Арбалетчики в Карфагене

— Занавески от мух, господин, — это уже и Укруф сообразил, — А вот эти крючья на стенах — для масляных светильников. Я только не понял, почему двойные…

— Вторые — для курильниц! — дошло до меня, — Тебе, Укруф, будет задание — нащипать мелких веток можжевельника с хвоей и насушить. Комаров нам тут тоже не надо. А вот тюфяк…

Спать на голых досках, возможно, и принято у спартанцев, но мы-то ведь ни разу не спартанцы. Но спартанский быт — увы, не единственная разновидность мазохизма. Даже роскошные формы моей наложницы как-то не переполнили меня энтузиазмом от перспективы спать на ЭТОМ тюфяке, оставшемся от давних предшественников. То, что в нём за время бесхозности успело вывестись не одно поколение мышей — ещё полбеды. Софониба их не боится, мы с Укруфом — тем более…

— Ииииииии! — раздался из-за стенки справа пронзительный визг Наташки, — Володя, выгони её! Ииииии!

Мы прыснули в кулаки, представив себе эту картину маслом. Но вот клопы — это да, это — проблема. Оттого, что ты их не боишься, они тебя кусать не перестанут.

— Тюфяк — на хрен! — приговорил я доставшееся мне от предшественников "наследство". Для Укруфа переводить "на хрен" не требуется — не первый месяц уже мне служит и давно уж в курсе, что это и в каких случаях означает. А у нас и плащи есть, на них поспим.

— Моль, — напомнила бастулонка, — В тюфяке шерсть… ну, когда-то была. А наши плащи тоже шерстяные… Надо бы полыни найти…

— Вроде, видел где-то по пути. Найдёшь?

— Найду.

— Ну и тоже можжевеловым дымом всё окурите — не повредит.

На этом мою раздачу рабам "ценных указаний" прервал посыльный, сообщивший, что досточтимый Арунтий вызывает к себе старшего аркобаллистария Максима и аркобаллистария Хула — так называли нашего Васькина. Ну, раз наниматель вызывает — надо идти, как-нибудь уж слуги и без нас управятся.

"Досточтимый" был ещё занят, и нам пришлось ожидать в прихожей. Встретившаяся нам в коридоре "почтенная" Криула, разодетая куда роскошнее, чем даже в Гадесе, очень уж довольной этим не выглядела, но нас поприветствовала куда теплее, чем там, в Испании. Там мы были для неё варварами-чужаками, здесь — почти своими, испанцами. А мне, так и вовсе указала с хитрым видом пальцем за колонну. Стоило мне заглянуть туда, как на моей шее повисла Велия. Завернув в укромный закуток, мы долго и сосредоточенно тискались и целовались, и для этого нам не требовалось никаких слов. Слова понадобились потом — нам много чего было друг другу рассказать, но…

— Макс! "Досточтимый" зовёт! — спустил меня на грешную землю Хренио. Ну что опять за непруха такая! Что ни свидание, так обязательно какая-нибудь хрень! Карма, что ли?

3. Крутые дела крутого босса

Наш нынешний наниматель, "досточтимый" Арунтий — мужик крутой, без всяких натяжек. Не в том смысле, который вкладывает в это понятие всевозможная гопота. На четыре кости он всякого встречного без необходимости не ставит, своих людей без вины не дрючит, домашние рабы и домочадцы от него по всем углам не прячутся, и детей его именем мамаши не пугают, и в городе он среди олигархов не только не первый, но даже и не сотый. В бутафорский Совет Трёхсот уже входит, это успел, а вот в реально заправляющий всеми делами в городе Совет Ста Четырёх — ещё нет. Не в этом его крутизна, а совсем в другом. Богатством, властью и связями любой имеющий их ущербный урод силён, но станет ли кто-то уважать ущербного урода — по-настоящему, а не показушно? Арунтия было за что уважать. И, что особенно важно — не от него самого мы об этом знали, а от тех, кто служит ему поболе нашего. О чём-то рассказал Тордул, о чём-то Фуфлунс, о чём-то Акобал и Турмс В отличие от граждан греческих полисов, карфагенские граждане сами воевать не обязаны, наёмники на то есть. И среди простых-то граждан Карфагена, лёгкой жизнью не избалованных, не так уж много наберётся тех, кто не кошельком, а собственными руками воевал и собственной жизнью рисковал. Ещё меньше таких среди карфагенских олигархов, но наш наниматель — один из таких. И из этих весьма немногих — уж всяко не последний. Словом — ветеран Второй Пунической.

