Страница 11 из 19
Ну, местных античных аборигенов, конечно, не обладающих нашим "попаданческим" послезнанием. Я-то, всегда увлекавшийся историей поподробнее и поточнее куцей школьной программы, знал, как возрастут аппетиты нумидийцев по мере того, как они убедятся в своей полной безнаказанности. Со временем Масинисса и сам Карфаген начнёт считать "исконно нумидийской землёй" и на этом основании захочет присоединить к своему царству, дабы превратить его в полноценную средиземноморскую державу, так что на фоне этих будущих запросов его нынешние, уже удовлетворённые, притязания выглядели настолько скромно, что я аж присвистнул.
Но наш наниматель, моим послезнанием не обладавший, оценил моё удивление по-своему:
— Да, этот разбойник ограбил Республику так, как не грабил ещё никто, если не считать Рима. Но Рим победил нас в войне и взял своё по праву победителя, а этот шакал воспользовался удобным моментом и благосклонностью римлян. Хвала богам, он теперь удовлетворён и признал на переговорах, что Карфаген больше ничего ему не должен.
— Навсегда ли, досточтимый? — поинтересовался я.
— Не думаю — варвар есть варвар. Но сейчас возде границ расквартированы отряды ветеранов Ганнибала, которого этот разбойник всё-же боится. Ганнибал теперь — суффет и формально войсками не командует, но по старой памяти его воины по-прежнему готовы ему повиноваться. А часть их он нанял вообще на собственную службу и платит им жалованье из собственных доходов. Они расквартированы в его поместьях возле Гадрумета и выполнят любой его приказ. Пока у нас есть Ганнибал и его воины, Масинисса нам не опасен.
— А его подданные? — это я спросил как бы невзначай, но с улыбочкой, намекающей на скрытый смысл.
— Подданные? Ну, добропорядочные подданные обязаны уважать и соблюдать договоры своего царя, — проговорил "досточтимый" с такой же хитрой улыбочкой, — А преступники, дерзнувшие нарушить царскую волю — вне закона, и на нашей земле мы вправе поступить с ними так, как они того заслуживают. Ну, если сил на это хватит, — улыбка Арунтия стала ещё шире, — В Испании вы и сами видели, как бывает на деле. Цари и вожди договариваются между собой и с городами о взаимном уважении и мире, но некоторые из их недостойных подданных не считаются с договорами. То же самое и в Нумидии. Эти пастухи — разбойничий народ, и к набегам они привыкли настолько, что их царь не в силах остановить их, если бы даже и захотел. Раньше Республика нанимала этот беспокойный сброд на службу и спроваживала на очередную войну далеко отсюда. Но теперь Карфагену запрещено завоёвывать и удерживать чужую землю, и ему не нужна больше такая армия, как прежде. Нет у него и лишних денег, чтобы платить их дармоедам. Мелких шаек настолько много, что за всеми не уследить, и мы не можем полностью полагаться на нынешнюю маленькую армию. А наши земли с каждым годом становятся всё богаче и соблазнительнее для разбойников.
— Начали развивать хозяйство? — догадался и Васькин.
— Ну, почему же начали? Всегда развивали. Но раньше больше торговлей и завоеваниями занимались, а зерно проще было на Сицилии или в Египте купить. Виноград выращивали для вина, оливки для масла, а зерно — так, рабов на месте кормить. Теперь лишних денег на закупки нет, всё Рим высасывает, испанского серебра тоже нет, торговлю расширять уже некуда — что ещё развивать кроме хозяйства на земле? Начнём сами зерно и прочее вывозить — появятся и дополнительные деньги. Если, конечно, от нумидийских разбойников отобьёмся.
— И мы понадобились тебе для этого, досточтимый? — откровенно говоря, у меня были несколько иные планы, но не спорить же с нанимателем, едва поступив на службу и не выслужив ещё достаточного авторитета. Ладно уж, потерпим, а там видно будет.
— Да, большую часть вашего отряда я собираюсь разослать по загородным поместьям. Но вот вы сами с вашими умными головами нужны мне здесь. Стрелять, колоть и рубить у меня есть кому и без вас, мало будет — ещё найму, а вы умеете придумывать то, чего нигде ни у кого нет, и так, как никто нигде не делает. И знаете много чего такого, чего здесь никто не знает. Особенно — вы двое. В Гадесе Тордул рассказал мне, как вы вдвоём разгадали загадку с похищением Криулы и детей и этим облегчили поиск и погоню. Я не умаляю ваших заслуг в бою и не забываю о них, но это — важнее. Таких людей у меня мало, а загадок, требующих незаурядного ума — много. И те люди, что у меня есть, с некоторыми из них справиться не могут.
