Страница 8 из 10
За этот напряженный прищур, постороннему человеку показавшийся бы гневным, за резкие рывки его адамова яблока, когда он прошелся глазами по моему телу, я мгновенно простила всю нервотрепку и время, убитое на выбор чертова платья. Забылся и бесконечно тянувшийся вчерашний день в спа-салоне, и многочасовое неподвижное сидение, пока стилист вплетала в мои волосы сотни крошечных жемчужных нитей. Ради того, чтобы он смотрел вот так — будто перед ним все, о чем только мог мечтать в жизни, я бы перенесла все еще хоть сто раз подряд. Сеня резко выдохнул и, сжав зубы, так что желваки обозначились и побелели, посмотрел в сторону, словно боялся, что еще мгновение, и ткань на мне обратится в пепел.
— Привет, — прочистив горло, буркнул он, помогая мне усесться в салон и буквально запрыгивая следом.
Схватив мою ладонь он, прикрыв глаза, прижал ее к губам с такой нежностью, что я опять чуть не разревелась, как последняя дура. Вот как простое, почти невинное прикосновение может ощущаться настолько душераздирающе-пронзительно? Но его слова были полной противоположностью этому трепетному жесту.
— Прости, Васюня, но выбраться из-под меня в ближайшее время ты сможешь, только если пристрелишь! — пробормотал он у моей кожи, сопровождая это таким откровенно хищным взглядом, что я мгновенно постигла, что означает выражение «кровь вскипела».
Господи, да! Вот он — мой Арсений, мой мужчина, мой почти муж! Человек — средоточие необыкновенной нежности и обнаженной страстности, неистовой, не терпящей компромиссов любви и требовательного голодного вожделения, и все это мое!
— Как думаешь, мы можем угрозами выгнать всех из салона и угнать эту колымагу? — улыбнулась ему, ощущая, как дрожат губы. — Ты даже не представляешь, какие непристойнейшие мысли рождает во мне этот твой костюм.
— Ты убить меня хочешь? — рыкнул Арсений и, наклонившись, прижался губами к плечу, отчего меня прямо затрясло….
— Нарушаем, так сказать, веками устоявшиеся традиции? — во внезапно распахнувшейся двери автомобиля, готового тронуться, показался нагло ухмыляющийся Кирилл, за которым маячила утвердительно кивающая головой в такт речи друга-предателя мама. Поправив средним пальцев темные очки на носу, этот изверг (Господи, за все годы совместного существования я так и не разглядела, какой же он все-таки безжалостный человек!!!) согнулся в шутовском поклоне и издевательски подал Сене руку, как будто это дамочка на высоких каблуках, не имеющая возможности элегантно выпорхнуть из низкой машины. — Попрошу на выход, товарисч жених. В одной машине вам можно ехать уже только после ЗАГСа.
— Да чтоб тебя, — в сердцах рыкнул мой Сеня, а я, умоляюще глядя на него, продолжала мертвой хваткой держать его за рукав пиджака, как утопающий цепляется за последнее бревно после кораблекрушения.
— Ну, золотые мои, вы ж бесконечные семь двадцатичетырехчасовых веков продержались. А тут осталось-то всего двадцать минут до последнего, так сказать, барьера, окончательного момента, когда еще можно передумать и разъехаться в разные стороны.
— Я тебя, нах, прибью, — выскакивая из машины, рявкнул Сеня.
— М-м-м, я весь в ожидании чуда, — продолжал дразниться неугомонный гад. Боже, и этого негодяя я считала практически своим братом!
— Так, Сеня, возьми себя в руки. Ну, тут, и правда, потерпеть всего ничего осталось. А ты, Кирилл, перестань его подначивать, — встав между двумя сцепившимися взглядами мужчинами, строго произнесла моя мамуля. — Сеня, помоги мне сесть в машину к моей дочери. Кирилл, покажи Сене, в какой машине он должен ехать. И не вздумайте там подраться!
- Детишки, нам пора! — указал Кирилл на распахнувшиеся впереди двери, заставляя меня вздрогнуть.
— Да неужели! — облегченно закатила я глаза и последовала за Арсением, который разве что только бегом не ломанулся вперед, таща меня как на буксире.
— Ты посмотри, сколько у мужика энтузиазма! — посмеивался идущий сзади Кирилл, перекрикивая истошно орущий марш Мендельсона.
