Страница 2 из 5
И, несмотря на препирательства, работа всё же началась. Зашумели плиты столовой для сезонных рабочих. И обе стали готовить завтрак для рабочих и задуманный Ариной изыск к обеду.
Тут первым в столовую пришёл Толик с гитарой на плече, как обычно. Достаточно было беглого взгляда, чтобы догадаться, что Толик явился после бурно проведённой ночи. Он оглянулся и, быстро достав носки из кармана, воровато надел их, пока не видели дамы, колдующие у плит. Потом крикнул им из зала столовой:
– С добрым утром, милые дамы! Как вкусно у вас всегда пахнет!
Арина, видя его, вспыхнула румянцем на щеках и загорелась от нахлынувшей нежности к этому красавцу – Казанове местного значения. Она была тайно влюблена в Толика, прораба одной из бригад сезонных рабочих, красавца и сердцееда тридцати лет. Но ничего, кроме страданий, эта влюблённость ей не принесла. И её напарница, Мария Ивановна, вынесла ему стандартный завтрак на подносе, потом продолжила раскладывать хлебницы с хлебом, стаканы с бумажными салфетками – готовить столовую к завтраку строителей. Обе заметно оживились, увидев обаятельного и бесшабашного Толика.
– Аринушка, душа моя! Арина Родионовна! Дай кофейку! И покрепче! Отчего я не Пушкин?! Все беды на земле оттого, что не на тех женятся! Вот если бы Пушкин женился на Арине Родионовне! – притворно трагически восклицал Толик, пока Арина готовила ему хороший, крепкий кофе. Но и Мария Ивановна «вставила свои пять копеек» в общую топку разговора:
– Вот именно, Толик! До сих пор огурчиком бегал бы! И до сих пор песни бы пел!
Толик, вдыхая аромат кофе, полностью согласился с нею:
– Точно! Все мы мужики такие… даже если и Пушкины! А, кстати, и я вам своё новенькое спою, – сказал Толик и взял гитару.
Одновременно на салфетках что-то увлеченно стал писать. Дописал. Он явно доволен. Берет гитару, пробует петь только что сочинённую песню «Треугольники любви», подбирая аккорды. Тут в зал столовой вошла Арина с горячим кофе, который так обрадовал Толика, но сначала он решил спеть своим первым слушательницам. Мария Ивановна съязвила:
– Ой! Ой! Ранний ты наш! Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!
Но Толик запел, и неплохо запел, несмотря ни на какие препятствия:
Толик пел, а дамы заслушались, забыв о своей работе. Но вдруг Мария Ивановна взглянула на Арину – и даже расстроилась, видя, какими влюблёнными глазами та смотрела на шалопута и разгильдяя Толика. Тут уж Мария Ивановна, едва дождавшись, когда Толик закончит свое выступление, тотчас – руки в боки и ну возмущаться, выразительно покачивая большим столовским половником:
– Толик! Треугольный ты наш! Что ж это ты такое поёшь! Ты о единственной и неповторимой любви девушкам-то пел бы! Треугольники? Хм… Я б тебя за все твои треугольники так отделала!
Но негодование Марии Ивановны нисколько не помешало Толику с наслаждением допить прекрасный кофе, украшенный премудростями кулинарных фантазий Арины.
А потом Толик в ответ Марии Ивановне, перебирая струны гитары, примирительно выдал Окуджаву, кивая на её половник:
– Вот, Мария Ивановна, если б не это: «Мы были б счастливы! Куда же гонишь ты своих коней?!» Подумайте, Мария Ивановна! Вы слишком строги! – высказался он, подчеркнув свое мнение бравурным аккордом, и, театрально изображая нарочитый испуг, убежал из зала столовой, подмигнув Арине на прощанье.
Конечно, Марии Ивановне он тоже был симпатичен, но она почти по-матерински жалела Арину, безответно влюбленную в Толика. В сердцах она пробормотала себе под нос, потому как сердилась на шалопута Толика: «Бывают люди, а бывают на блюде!»
А прораб Толик уже работал, отчитывал рабочих, распределял работу между ними. А из окна кухни любовалась Толиком Арина. Там она кашеварила, крутилась с большущим половником перед огромными котлами.
Арина опустила половник в борщ и опять взглянула в окно. Тут она увидела, что Толик, выразительно погладив усики, игриво подмигнул ей. Она, всплеснув от смущения руками, машинально выдернула из котла с борщом и половник. Смотрит на сердцееда Толика не отрываясь, зарделась и обомлела от радости, выразительно прижав к груди половник. От борща, оставшегося в половнике, на её белом халате проступило пятно цвета бордо в форме сердца. Она замерла и не заметила, что все котлы, кастрюльки и алюминиевые чайники – все разом закипели. Сковородки подгорели. Подбежала ей на помощь Мария Ивановна и, спасая завтрак, от души обругала её, остолбеневшую с блаженной улыбкой на губах. Потом, конечно, как и раньше, начала жалеть Аринку:
– Толик только голову тебе, девке, дурит, а тебе замуж пора!