— И каковы же эти загадки, досточтимый? — хоть "на картошку" нас отправлять и не спешат, следовало всё-же подстраховаться, продемонстрировав нанимателю правильность его решения.
— Ну, не всё сразу! — усмехнулся Арунтий, — Хотя… Ладно, вот вам одна из них. Из Гадеса отец присылает мне одну траву, которую кое-кто здесь покупает у меня оптом за хорошую цену. Но это чистый торговец, посредник, который вряд ли использует её сам. Скорее всего, он её где-то кому-то перепродаёт, и гораздо дороже. Но где и кому? Этого мне выяснить так и не удалось. Люди, которых я засылал к нему разузнать, с этой задачей не справились, двое вообще погибли, а те из людей перекупщика, которых удалось подкупить, сами ничего не знают.
— А что за трава? Для чего используется? — быка явно следовало брать за рога, и я решил не мешкать. Не разгадаю — так хоть служебное усердие продемонстрирую.
— Если в её отваре выварить шерстяную ткань, то её потом долго не трогает моль. Но для дешёвой ткани это дорого, а дорогую покупают те, у кого есть рабы для ухода за ней.
— Ценная трава… А она точно из Гадеса? Почему я ничего не слыхал там о ней? Может быть, она откуда-то из другого места, а привозится через Гадес?
— Может быть и так — какая вам разница? Откуда она приходит ко мне, я знаю и без вас. С вашей помощью мне хотелось бы выяснить, куда она уходит от меня. Если справитесь — награжу по царски.
— Хорошо, досточтимый. Откуда ты берёшь свой товар — не наше дело. Но нельзя ли нам взглянуть на него?
— Это можно, — согласился наш наниматель, — Если вы займётесь этой задачей — вы должны знать, как эта трава выглядит.
По его знаку раб-слуга вышел и вскоре вернулся с образцами — кроме сухой травы с характерными широкими листьями, были ещё и сухие листья какого-то дерева, похожие на лавровые, только мельче. И если я сам внимательно пригляделся и даже незаметно принюхался к широколиственной траве, то наш испанский мент, как я заметил боковым зрением, больше интереса проявил к древесным листьям.
— Табак? — спросил я его по-русски, имея в виду траву.
— Да, это табак. А вот это — мне почему-то сильно кажется, что кока. Кокаин из неё делают…
— Я в курсе. Но не забывай, мы с тобой видим это впервые в жизни.
Повертев в руках образцы и того, и другого, с видом старательного, но безучастного запоминания, я перешёл на иберийский, на котором мы и общались с "досточтимым":
— Трава от моли — это вот это? А это ведь листья от какого-то дерева?
— Да, от моли вот эта трава, а листья для… гм… ну, некоторых других целей. Но их у меня покупает тот же посредник, что и траву, и их дальнейший путь мне тоже интересен.
— Мы подумаем над этим, досточтимый. Хайль Тарквинии! — я весело выбросил руку и прищёлкнул подошвами, отчего Васкес едва сдержал смех.
— А почему "хайль"? — не понял Арунтий, — Что это такое?
— А это наши соседи германцы так своих вождей приветствуют, а мы иногда подражаем им ради шутки. Но позволь и мне спросить, досточтимый, и не сочти за дерзость — почему тебя приветствуют по-римски? Я думал, в твоём окружении римлян не любят.
— Это наше, расенское приветствие. Своего у римлян почти ничего и нет. Сейчас они обезьянничают у греков, а раньше обезьянничали у нас. Вот и этот приветственный жест у нас собезьянничали. Да, мы не любим римлян, но с какой стати мы будем дарить им своё приветствие полностью?
Увлёкшись, наш наниматель выдал нам целую небольшую лекцию на тему "Этрурия — колыбель Рима, Рим — могила Этрурии", что мне и требовалось, дабы отвлечь его от деловой темы и возможных, связанных с ней, нежелательных для нас подозрений. После этого он нас отпустил обустраиваться, напомнив о необходимости улучшить свой хромающий финикийский и поскорее учить греческий.