Страница 2 из 2
— Бедный я, бедный, — говорит, — утром и дом у меня был, и дети, а теперь ни дома, ни детей. С какой стороны ни посмотри на меня, один я, как солнышко в небе.
И заблестели у Ежика слезинки на глазах. Увидел Ивашка — плачет Ежик, выдвинулся из-за сосны.
— Чего, Ежик, слезы льешь?
— Домик, Ваня, пропал у меня. Уходил — здесь стоял, и ребятишки лежали в нем, а вернулся — ни детей, ни домика.
— Твоему горю можно помочь.
— Помоги, Ваня, — закланялся Ежик. — Век тебя помнить буду. Дети у меня. Как же мне теперь без них, — и опять заблестели в его глазах слезы.
— Ладно уж, так и быть помогу, — сказал Ивашка.
Встал поудобнее, нос вперед выставил, будто воздух нюхает.
— О, — говорит, — с той стороны твоим духом потягивает. Там и искать твоих ребят надо. Идем.
Идет медвежонок, к воздуху принюхивается, ищет будто. Семенит за ним Ежик, приговаривает:
— Век тебя, Ваня, помнить буду.
А когда вывел его Ивашка к спрятанному домику, совсем Ежик раскис от радости. Ежат обнимает, Ивашке кланяется:
— Спаситель ты мой.
И ежатам приказал:
— Кланяйтесь ему, дети, это он помог мне отыскать вас, не то расти бы вам сиротами.
Кланялись ежата, пищали:
— Спасибо, Ваня, спаситель ты наш.
Шел Ивашка лесом к родной берлоге, и было у него светло на сердце: какое он, оказывается, доброе дело сделал — помог Ежику ежат отыскать.
КОЛЕТ БУРУНДУК ОРЕШКИ
Заболели у Бурундука зубы, тяжело ему стало орешки грызть. Попробовал камешком колоть их, лапки отшиб. Увидел, Белка по веткам кедровым скачет, позвал ее.
— Зубы, — говорит, — у меня болят. Давай, ты будешь орешки грызть, а я тебя буду кормить за это.
Согласилась Белка. Усадил ее Бурундук за стол, орешками потчует:
— Сперва сама поешь, а потом уж мне грызть будешь.
Наелась Белка, стряхнула скорлупки ореховые с груди, спрашивает:
— Сколько тебе на день орешков нужно?
— Да пятьдесят разгрызи и хватит мне, — сказал Бурундук и насыпал перед Белкой горку орешков. — И не спеши, я тебя не тороплю. Как управишься, так и ладно. Сам знаю — нелегкое это дело.
Подсела Белка к орешкам — хруп, хруп, — нахрупала пятьдесят штук, придвинула к Бурундуку:
— Ну вот, тебе на день хватит. Ешь, а я побегу поиграю.
Взбежала по кедру на макушку и ну по веткам скакать. И призадумался тут Бурундук, раскинул умом пошире. Нет, думает, шельмовство это: час работать, день гулять. Он думал, что Белка весь день будет ему орешки грызть, а она за полчаса управилась.
И сказал Бурундук Белке:
— Не нужна мне такая помощница: ты на меня всего полчаса трудишься, а я тебя весь день корми. Шельмовство это.
— Так я же тебе на весь день орешков нагрызаю, тебе же больше не надо.
— И все равно шельмовство это, — сказал Бурундук и прогнал Белку.
И теперь по всем дням сидит Бурундук у пенечка и колет на нем орехи камешком. Один раз попадет по ореху, а три раза по пальцам. Плачет от боли, а Белку не зовет: уж больно быстро она с работой управляется, за что ее кормить?
ВСЕ ПОНЯЛ
Жили по соседству Крот с Сусликом. Крот, бывало, зароется с обеда в землю и спит до утра. А Суслик, тот нет, тот обязательно вечернюю зарю проводит. Встанет на кургане желтеньким столбиком и стоит, посвистывает:
— Золотистая какая!
Поспит немножко ночью и опять на курган бежит — утреннюю зорьку встретить. Глядит на нее и присвистывает:
— Огневая какая!
