Узоры на коже

Потому решил не выделываться и отвезти его туда, где живёт часть моего сердца — в студию. Это моё детище и нечно большее, чем просто способ заработать на хлеб. Да и, в конце концов, в любом случае необходимо поехать туда, ибо отпуск-больничный и так затянулся до неприличия. В наше время бросать любимое дела столь надолго — непозволительная роскошь. Правда, пока лежал в больнице, телефон разрывался от звонков взволнованных клиентов, многие из которых активно записывались на сеанс, точно моя несостоявшаяся смерть сподвигла их набить себе ещё пару татуировок. Полина активно помогала, и в итоге всё-таки согласилась пойти работать в мою студию администратором. Как говорится, не было бы счастья.

— Хм, уютненько, — заявляет Юрий, переступив порог. Удивительно, но на лице нет извечной брезгливости, непривычно так.

— Думали, я в зассатом подъезде малолетней гопоте матюги на задницах накалываю?

Юрий хмыкает и криво улыбается:

— Да нет, почему же? Я о тебе довольно много знаю, и о студии этой знал прекрасно, только внутри подобных...кхм...заведений ни разу не был.

— Всё когда-то бывает впервые, — изрекаю, набившую оскомину, банальность. — О чём поговорить хотели?

Но он молчит, лишь ходит из угла в угол, рассматривает картины на стенах, что-то под нос себе бурчит, щурит синие глаза. Не мешаю человеку приобщаться к прекрасному и начинаю перебирать инструмент. Надо заказать пару новых машинок, образцы кожи для практики студентов, новые краски. Нужно двигаться вперёд, развиваться и обучение талантливой молодёжи — именно то, чем хотел бы рискнуть заняться. А если я чего-то хочу, я этого добиваюсь, по-другому не умею.

— Весьма неплохо, это я тебе как искусствовед говорю, пусть и вынужденный некогда сменить вектор жизни, — заявляет, не глядя в мою сторону. — Почему живопись бросил?

Искусствовед? Вот это неожиданная подробность его биографии.

— А я разве бросил? — указываю подбородком на стену, увешаную картинами. — Мне кажется, очень плодотворно совмещаю. Да и художественная татуировка тоже искусство, нет?

— Ну... Я всё-таки привые мыслить иными категориями, — неопределённо машет рукой и пожимает плечами. — Но, в общем-то, ты прав, в этом моменте я тебя прекрасно понимаю. Когда хочется жрать, и не на такие жертвы способен. Да и если верить моим источникам в налоговой, деньги этот вид искусства приносит очень даже неплохие.

 

Этот человек не перестаёт меня удивлять. И, главное, всё у него так просто и легко, что хоть плачь, хоть смейся.

— Вы и в кошелёк мой залезли? Какая прелесть.

— Прекращай, — отмахивается, словно пересматривать чужие декларации — обычное дело. — Появится у тебя дочь, сам куда хочешь влезешь, лишь бы уберечь.

По сути он прав, но всё равно чувствовать себя мухой под микроскопом не так уж и приятно.

— Размер моих трусов тоже узнали?

— А как же? — ухмыляется, присаживаясь на сундук. Ха, думаю, то, чем мы с Полиной занимались на этом медном монстре он не выяснил, а иначе сейчас не рассиживался бы на нём. Такая ирония, что почти смешно. — Ладно, Артемьев Павел Егорович, дело вот в чём: отстал бы ты от моей дочери.

Это он серьёзно, что ли?

— С какого это, интересно, перепуга? Или у вас ещё какая-то дочь имеется, к которой я пристал ненароком?

Нервный жест рукой, сведённые к переносице брови — мой юмор здесь точно ценить некому.

— Но ведь она надоест тебе скоро, ты и сам об этом знаешь. Сколько у тебя таких уже было?

Всё это точно добром не кончится, прмяните моё слово.

— Таких?

— Паша, послушай, не затягивал бы ты отношения эти бессмысленные. Поигрались и хватит. Ей же больнее будет, как ты понять не можешь? Девочка увязнет, потом не вытащим. Бросай.

— Вы сами себя слышите хоть? Вы мне ещё денег дайте, чтобы я в закате скрылся. Оперетта какая-то, в самом деле, а вам только плаща не хватает и баритона раскатистого.

— А ведь дам, дам. — Губы расползаются в усмешке, а сам весь собран, будто на деловых переговорах. — Сколько тебе нужно? Могу все картины твои купить или просто на карту переведу. Павел, мы же с тобой деловые люди.

Кровь стучит в висках, а руки сами в кулаки сжимаются. Не знаю, каких сил мне стоит не врезать этому уроду промеж синих глаз. Дыши, Брэйн, дыши.

— Пошёл на хер, ясно? Засунь свои бабки в одно место, усёк? Выметайся отсюда, пока ещё на своих ногах.

— Подумал бы вначале, зачем такая категоричность? — Откидывается корпусом не стену и странно смотрит на меня, чуть прикрыв веки. — Уйти я всегда успею, а бабок таких тебе долго не заработать.

— Ты идиот с рождения или по пьянке в сугроб свалился? — Наплевать, что он её отец, сейчас я в шаге от того, чтобы расквасить этому чмырю физиономию.

— Паша, бери деньги, как сыну предлагаю.

Ну всё, это стало последней каплей: хватаю его за грудки и, когда уже заношу кулак, раздаётся стук в дверь — настойчивый, отвратительно громкий. Меня передёргивает, что-то в последнее время не слишком везёт на посетителей. Делать нечего, иду открывать, потому что иначе прольётся кровь.

Лязг замка, дверь нараспашку, а на пороге стоит Жанна — бабушка Полины и один из близнецов, различать которых я так и не научился.

— Добрый вечер, Павел. Впустите?

Нет, этот день никогда не закончится.

— Проходите, конечно, почему нет? — пожимаю плечами и отхожу в сторону.

— Вы такой любезный молодой человек, — улыбается бабушка Полины и ласково похлопывает меня по плечу. — Знайте, что бы там не придумал мой сын, я на вашей стороне. Моей внучке очень с вами повезло.