Страница 6 из 13
– Красивая легенда, – мечтательно вздохнула Настя. – Не смотря на твои выдумки про наглость! Там же не так написано? Или ты и сам не читал?
– Не читал. Мне эту легенду сын утром рассказал. Он читал.
– Я не знала, что у тебя есть сын. Сколько ему, лет пять, семь? И он уже Платона тебе пересказывает? – удивилась Настя. – Как же так, – утром? Мы же утром здесь были!
– Не-е. Утром я только сам узнал, что у меня сын есть, а это уже потом он мне про Демиурга – андрогина рассказал.
– Ты нас совсем запутал! Твой сын что, здесь? Почему он тут сам, такой маленький?
– Нифига себе маленький – выше меня на пол головы! – эмоционально не согласился я.
Настя с Лехой вытаращили глаза.
– В пять лет выше тебя на полголовы?!
– Да какие пять лет, – ему уже двадцать пять! – выдал я.
– А тебе сколько? – не унималась Настя.
– Двадцать семь, восемь…
– Так ты его что, в три годика забалабахал?! – рассмеялся Леха.
– Какие три годика?! – неподдельно возмутился я. – Он только в этом году родится!
На их лица стоило посмотреть. Жалко, не догадался сфотографировать. Память была бы на долгие – долгие годы! Похоже, за сегодняшний день мы все наудивлялись на всю оставшуюся жизнь и, пожалуй, еще на парочку следующих.
Я сам все никак не мог полностью принять все эти хроновыверты и гримасы пространства – времени. Как там сказал Леха? «Без ста грамм, не разгребешься?»
– Че зависли? – меня слегка понесло. – Наливай, поговорим, до зануды, до зари! Так и быть, расскажу я вам эту нереально виртуальную и, одновременно, не виртуально реальную историю. Потом, всем вместе, проще решение принять будет. Только уговор – Максу со Степкой сами все перескажете, а то я еще раз напиваться не хочу!
IV
«Родители любят своих детей тревожной и снисходительной любовью, которая портит их. Есть другая любовь, внимательная и спокойная, которая делает их честными. И такова настоящая любовь отца».
Д. Дидро
Антон.
Резиденция Демиурга.
Я сидел за кофейным столиком на одном из балконов, размышляя о кажущейся бестолковости бытия.
Внизу, ну или вверху. Для меня это уже не казалось важным. Я привык к тому, как в этом месте противоположности переходят друг в друга, порою совершенно неожиданно. Совершенно не так, как мы приучены воспринимать. Здесь нет четкой границы, видеть которую нас заставляют с рождения. Белое – черное. Низ – верх. Добро – зло. Любовь – ненависть.
Бред.
Здесь все условности воспринимались как бред.
В этом месте жила гармония, которая, как известно – суть упорядоченный хаос. А красота – всего лишь степень гармонизации, лишь баланс между хаосом и порядком, воспринимаемый каждым из нас по-разному. Потому и понятие красоты для каждого свое. Не бывает Всеобщей красоты, как и Всеобщей гармонии.
Здесь теплый звук ослеплял глаза, а яркая темнота оглушала мозг. Левый поворот приводил направо и наоборот. Тишина кричала в уши, а молчанье громко стучало в висках. Ажурные башни, ассиметрично разбросанные по окружности свивающихся в квадратные спирали крепостных стен, были до безобразия великолепны и монументальны. А сам замок, словно борец сумо, решивший уподобиться балетному танцору. Изящно и непоколебимо встал он на носки пуант и безнадежно пытается дотянуться отвратительно невесомыми пузатыми башнями до бесконечно близкого прекрасного неба. Царапая ими тяжелые пушинки облаков, с легкостью китов плывущих к сияющей всеми цветами спектра линзе горизонта. Я уверен, – где-то в окрестностях обязательно найдется огромное ничто в микроскопическом всем, и стоило ли удивляться прихотям хозяев, зная, что им по силам из Точек создавать Вселенные.
Тем не менее, внутри замка все было привычно, без всяких наворотов – переворотов, иначе, подозреваю, колбасило бы меня, как Незнайкиного друга, который «опасался, что вот-вот выскользнет из своих сапог и полетит в мировое пространство вниз головой, а сапоги останутся на Луне». Демиург пояснил, – интерьер, таким как мы его видим, делает наше подсознание, беспокоящееся о нашем психическом здоровье, хотя, в действительности все выглядит совершенно иначе.