Альпы наш "досточтимый" с войском Ганнибала не переходил — все больше "по морям, по волнам" болтался. Если кто воображает себе, что это не в пример безопаснее, то напрасно — хвалёный флот Карфагена при всей своей мощи никакой особой славы себе в этой войне не снискал, и на море практически безраздельно господствовали римляне. Иначе зачем бы великий Баркид бил ноги себе и своим людям сухим путём и губил изрядную часть армии на альпийских кручах? Не был он дураком, да и не его был это план, а ещё его отца, Гамилькара Барки. Тот же дураком, тем более, не был. Просто нереально было перебросить армию морем, на котором уже с конца Первой Пунической хозяйничал Рим. Вот тогда-то и полюбил Арунтий корабли своих предков, здорово смахивающие на более поздние драккары викингов. Ну, если точнее, то не драккары, а эдакие гибриды шнекера с кнорром. Уступая во вместительности и грузоподъёмности "круглой" финикийской гауле, традиционный этрусский корабль был обтекаемее и быстроходнее при куда меньшей осадке. От униремы и даже иногда от биремы он мог уйти, а от триремы — спастись на мелководье, и это не раз выручало старшего сына Волния. Разведка побережья, переброска лазутчиков и посланцев к будущим союзникам с солидными деньгами для их подкупа — вот чем занимался в начале Второй Пунической наш нынешний наниматель. Ганнибал ещё только подступал к Альпам, а североиталийские галлы и лигуры уже с нетерпением ждали его прихода. Шла подготовка к восстанию против Рима на Корсике, зрели заговоры в городах Этрурии и даже на куда более лояльной к Риму Сардинии готовились диверсии против римского флота. Не Арунтия вина в том, что островитяне не утерпели и выступили раньше оговоренного срока, а этрусские аристократы перессорились между собой, не поделив плодов будущих побед — он свою часть дела выполнил. И уж, тем более, не его вина в том, что карфагенский флот не воспользовался победами Ганнибала при Требии и у Транзименского озера и не перехватил у Рима инициативу на море. Не ему же с его полутранспортниками-полугонцами было затевать сражения с римскими военными эскадрами!

Обошлись как-то без нашего "досточтимого" и при Каннах. Римский флот, в отличие от карфагенского, своё дело знал и по гаваням не отсиживался, а уход Баркида на юг Италии сделал риск бессмысленным. А в Карфагене ждала семья, в кругу которой и застал его Магон — младший брат Ганнибала — с известием о грандиозной победе. В отличие от Ганнона, Арунтию не нужно было объяснять, что и победители тоже нуждаются в подкреплениях. На следующий год, благодаря осуществлённому флотилией из Нового Карфагена отвлекающему рейду на Сардинию, эскадра Бомилькара прорвалась в Локры на юге Италии и доставила Ганнибалу подмогу — первую и единственную за весь его италийский поход. Сорок слонов и четыре тысячи всадников — половина нумидийцы, половина ливофиникийцы. В составе этой второй половины, полноценной линейной кавалерии, был и отряд этрусских эмигрантов во главе с Арунтием. Но избранный в Риме после Канн диктатор вернулся к прежним осторожным действиям Фабия Максима и не давал втянуть римлян в новое большое сражение, а Ганнибал не спешил идти на Рим. Бесконечные манёвры, мелкие стычки, неудачная осада Нолы, ранение при отражении римской вылазки. Не видя смысла в топтании по югу полуострова, когда Этрурия по-прежнему подвластна Риму, Арунтий, вместе с другими ранеными из числа своих этрусков, воспользовался подвернувшейся оказией для возвращения в Карфаген. А залечив раны, направился с Магоном в Испанию, где активизировались братья Сципионы, а Гасдрубал, средний из Баркидов, потерпев от них поражение, не сумел вывести армию на помощь старшему брату в Италию. Пока Баркиды наводили порядок в своих войсках, сын Волния помогал отцу в Гадесе и Кордубе, в том числе и по налаживанию добычи металла на кордубских рудниках.