Страница 34 из 86
Я отвернулся.
- Не знаю.
Он снова принялся намыливать лицо.
- Но ты все же пробовал, надеюсь?
- Да, однажды. В Дамаске.
- Ну и как?
Я ничего не ответил, и он воскликнул:
- Да не сиди же ты таким болваном! Уселся на своем стуле, как дох-ля я селедка, и смотрит куда-то в пустоту! Ну, отвечай, хоть раз-то расшевелись! Тебе это доставило удовольствие? Да или нет?
- Да.
- Так в чем же дело?
Я сделал над собой усилие и сказал:
- Что-то не тянет...
Он застыл с кисточкой в руке.
- Но почему? Она была противна тебе?
- О нет.
- От нее дурно пахло?
- Нет.
- Да не молчи же! Может быть, она была уродлива?
- Нет... как будто.
- Как будто! - сказал Шрадер, смеясь. - Так в чем же дело?
Я не ответил.
- Да не молчи ты! Так в чем же дело? - повторил он.
- Дело в том, - сказал я смущенно, - что с ней надо было все время разговаривать. Это утомительно.
Шрадер взглянул на меня, его глаза и рот округлились, и он расхохотался.
- Господи! Ну и забавная же ты маленькая селедка, Рудольф!
Во мне вдруг вспыхнула злоба, и я крикнул:
- Довольно!
- Ох, ну и чудной же ты, Рудольф! - еще пуще смеясь, воскликнул Шрадер. - Пожалуй, скажу тебе, Рудольф, пожалуй, тебе и в самом деле лучше было стать священником!
Я стукнул кулаком по столу:
- Довольно!
Некоторое время Шрадер молча смотрел на меня, потом отвернулся, и в наступившей тишине снова послышалось тихое поскребывание.
Фрау Липман не пришлось ждать нашего ухода и недели. Спустя два дня после того, как нас уволили с завода, Шрадер вихрем влетел в комнату и заорал, как сумасшедший: "Старик, идет набор в добровольческий корпус!" А через три дня, получив обмундирование и новое оружие, мы уже покидали Г.
Фрау Липман очень плакала. Она проводила нас до вокзала, помахала платком на перроне, и Шрадер, стоя у окна купе, процедил сквозь зубы: "Дура, но неплохая бабенка". Я сидел на скамье. Когда поезд тронулся, я окинул взглядом свою новенькую форму и почувствовал, что оживаю.
Нас направили на границу, в отряд Россбаха, стоявший в В. Обер-лейтенант Россбах понравился нам. Он был высокий, стройный, со светлыми волосами пепельного цвета, начинавшими спереди редеть. Выглядел он сурово, как все офицеры, но в то же время в нем была какая-то грация.
В В. нам делать было нечего. Россбах, да и мы тоже сгорали от нетерпения, ожидая приказа о выступлении. Но приказ все не поступал. Время от времени до нас доходили вести о событиях, в Латвии, и мы завидовали немецкому добровольческому корпусу, который сражался там с большевиками. В конце мая стало известно, что немецкие войска взяли Ригу, и мы впервые услышали имя лейтенанта Альберта Шлагетера - он во главе горстки людей первым ворвался в город.
Взятие Риги было последним большим успехом Балтийского добровольческого корпуса. После этого начались первые неудачи. Россбах решил разъяснить нам политическую игру Англии.
- Пока в Прибалтике были большевики, Англия, несмотря на перемирие, закрывала глаза на присутствие немецкого добровольческого корпуса в Латвии. И "господа в сюртуках немецкой республики" тоже в свою очередь смотрели на это сквозь пальцы. Но как только большевиков оттеснили, Англия "с удивлением" спохватилась, что Балтийский добровольческий корпус - это явное нарушение перемирия, и под давлением англичан немцам пришлось отозвать его. Однако люди из него не вернулись в Германию и - удивительное дело! превратились в добровольческий корпус русских белогвардейцев. Они как будто даже начали петь по-русски...
Кто-то засмеялся, а Шрадер хлопнул себя по ляжкам.
Прошло еще немного времени, и мы с ужасом узнали, что "эти господа в сюртуках" подписали Версальский договор. Но Россбах не сказал нам об Этом ни слова. Эта новость как будто вовсе его не касалась. Он только заявил, что настоящая Германия не в Веймаре, а повсюду, где немцы продолжают драться.
К сожалению, с каждым днем приходили все более печальные вести о Балтийском добровольческом корпусе. Англия вооружила против него литовцев и латышей. Английское золото лилось к ним рекой, а флот англичан стоял на якоре перед Ригой под латвийским флагом и обрушил огонь на наши войска.
Около середины ноября Россбах сказал нам, что Балтийский добровольческий корпус оказал нам честь и обратился к нам за помощью. Сделав паузу, он спросил, согласимся ли мы пойти им на помощь, если "господа в сюртуках" будут рассматривать нас как мятежников. На лицах многих появилась усмешка, и Россбах сказал, что он никого не принуждает: кто не хочет, пусть скажет. Все молчали. Россбах посмотрел на нас, и в его голубых глазах вспыхнула гордость.
Мы выступили в поход, а немецкое правительство направило отряд кадровых войск, чтобы остановить нас. Однако правительство выбрало войска неудачно они присоединились к нам. Вскоре произошел первый бой: путь нам преградили литовские части. За какой-нибудь час мы смели их. Вечером мы расположились лагерем на литовской земле и запели: "Мы последние немецкие солдаты, стоящие лицом к лицу с врагом". Это была песня Балтийского добровольческого корпуса. Мы разучивали ее слова уже несколько месяцев, но в этот вечер впервые почувствовали себя вправе петь ее.
Через несколько дней отряд Россбаха, пробившись через латышские войска, освободил немецкий гарнизон, окруженный в Торенсберге. Но после этого сразу началось отступление. Снег, не переставая, падал на равнины и болота Курляндии, дул пронизывающий ветер. Мы дрались днем и ночью. Не знаю, что бы сказал лейтенант фон Риттербах, если бы увидел, что мы поступаем с латышами точно так же, как турки поступали с арабами.
Мы жгли деревни, грабили фермы, рубили деревья. Для нас не было разницы между солдатами и гражданским населением, между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми. Все латышское мы обрекали на смерть и уничтожение. Когда нам на пути попадалась какая-нибудь ферма, мы уничтожали всех ее обитателей, наполняли трупами колодцы и забрасывали их сверху гранатами. Ночью мы вытаскивали всю мебель на двор фермы, зажигали костер, и яркое пламя высоко вздымалось на снегу. Шрадер говорил мне, понизив голос: "Не нравится мне это". Я ничего не отвечал, смотрел, как мебель чернеет и коробится в огне, и все вещи становились для меня как бы ощутимее - ведь я мог их уничтожать.