Спасибо хозяевам и на том.
А снаружи господствовала воля Демиурга и противоположности перетекали друг в друга непостижимым, порою, я бы сказал, – противоестественным образом. Вот и я плакал, радостно грустя, и смеялся, печально радуясь. Утрирую, конечно, но примерно так можно описать мое минорное настроение.
Как бы тебе ни хотелось порой, чтобы то, что с тобой иногда происходит, не происходило никогда, – не взирая ни на что, оно все равно происходит, как бы тебе не желалось, чтобы оно никогда не происходило.
Или еще:
Оно, конечно так, ежели что, но те то чтобы вообще, дескать, только так, а никак иначе. А все-таки себе на уме подумаешь, а подумаешь, конечно, нехорошо – вот тебе и, пожалуйста!
Да, именно, – вот тебе и, пожалуйста! Как тут не подумаешь нехорошо!?
Жил себе, не тужил, пока геморроя не нажил. На ровном месте. То вампиром оказался, то зачали меня не в нужном месте не в нужное время, то маманя, чуть ли не принцесса, объявилась через двадцать пять лет, то батя – старше меня на мышиный волосок, кандидат в Демиурги. Миры тоже может создавать, не хуже некоторых. А я только и могу, что в роли сдерживающего фактора для Мира и Земли выступать, типа мезонной бомбы, на стопицот мильярдов мегатонн. Достанут, рвану так, – всю Галактику будут по пылинке собирать. А теперь вообще, – еще и ответственность за жизнь двух миров на меня навесили. Сферу им складывай воедино, видите ли… Тоже мне, нашли мастера по кубикам – рубикам!
Вновь появилось ощущение, что я упускаю или забыл нечто важное. Какие-то смутные тени воспоминаний о том, чего не могло или могло быть. Что-то связанное с противостоянием и борьбой за место под Солнцем.
Мысли вернулись к недавнему разговору. Демиург не настаивал, но по всем прикидкам выходило кисло. Все описанные катаклизмы имеют место быть. Остановить их можно, только сведя в единое целое Землю и «Мир».
А для этого, собрать артефакт – октеракт надобно. Как и где, – о том Белые Иерархи ведают, не его это парафия. Повстречаемся с ними, – ниточку путеводную и получим. А пока – единственная надежда на Аксинью. Демиург не стал помогать встретиться с ней. Сказал, мол, не по чину ему с такой мелочью, как каждая отдельная планета, возиться. А мы, типа, и сами не маленькие.
Ну а я не стал Демиургу говорить о тех трети с третью сферы, нежданно-негаданно оказавшихся у меня. Одной, которая на Земле в барсетке забытая лежала, и второй, которая в «Мире» в Личной Комнате, завернутая в носок, благодатью бомжовской напитывается. Узнай Демиург о таком пренебрежении к артефакту мирового единения, со стены бы, наверное, подбросил, чтобы я об безличное общее все личные частности ободрал. Это у него здесь запросто.
Не стал рассказывать не из вредности, не для того, чтобы великой радостью не поделиться, хотя и делиться-то на самом деле нечем, – ну, есть. Ну, в разных реальностях. А где остальные части брать и как их все в одном месте Мироздания, в один шарик собрать?! Со мною бы кто-нибудь поделился! И не скажу я ему ничего! Пока. Пока самую последнюю часть не найду. А там, отдам, не отдам, фиг его знает, в каком пространстве недостающие части обретается. Найду, скажу, где лежат, а дальше пускай сам соображает, как пазлик до кучи складывать.
И вообще! Создатели-держатели хреновы! Брали бы и разруливали ситуацию сами!
Может быть, сбежать все-таки куда-нибудь в Океанию, на острова. Посидеть там годик – второй, глядишь, все и уляжется. Заодно понырять-позагорать, кораллов подсобирать в коллекцию. Кокосы-бананы опять же, в руках местных Пятниц, ведь Пятница, – женского рода, вопреки мнению героя Даниеля Дефо… Хотя… Нет, убегать в этот раз я не буду, хватит, набегался.
У меня от неожиданности даже дыхание перехватило – настолько все реальным показалось. И сухостью пассата, роняющего доску для виндсерфинга, воткнутую в пляжный песок, в лицо повеяло, и брызги океанские донесло. Где-то пели туземки, вплетая печаль в яркие цветочные венки. На поверхности волн показался треугольный плавник, и мелькнула огромная зубастая пасть…