Чары Мареллы

Отчитавшись таким образом, мужчина вышел, почтительно пятясь спиной, – последнее, что он увидел, прежде чем дверь закрылась, были наполненные печалью и болью глаза любимой, которая словно просила его: оставь свои попытки, перестань мучить себя и меня. Прислонившись лбом к холодной каменной кладке, Данте постоял так с минуту, чтобы успокоить своих внутренних демонов, и отправился на поиски стены, которая, как он верил, существовала где-то…

– Только посмотрите на этот экземпляр, Чарльз, – двое мужчин, одетых в костюмы второй половины девятнадцатого века, смотрели вслед безумному влюбленному. – Разве это не доказательство полной несостоятельности вашей теории? По-моему, в нем нет ничего животного – напротив, его сводит с ума любовь, а это чувство свойственно только возвышенным натурам. Вы так не считаете?

– Совершенно не согласен с вами, мой друг, – отозвался тот, к кому был обращен вопрос. – Любовь для него – это вожделенная, но несбыточная мечта. Пока она маячит перед ним, бедняга Алигьери будет бежать вперед, как тот осел за морковкой. Уберите цель – и он потеряет смысл жизни. Нет, что бы вы ни говорили, Карл, а люди все-таки живут по принципам животного сообщества. Да что я вам объясняю – вы лучше меня доказали это в своих трудах.

– Я? Разве? – удивился мужчина с густой окладистой бородой.

– Конечно! Разве вы в своем деятельном подходе не заявили целостность общества как единственный оптимальный способ существования человечества? А что может быть более целостным, нежели стадо?

– Интересная интерпретация, – рассмеялся бородач, которого развеселила точка зрения собеседника. – Я имел в виду другое, конечно, но и ваше видение имеет право на существование.

Так, непринужденно беседуя, мужчины продолжили прогулку, оставив в покое несчастного Алигьери с его, как выразился Чарльз Дарвин, морковкой…

Он убегал так долго, что теперь уже не помнил, что значит оставаться на одном месте дольше, чем одну ночь. За время затянувшегося путешествия странник узнал больше, чем за всю предыдущую жизнь, и если раньше он считал себя ученым человеком, то теперь понимал, что был самонадеянным болваном, только приоткрывшим дверь сокровищницы знаний и сквозь щелку наблюдавшим за тем, чего до конца не понимал. Приди он к этому выводу чуть раньше – и тогда ему не пришлось бы бросать в спешке лабораторию, обрекая ее на разграбление церковниками. Но враг был слишком могущественным для того, чтобы не считаться с ним. В стремлении познать сущее человек навлек на себя гнев сил, о существовании которых прежде даже не задумывался. Что ж, он получил то, чего заслуживал, но это не значит, что нужно сдаваться. Жизнь продолжается.

Место, куда он прибыл, выгодно отличалось от городов и крупных деревень, в которых ему приходилось бывать раньше. Оно находилось в такой глубинке, что путник бесчисленное количество раз рисковал замерзнуть, провалившись в полынью, – неудивительно, что проводники отказались идти с ним, теперь мужчина их прекрасно понимал.

Осмотревшись, он с удовлетворением отметил, что поселение было вполне пригодным для жизни: насчитав как минимум с десяток домов, путник безошибочно определил кабак, больше похожий на корчму, – снег вокруг деревянного здания был плотно утоптан, сквозь закрытые ставни пробивался свет, а изнутри слышался громкий смех. Вытащив из кармана небольшой предмет овальной формы, мужчина внимательно посмотрел на него, затем перевернул и поднес к глазам: то, что увидел, вероятно, полностью его устроило, потому что он удовлетворенно хмыкнул и вернул предмет на место. Оглядев себя с ног до головы, он остался доволен своим внешним видом, отряхнулся и, открыв дверь, шагнул внутрь. В тот же момент разговоры стихли – присутствующие внимательно рассматривали незнакомца, который, поприветствовав всех, прошел в самый дальний и темный угол комнаты и уселся за отдельно стоявший стол.

По всей видимости, гости забредали сюда достаточно редко, потому что в ближайший час основной темой для приглушенных разговоров был новоприбывший – народ перешептывался, многозначительно кивая в его сторону и строя различные предположения о том, кто он такой и зачем пожаловал. Наконец от общего стола отделился молодой человек и подошел к незнакомцу. Не дожидаясь приглашения, он уселся напротив и молча уставился на него.