Очень высокая, нарядно одетая дама лет сорока изобразила явно многократно отрепетированную радушную улыбку, дожидаясь, пока дикая какофония звуков, несущаяся из динамиков, наконец придет к логическому завершению. Но потом она наткнулась взглядом на Кира, и, явно узнав, растерялась. Уже наступила тишина, а она все смотрела на него, шокированно смаргивая. Я тяжко вздохнула, припоминая, что он всегда оказывал такое действие на женщин вне зависимости от возраста. Обычно меня это несколько забавляло, но, черт возьми, не в день моей свадьбы, когда мое терпение и так уже истончилось до прозрачности! Я громко прочистила горло, привлекая к себе внимание, и приподняла одну бровь, прозрачно намекая на то, что некоторые тут вообще-то торопятся начать счастливую семейную жизнь. Дама встрепенулась, профессиональное выражение лица вкупе с дежурной улыбкой вернулись.
— Уважаемые гости! — громким мелодичным голосом начала она. — Мы рады приветствовать вас в нашем торжественном зале! Уважаемые жених и невеста! Сегодня у вас знаменательный день!
Так, мне кажется, или речь планируется весьма пространная и длинная? Переступила с ноги на ногу, чуть скривившись, и покосилась на Арсения. Он стоял серьезный и напряженный, как, наверное, никогда, губы сжаты в тонкую линию, брови чуть сдвинуты. Взгляд сосредоточенный, как будто боится что-то упустить.
— … день, полный радости и счастливых переживаний! — подтверждая мои худшие опасения, продолжила регистратор, делая, на мой взгляд, совершенно излишне долгие паузы между словами. Если так пойдет и дальше, то до счастливых переживаний я не доживу. Умру по пути!
— Вы стоите на пороге большого события в жизни каждого человека — рождение семьи! — и не думая ускоряться, все вещала и вещала дама какую-то пафосную обязательную ерунду, не цепляющуюся сейчас за мое сознание. И я не выдержала. Никогда не была особо отважной или нахальной, но тут дело, не терпящее отлагательств.
— Кхм… Прошу прощения, а не могли бы мы сразу перейти к тому моменту, где вы уже огласите самое главное, а мы зафиксируем согласие подписями? — максимально вежливо спросила я ее.
— Василиса! — это мама.
— Хах! Да уж, она точно твоя дочь, Мариночка, — это дядя Максим.
— А я-то думал, это будет твоя реплика, Кринников, — фыркнул Кирилл.
— Боже, Васюня, ты у меня просто сокровище, — «прошептал» на весь зал Арсений и поцеловал в висок, а потом поддержал меня. — Извините нас, конечно, но не могли бы вы уже сделать эту великолепную женщину моей женой официально, потому что ожидание и так растянулось уж очень надолго.
Как ни странно, дама не рассердилась, и ее рабочая улыбка сменилась искренней, удивительным образом совершенно преображая ее лицо.
— С удовольствием, — охотно кивнула она.
- Мы на минутку! — Крикнул Арсений всей честной компании, когда мы ввалились наконец в его кафе, готовое к свадебному торжеству. — Василисе чуть освежиться надо!
Я удивленно посмотрела на него, но промолчала и послушно последовала в сторону подсобки через добросовестно украшенный небольшой, но очень уютный зал. Все именно так, как хотела мама: гирлянды шариков и цветов, какая-то дребедень в классическо-праздничном стиле, плакаты и растяжки через зал с поздравлениями. Парадные двери распахнуты настежь демонстрируя живописный навес на открытом воздухе, насколько я знаю, сооруженный Арсением, Шоном и еще несколькими парнями из кайтерской тусовки собственноручно. Столы, что называется, ломятся от угощений, среди которых красуются такие знакомые пузатые, оплетенные шпагатом бутыли.
— Доченька, с тобой все нормально? — обеспокоенно спросила мама, которую по обыкновению поддерживал под локоть дядя Максим. Хотя она и чувствовала себя по ее же заверениям просто превосходно, мужчина все равно глаз с нее не спускал.
— Все прекрасно! — ответила, повинуясь многозначительной мимике моего… уже мужа. Господи, меня чуть от земли не приподымало от осознания сего факта. Хотелось прямо как принцесса Фиона из «Шрека» повторять без конца по поводу и без: «Госпожа Василиса Кринникова! Кринникова Василиса!»