Страница 1 из 2
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И было у него три дочери: все как одна умницы да красавицы. Старшая дочь, Василиса-искусница, шила-вышивала узорами дивными. Что ни вышьет она – все наяву станется. Вышьет солнце красное – сойдет оно с полотна, разойдутся тучи – станет ясным день.
Средняя дочь – Любава-певунья. Краше песен её никто не слыхивал. Как начнет она петь – все растет вокруг, расцветает. Выйдет она на зорьке в чистое поле, запоет песню раннюю – рожь да пшеница вверх тянутся, колосья зерном наливаются.
Младшая дочь царя – Акулина. Ни петь, ни вышивать не была она мастерица, но зато средь народа была любимицей. Любили её за сердце доброе да за мудрость житейскую.
Не было среди дочерей у царя любимицы. В каждой из них души он не чаял. Так бы и не расставался с ними никогда, да пришла пора выдавать замуж старших дочерей. Многие женихи к царевнам сватались, подарками да гостинцами одаривали, но нельзя было купить подарками чистые сердца девушек. Да и царь-батюшка благословение свое отцовское только тогда решил дать, когда увидел, что по-настоящему полюбились Василисе и Любавушке два брата, два добрых молодца из соседнего государства – Степан да Данила. Собрал царь своих старших дочерей как-то вечером и говорит:
– Дочери мои старшие, пришла пора и вам замуж выходить. Жаль мне с вами расставаться, да ничего не поделаешь. Вижу, полюбились вам Степан и Данила. Что ж, молодцы они добрые. А, ужели вам по сердцу пришлись, то мне, старому, и желать больше нечего. Завтра поутру объявлю я пред всеми о своем отцовском благословении. Ох, и тяжело мне с вами расставаться. Разлетитесь вы, как голубицы, в разны стороны, и останемся мы вдвоем с Акулиною.
Вспыхнули щеки у девушек. Стыдливо глаза опустили они, а потом отвечали батюшке:
– Спасибо тебе, батюшка, за слово доброе. Не забудем мы с Любавой доброту да ласку отцовскую. Ты ж не скучай, не кручинься, а каждый седьмой день месяца в гости нас к себе ожидай.
Старик лишь слезу утер от радости.
Вдруг раздался гром; грозовые тучи небо затянули; сверкнула молния; а ветер поднялся такой, что деревья до земли склонились. Распахнул он двери, ворвался в царские палаты и закружился на месте. Испугались девицы, к отцу прижались. Обнял их отец и говорит:
– Не бойтесь, доченьки. То не ветер шумит, не гроза идет. То явился к нам гость незваный.
Лишь сказал он так, сразу ветер стих, и увидели все – посреди зала тронного, и правда, гость стоит. Видят сёстры: недобрый человек явился к ним. Мысли его, как и глаза, черны. А холодный взгляд в самую душу ранит. Одет незваный гость в чёрные одежды, на голове покрывало чёрное, перетянутое обручем из серебра. А в ногах его змеи вьются. Оглядел он сестёр, улыбнулся недоброй улыбкою и молвил:
– Слышал я, что ты, царь, дочерей своих замуж выдаешь. Потому и явился я к тебе во дворец.
– Вижу. Гостям здесь всегда рады. Только скажи, почто дочерей моих испугал?
– Люблю я силу-мощь свою показать, чтоб знали все, кто перед ними; чтоб склоняли люди головы и почитали меня за господина своего. Вот и явился я как гром среди ясного неба, чтобы поразить дочерей твоих своей силой, да забрать их с собой.
– Погоди-погоди, – отвечал царь. – Уж больно ты скор, как я погляжу. Не успел на порог ступить – имя свое не назвал – а уж дочерей моих забрать собираешься?
– Так ты не узнал меня, старик? – спросил гость и расхохотался, да так громко, что эхо по всему дворцу пошло. А потом вдруг нахмурил брови. – Трепещи же, человечишка, передо мною, потому как сам Черный Смерч к тебе в гости пожаловал. Не каждого удостоил я своим визитом. Вот мой тебе совет – не перечь мне, а лучше дочерей своих в дорогу собирай. Станут они мне женами, будут в золоте да серебре купаться, в роскоши жить да меня тешить. А на подарки я не поскуплюсь, тебя с Акулиною щедро одарю.