– Что? – наконец не выдержал тот.

– Вот и я о том же, – затараторил парень. – Что? Ты, мил человек, не подумай, мы не дикари какие, но и нас понять можно. Поздний вечер, зимушка-зима за нос щиплет, волки воют вокруг – и тут ты такой красивый появляешься. Один, без сопровождения, без оружия. И вроде бы не охотник, судя по одежде. Ты ведь безоружный? А то у нас не любят тех, кто разбоем промышляет. На днях вот парочка в наших краях обнаружилась – по лесам принялась на путников нападать да всякие пакости учинять. Народ здесь мирный, но только до поры до времени. В общем, эти двое случайно в проруби оказались – можешь посмотреть. Там, за лесочком, речка есть у нас. Вот я и говорю, что мы рады тебя видеть, но ты бы рассказал о себе. Кто ты, зачем да почему. Новостями-то наша жизнь небогата – сам, небось, понял это, пока добирался до нас. Меня Ерохой зовут.

Внимательно слушая многословного молодого человека, гость периодически кивал, давая понять, что следит на его рассказом, и, когда тот кончил, поднялся, обращаясь ко всем собравшимся:

– Всем доброго здоровья! Я странник, прибыл издалека – путь мой был долгим и трудным, но, надеюсь, он подошел к концу. Мне полюбились ваши места, и я хотел бы остаться здесь надолго. Зовут меня Бертран де Бо, я один – ни жены, ни детей. Если найдется свободный дом, я с радостью его куплю – денег у меня не много, но на первое время хватит. Если дома нет, то я с божьей помощью его построю своими руками. Работы я не боюсь.

С удовольствием услышав, как мужики одобрительно зашумели, он продолжил:

– Я ничем не торгую и мало чего могу предложить вам, кроме своих знаний, – прежде мне приходилось заниматься врачеванием. Вроде бы все.

Когда он опустился на место, из другого конца комнаты раздался надтреснутый голос, который принадлежал такому древнему старцу, что было удивительно, как он еще не рассыпался.

– А что за имя такое? Как ты сказал – Батран? Или Баран? Знавал я одного Барана – из соседнего поселения мельник. Ты не родственник ему?

– Бертран – мое имя. Нет, я здесь никого не знаю – моя земля, Прованс, находится очень далеко.

– Прованс – это, если мне не изменяет память, во Франции? – Старик подался вперед и впился глазами в собеседника. – Говорят, там тоже можно жить. Не так привольно, как здесь, конечно, но можно. Что заставило тебя покинуть дом и отправиться в такое трудное и опасное путешествие? Уж точно не наша теплая зима.

Мужики, которым, видимо, понравилась шутка, так громко загоготали, что свет, который исходил от нескольких горящих свечей, задрожал, и по стенам заплясали причудливые тени.

– Мой дом перестал быть тем местом, в котором я бы хотел встретить старость, – осторожно ответил Бертран, не ожидавший такой осведомленности от старика.

– Отчего же?

– Люди там убивают друг друга за различия во взглядах. Церковники бьются за власть, а народ при этом страдает. Тому, кто стремится к спокойной жизни, там не место – вот я и решил отправиться искать новый дом. Надеюсь, что нашел.

Выслушав его, старик жестом подозвал к себе молодого Ероху, который торопливо подбежал к нему и помог подняться. С трудом переставляя ноги, старик добрался до стола, за которым сидел Бертран, и опустился на деревянный табурет. Странный жест, подумал француз, к чему было напрягаться? Ведь размеры комнаты позволяли общаться, даже не повышая голоса. Впрочем, когда старик оказался рядом, мужчина понял, зачем ему понадобилось приближаться, – под взглядом глубоких, черных, как смола, глаз он почувствовал себя кроликом. Вот тебе и дед, ахнул Бертран. С таким шутки плохи – дурака не поваляешь, мигом раскусит. Впрочем, возможно, это даже к лучшему. Политес здесь вряд ли оценят, а честность он и сам уважал. Пока он размышлял, старик устроился удобнее и продолжил расспросы: