красной. Сашка расстарался на картошечку отварную, жаркое из оленины, оладушки из оленьей печени, салаты из свеклы с чесноком, морскую капусту и китайские пампушки вместо хлеба. Жаль, что с уходом РАК тут водки стало негде взять, не в чести она у американцев. Дикие люди, в выпивке не понимают нифига! Аппарат самогонный замутить, что ли? Да где тут меди столько найти? Нужно во Фриско ехать, самому заказывать и над душой стоять, пока делать будут. Ну, чтобы сделали как надо. А не как привыкли. Ладно, это потом. Как- нибудь. При случае. Водка — не главное… сегодня виски обойдемся.

После первой Куприянов начал неспешно рассказывать новости — что храм в Сакраменто уже под крышу подвели, весной закончат, передал приглашение на открытие, мол, почетный я там гость отныне. Куна в мэры более не выбрали (это я уже знал) и он компанию затеял страховую, мне привет передавал, обещался в гости летом. Хорошую новость сообщил — отец Михаил поправляется, хоть и слаб еще. Многозначительно подмигнув, вручил белоснежную вышитую рубаху, красные атласные шаровары и кожаные сапоги с портянками из мягчайшего сукна — подарок от Авдотьи Семеновны. Сказал, что попадья каждый день молится за мое здравие, да просила в гости заезжать при оказии. Я тут же нарядился — ну вылитый хохол! Для полноты картины только оселедца на лбу и не хватает. Ух, пройдусь по Ситке в вышиванке летом, все тлинкитки мои!

Тут из бани вторая смена явилась — Жозеф и китайцы, мы налили по второй и выпили за здоровье гостей. При этом я строго глянул на младший персонал. Мальчишки понятливо закивали, помнят, что им более одной рюмки не полагается. И только по праздникам. Неча алкашничать, молоды еще! Успеют!

93

(нем.) Большой развратник.

94

Пароход "Beaver" (Бобр), был первым пароходом, работавшим в Тихоокеанской северо — западной части Северной Америки. Служил КГЗ с 1836 до 1888 года, когда потерпел крушение.

95

Реальная личность, приказчик РАК, растративший вверенное имущество и одним из первых принявший американское гражданство, чтобы избежать ответственности.