Смерть - мое ремесло

Две прохладные и сильные руки подхватили меня и приподняли.

Все происходило словно в тумане: какая-то женщина несла меня, я слышал ее тяжелое дыхание и совсем близко перед глазами видел две крупные капли пота, стекавшие по ее шее. Потом почувствовал, как меня опустили на кровать.

- Ну вот! - прозвучал веселый голос. - Мы воспользуемся тем, что у ребенка спал жар, и вымоем его.

Я почувствовал, что меня разделают, мохнатая влажная рукавица прошлась по всему моему телу, растирая его. Я отдыхал, посвежевший, лежа с полузакрытыми глазами на подушках. Медленно, превозмогая боль в шее, я повернул голову и увидел, что нахожусь в маленькой комнате.

- Ну как, мальчик! Хорошо?

- Да, фрейлейн.

- Вера. Для немецких солдат - Вера.

Раскрасневшаяся рука приподняла меня, взбила подушки и тихонько опустила мою голову на прохладную наволочку.

- Ничего, что ты будешь лежать один в этой комнате? Знаешь, почему тебя сюда положили?

- Нет, не знаю, Вера.

- Потому что ночью в бреду ты так кричишь, что мешаешь соседям спать.

Она засмеялась и наклонилась, чтобы подоткнуть одеяло. Кожа у нее на шее была пунцовой, будто она только что из бани, светлые волосы зачесаны назад и заплетены в косы. От нее приятно пахло туалетным мылом.

- Как тебя зовут?

- Рудольф Ланг.

- Хорошо. Я буду звать тебя Рудольф. Господин драгун разрешает?

- Пожалуйста, Вера.

- Ты очень вежливый для драгуна, Рудольф! Сколько тебе лет?

- Шестнадцать с половиной.

- Боже мой! Шестнадцать лет!

- С половиной.

Она засмеялась.

- Ну как же можно забыть половину. Рудольф! Самое главное - половина!

Она смотрела на меня, улыбаясь.

- Откуда ты?

- Из Баварии.

- Из Баварии? О, у баварцев крепкие головы! А у тебя крепкая голова, Рудольф?

- Не знаю.

Она снова засмеялась и провела тыльной стороной ладони по моей щеке. Затем она серьезно посмотрела на меня и со вздохом сказала:

- Шестнадцать лет, три ранения, малярия... Ты уверен, что у тебя не крепкая голова, Рудольф?

- Не знаю, Вера.

Она улыбнулась.

- Это хорошо. Это очень хорошо, что ты так отвечаешь: "Не знаю, Вера". Ты не знаешь, вот ты и говоришь: "Не знаю, Вера". Если бы ты знал, ты бы сказал: "да, Вера" или "нет, Вера". Не правда ли?

- Да, Вера.

Она расхохоталась.

- "Да, Вера"! Ладно, тебе нельзя много разговаривать. Похоже, что у тебя снова начинается жар. Ты стал весь красный, Рудольф. До вечера, мой мальчик.

Она сделала несколько шагов к двери, затем обернулась, улыбаясь.

- Скажи-ка, Рудольф, кому это ты сломал ногу?

Я приподнялся на постели. Сердце у меня бешено заколотилось, и я с ужасом посмотрел на нее.

- Что с тобой? - с испугом проговорила она, поспешно возвращаясь к моей кровати. - Ну-ка, ложись! Ты сам об этом все время говоришь в бреду... Ложись же, Рудольф!

Она взяла меня за плечи и заставила лечь. Потом кто-то сел на мою постель и положил мне руку на лоб.

- Ну, - послышался голос. - Лучше тебе? Мне-то что, пусть ты переломал ноги хоть десяти тысячам человек...

Комната перестала кружиться, и я увидел, что это Вера сидит у моего изголовья, Вера, раскрасневшаяся, с зачесанными назад волосами, пахнущая туалетным мылом. Я повернул голову, чтобы лучше ее видеть. Но она внезапно исчезла в каком-то красноватом тумане.

- Вера!

- Да?

- Это вы?

- Да, это я. Конечно же, дрянной мальчишка, это я. Это я - Вера. Ложись.

- Сломанная нога... Вера, это снег виноват... это не я...

- Знаю, знаю, ты столько раз повторял. Успокойся же.

Я почувствовал, как ее большие прохладные руки сжали мои запястья.

- Довольно об этом! У тебя подымется жар.

- Я не виноват, Вера.

- Я знаю, знаю.

Я почувствовал, как ее свежие губы приблизились к моему уху.

- Это не твоя вина, - прошептала она. - Слышишь?

- Да.

Кто-то положил руку мне на лоб и долго не отнимал ее.

- А теперь спи, Рудольф.

Потом мне показалось, будто чья-то рука ухватилась за спинку моей кровати и трясет ее.

- Ну! - сказал чей-то голос, и я открыл глаза.

- Это вы" Вера?

- Да, да. Теперь молчи.

- Кто-то трясет мою кровать.

- Это ничего.

- А зачем трясут мою кровать?

Светловолосая голова склонилась надо мной, и я снова почувствовал запах туалетного мыла.

- Это вы, Вера?

- Да, я, малыш.

- Останьтесь, пожалуйста, еще немножко, Вера.

Я услышал звонкий смех, мрак окутал меня, меня обдало холодом, и я начал падать с какой-то головокружительной высоты.

- Вера! Вера! Вера!

Откуда-то издалека донесся голос:

- Да, мальчик?

- Я не виноват.

- Нет же, нет, малыш. Ты не виноват... А теперь довольно об этом!

У самого моего уха прозвучало громко, как приказ:

- Довольно, довольно об этом!

И я с непередаваемым удовлетворением подумал: "Это приказ".

Передо мной появилась какая-то тень, я услышал невнятное бормотание, и, когда я открыл глаза, комната была погружена в полный мрак и кто-то, кого я никак не мог различить, стоя у меня в ногах, все время тряс кровать. Я крикнул во весь голос:

- Не трясите кровать!

Наступила полная тишина, затем у моего изголовья вырос отец. Весь в черном, он смотрел на меня своими глубоко запавшими сверкающими глазами.

- Рудольф! - произнес он отрывисто. - Встань... и идем... как ты есть.

Затем он со страшной быстротой стал удаляться от меня, но сам при этом как бы не делал ни одного движения, и вскоре я уже различал лишь его силуэт, возвышающийся над другими похожими на него силуэтами. Потом его ноги вытянулись и стали тонкими - теперь это был индус. Он бежал вместе с другими индусами, а я сидел на постели, сжав пулемет коленями, и стрелял по бегущим. Пулемет прыгал на матраце, и я подумал: "Не удивительно, что кровать трясется".

Я открыл глаза и увидел перед собой Веру. Солнце заливало комнату. Я сказал:

- Должно быть, я немного поспал?

- Да, немного! - ответила Вера, и спросила: - Есть хочешь?

- Да, Вера.

- Хорошо! Значит, жар спал. Ты опять бредил всю ночь, мальчик.

- Ночь уже прошла?

Она засмеялась.

- Да нет, не прошла. Это просто солнце ошиблось.

Она смотрела, как я ем, и, когда я кончил, убрала тарелки и наклонилась надо мной поправить одеяло. Я увидел ее зачесанные назад светлые волосы, нежно-розовую шею и вдохнул запах мыла. Когда Вера наклонилась совсем низко, я обнял ее руками за шею.