– Со всех сторон твердят: «Замуж пора! Замуж!» – словно я сама, без «замуж», недочеловек какой-то! А вы, Мария Ивановна, сколько раз замужем были?
– Ну, знаешь, мужья не деньги, что их считать? Да я смотреть не могу на твои мученья! Слушай, есть тут одна бабулька, ну, знаешь, как знахарка. Ну ведунья она. Потому-то ведает и может сделать так, что и не такие с букетами приползали. И на коленках вокруг дома ползали. И женились как миленькие. Она может тебе помочь! Ну, чтобы очаровать и женить. А я знаю, как к ней пройти! К этой и к ведунье-вещунье, чтобы та поворожила какими-то только ей ведомыми способами, которые обладают чудодейственной силой исполнения желаний.
Обе, посмотрев на высоко висящие настенные часы, прикинув, что ещё минут двадцать на этот важный разговор у них есть. Они не сговариваясь заперли дверь столовой. Выдрали пустые листы из «Книги жалоб» ругачёвской столовой «МЕЧТА». И Марья Ивановна принялась старательно чертить на нескольких листах план, как пройти через лес к той ведунье. Сколько-то елок пройти, через какой именно пень берёзовый перепрыгнуть, какой-то ручей задом наперёд вброд перейти. Потом – сколько раз налево, сколько направо повернуть. И, всякое прочее. План вскоре был выложен вдоль всей столовой. Пока Мария Ивановна чертила, она рассказывала, поясняя все трудности пути к счастью:
– Но сколько ей, ведунье, лет, никто не знает, а живёт она в том потаённом месте так давно, что ещё моей прабабке Марье Ивановне приворожить помогла. Так давным-давно живёт, что памятью слаба стала, да и глуха как пень, но дело её верное, уж коль взялась за дело – всё получится! Но для памяти нужно ей что-нибудь подарить. Она те подарки берёт и тогда уж точно не забудет поворожить для того, кто ей это подарил.
В двери столовой всё настойчивее и сильнее стучались рабочие, но Арина и Мария Ивановна не сдавались, потому что никак не могли бросить свой план действий. Взятые штурмом двери столовой не выдержали. И распахнулись, отбросив в сторону засов. Но тут рабочие обомлели и замерли в дверях, увидев престранную картину. На полу сидели Арина и Мария Ивановна, и, как безумный пасьянс, раскладывали между столов испещрённые загадочными чертежами и планами страницы, вырванные из «Жалобной книги» столовой «МЕЧТА». Оторванная обложка «Жалобной книги» валялась в стороне. А в воздухе витал запах подгоревших котлет.
Глава 2
Глубокая ночь настала, и звёзды сверкали так ярко, словно хотели нашептать что-то невероятное, но очень ясное и важное. И звали, звали в неведомое, таинственное. Так, что не уснуть было Арине. И она подошла к окну. Откинув занавеску, Арина посмотрела на улочку за её окнами, по которой ей предстояло всего через несколько часов пойти к ведунье в надежде, что перевернется вся её хоть и хорошая, но скучноватая жизнь и наполнится счастьем, любовью, страстью. И поэтому нужно спать, просто спать, чтобы утром встать полной сил, чтобы всё задуманное состоялось. И с этими мыслями Арина вздохнула и опять легла в постель, натянув на себя одеяло, укрываясь с головой. Вытянув руку из-под одеяла, она погасила торшер, стоявший рядом с её кроватью. Но вскоре, отбросив одеяло, опять включила торшер, встала и подошла к столу. Вздохнула, посмотрев в угол рядом с дверью, на стоящие там рыбацкие резиновые сапоги её деда, чудом уцелевшие, которые специально для этого случая она раскопала в чулане. Достала из шкафа рюкзак и повесила на спинку стула. И опять легла, чтобы досыпать те оставшиеся до утра несколько часов. И действительно, сны ей снились какие-то быстрые, как в ускоренной съёмке, словно пытались уместить все отпущенные ей в эту ночь сны в оставшиеся до утра часы, но из-за потраченного времени ночи на сомнения и сборы часов этих осталось так немного. И уж теперь Арина заснула крепко. Так что до рассвета и не шевельнулась. Но с первыми лучами рассвета Арина проснулась. Встала с кровати и подошла к столу. Внимательно посмотрела на нарисованный план дороги к ведунье. Она была в смятении и полна сомнений. Вздохнула и, словно приняв окончательное решение, стала собираться в путь.