– Ишь ты, чего удумал! Дочерей моих забрать собираешься? Как же я отдам их тебе? Они уж просватаны. Я и слово царское дочерям дал. Да и богатства твои нам не надобны. Человек душой должен быть богат. У тебя же она черным черна. Так что, ступай себе с Богом. Не отдам я тебе дочерей своих – вот тебе и весь мой сказ.
– Так ты перечить мне вздумал? Разве не знаешь, что повинуются мне все на этом свете? На кого рассержусь я, тому не миновать беды: в пух и прах разнесу все вокруг, камня на камне не оставлю. А что слово твоё царское?.. На то ты и царь: слово дал – слово и назад взял.
Кинулись тут дочери в ноги к отцу, слезами залились горькими:
– Не отдавай нас, батюшка! Христом Богом просим!
– Не бывать тому! – ответил царь. – А вы, дочери любимые, не бойтесь. Не отдам я вас гостю непрошенному. А тебе так скажу, Черный Смерч: что бы ты ни говорил, не боюсь я тебя. Пугать меня – что воду в ступе толочь. Дочерей своих я в обиду тебе не дам: дороже их у меня нет ничего. Убирайся подобру-поздорову. Разговор наш закончен.
Как услышал Черный Смерч речи царские, еще чернее стал от злобы своей. Змеи, что у ног его вились, зашипели, засверкали глазами зелеными.
– Не желаешь по-хорошему? Впервые решил я спросить разрешения, да, видно, ни к чему это было. Погляди в последний раз на дочерей своих, царь. Больше вы не свидитесь.
Сказал так Черный Смерч, взмахнул широким рукавом – потемнело все вокруг. Закружился он на месте, ураганом прошелся по залу тронному и, как крепко ни держал царь своих дочерей, выхватил их и унес прочь. Увидел лишь царь, как по небу вечернему черная туча пронеслась и скрылась за горизонтом. Кликнул царь челядь свою. Кинулись все искать Василису и Любаву, да так и не нашли.
Утром позвал к себе царь Степана да Данилу и молвил им:
– Добрым должно было быть это утро для всех нас. Хотел я рано поутру объявить о ваших помолвках с моими дочерьми. Да черная беда пришла на наш двор: налетел ураганом Черный Смерч и унес моих дочерей неведомо куда. Что делать теперь, добры молодцы? Где искать их?
Отвечали на то Степан да Данила:
– За невестами своими мы хоть на край света отправимся, медлить не станем. Сегодня же и поедем. Где бы ни были они, голубки ясноглазые, везде их отыщем. Ежели через год не вернемся назад, значит, нет уж нас в живых.
Снарядились добры молодцы, на коней сели – и только пыль столбом завилась за ними. Хотел царь за младшей дочерью Акулиной послать, она в ту пору гостила у тетушки своей, а царевна уж тут как тут. Приехала, как сердцем чуяла, что случилось неладное. Расплакалась Акулина, узнав, что Черный Смерч сестёр её унёс, но утерла слезы горькие и решила найти Василису с Любавой во что бы то ни стало. Услыхал про то царь – разгневался:
– Одна ты у меня осталась. Никуда тебя не отпущу. Старших дочерей сберечь не смог, хоть тебя сберегу. Да, мыслимое ли это дело? Нет, голубушка! Не тот сапог да не на ту ногу надеваешь.
Выслушала Акулина отца, да от слова своего не отказалась. Утром раным-рано встала, собрала узелок, переоделась в крестьянское платье и тайком в путь-дорогу отправилась.
Долго ли, коротко ли шла царевна Акулина, про то неведомо. Много дорог она исходила, много добрых людей на своем пути встретила. Но где бы она ни была, у кого бы ни спросила, никто не ведал о Черном Смерче. Наконец-то, привела дорога Акулину к лесу. Идет царевна по узкой тропинке, любуется. Солнышко сквозь ветви деревьев проглядывает, соловушка заливается песней переливчатой. Села она у старого дуба отдохнуть да перекусить и только развернула узелок с едой, как – откуда ни возьмись – появилась перед ней белочка. Прыгнула она к царевне на колени, смотрит ей в глаза, словно просит чего-то.
– Видно, не мне одной есть хочется. Что ж, разделю с белочкой свой обед.