Попытался один раз и Крот зарей полюбоваться. Сел вечером возле Суслика, глядит прямо перед собой и ничего не видит: глаза-то у него слепые. Поталкивает Суслика, спрашивает:
— Ну, какая она, заря-то, сегодня?
— Золотистая, как репа, — отвечает Суслик.
А Крот и репы никогда не видел. Спрашивает:
— А какая она, репа-то?
Сбегал Суслик на деревенский огород, принес репу.
— Вот такая, — говорит, — заря сегодня золотистая.
Повертел Крот репу в могучих лапах, сказал:
— Понимаю, — и полез в нору.
Утром он опять сидел возле Суслика. Захотелось ему и утренней зарей полюбоваться. Сидел, глядел прямо перед собой и ничего не видел. Поталкивал Суслика, спрашивал:
— Ну какая она, утренняя заря-то?
— У, она сегодня красная, как морковь, — отвечает Суслик.
А Крот и моркови-то никогда не видел. Спрашивает:
— А какая она, морковь-то?
Сбегал Суслик на деревенские огороды, принес морковину.
— Вот такая, — говорит, — красная заря сегодня.
Повертел Крот морковину в могучих лапах, откусил кусочек, почмокал губами, сказал:
— Вот теперь понимаю: заря круглая, как репа, и сладкая, как морковь.
ЛОСЬ ИЗ ГОРЕЛОВСКОЙ РОЩИ
Подружился Лось из Осинников с Лосем из Гореловской рощи и уманул его к себе жить.
— Вдвоем веселее. Разговаривать обо всем будем. И что во сне увидим, друг дружке рассказывать.
Лось из Гореловской рощи сначала отказывался, не шел.
— Я, — говорит, — здесь родился. Здесь у меня все свое. Каждая тропинка, каждое деревце знакомы.
— И у меня в роще все узнаешь, со всеми перезнакомишься. Разве это долго? Подошел, обнюхался — вот уже и знакомы.
И Лось согласился, пошел. И правда, быстро освоился в Осинниках: роща не лес, здесь все на виду. И все бы хорошо, но однажды попил он воды из озера да и говорит:
— Эх, поставить бы вон с той стороны две плакучие ивы, а вот здесь камень бы замшелый утвердить с выщербнутым боком, и было бы это озеро совсем как мое в Гореловской роще.
— Придумаешь ты тоже, — сказал Лось из Осинников. — Если с той стороны поставить плакучие ивы, а здесь камень замшелый утвердить с выщербнутым боком, тогда это будет уже твое озеро, а сейчас оно — мое. Понимаешь — мое.
Ничего на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то вскоре после этого проходили они мимо горы. Остановился он, задрал голову кверху и говорит:
— Эх, если бы этой горе да побольше лысинку, да вон там оврагом бы ее черемуховым разрезать, то была бы она совсем как моя гора у Гореловской рощи.
— Ну и придумал же ты опять, — сказал Лось из Осинников. — Да если эту гору побольше вылысить да черемуховым оврагом прорезать, то это уже будет твоя гора, а сейчас она — моя. Понимаешь — моя.
Ничего и на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то проходили они по полянке, а он остановился вдруг и вздохнул.
— Эх, — говорит, — если бы вон ту березку переставить вот сюда, а эти дубки убрать и на их место поставить две сосенки, то была бы она совсем такой, как у меня в Гореловской роще.
— Послушай, ну что ты все выдумываешь? — сказал Лось из Осинников. — Ведь если ту березку переставить сюда, а на место этих дубков поставить две сосенки, то это уже будет твоя полянка, а сейчас она — моя. Понимаешь — моя.
— Вот и я об этом же думаю, — сказал Лось из Гореловской рощи. — Если здесь ничего моего нет, тогда зачем же я здесь? Понимаешь — зачем?
Сказал и пошел из Осинников в свою рощу. Сперва не быстро шел, но чем ближе подходил к родным местам, тем все машистее, шире шаг делал. Потом побежал…