Хазарский пленник

— Я пришёл именно сегодня, потому что он не выполнил обещанного. Василий молод и хитёр. Теперь он полагает, что мне поздно менять решение. Как может русский довериться мятежнику? Ведь Фоке проще убить русского архонта, чем договариваться. Да и после договора кто помешает победителю разгромить малую дружину, устранить на всякий случай ещё одно препятствие? Азбука войны — раздели и властвуй. Нет врага — нет сомнений.

— Да. В этом вся Византия, — согласился Варда Фока. — Василий принял унизительный мир, подписал его с фатимидским халифом Азизом, опасаясь нашего объединения. А мне бы и в голову не пришло брататься с врагами. Но объясни, что ты имеешь против Анны? Чем тебе не угодила принцесса? Или вот — вера? Среди наёмников много славян, и почти все христиане.

Он спрашивал что-то несущественное, вслепую нащупывая верный ход, гадая, можно ли верить русскому, или это очередная пакость Василия? Поверив русскому, он рискует всем. Но разве, вступая в битву, рискует меньше?

— Что будешь пить? Вино? Может, чай?

Русский помотал головой и для верности подтвердил отказ, поясняя:

— Не увлекайся напитками накануне решительных схваток. Отрава — любимый удар византийцев. И вообще, сделай так, чтобы никто не знал о нашей встрече. Ни повара, ни телохранители. Понимаешь?

Фока возмущённо вскинул голову, хотел ответить резкое, но в глазах пришельца не было вызова, заметно, совет благожелателен.

— Анна для меня пустой звук. Я её не видел, но полагаю, никакая женщина не стоит того, чтобы народ менял веру, угождая жене правителя. А о вере, о ваших патриархах не стоит и говорить. Тот же Василий не раз мытарил отцов церкви. Вспомни: кто побил иерусалимского патриарха Сергия его же жезлом, кто приказал бросить в море с камнем на шее архиепископа Иллариона, а у епископа Захария вырвал язык? И это слуги господа, лучшие из лучших? Если таковы лучшие, то чего мне ждать от прихлебателей внизу пирамиды? От своры болтунов, умеющих лишь расписывать чудеса мессии? Нет, веру мы не сменим, отстоим нашего бога. А сейчас скажи прямо, что тебя смущает? Боишься ловушки? Но в чём она? Разве я вымогаю невыполнимое? Унижаю тебя? Толкаю к подлости?

— Действительно. А чего ты вымогаешь? Назови хоть одно требование. Я их не слышал.

— Станешь императором, отдашь Ярополка. Подпишешь договор. Мирный. Отзовёшь своих начётчиков. Хватит мне голосистых словоблудов, хватит. Вот где сидят!

Гость чиркнул ребром ладони по горлу.

— И ты хочешь меня уверить, что впустую свершил стремительный переход? Уйдёшь без золота, поверив бумаге мятежника? Мне?

— Отчего впустую? Мир между Русью и Византией — совсем не пустой звук. Торговля вернёт потери. Нужно лишь дать купцам привилегии. Что касается Анны, она мне даром не нужна. Я женат и, поверь, счастлив. Моя жена не развратная лицемерка и предана мне, не князю и правителю, а именно мне, понимаешь?

Гость поднялся, мягко, как могут подниматься лишь молодые, ведь князю всего двадцать пять лет, ни один сустав не хрустнул, ни одна жилочка не дрогнула.

— Мне пора. Золото возьму сам. На обратном пути. Города Святослава останутся нашими, уж не обессудь. Так что не ищи подлога. Скажу больше. Даже Василию я не изменяю. Он приказал мне стоять, стоять насмерть. И мой центр завтра будет стоять, укрывшись за стеной щитов, за копьями. Неподвижно. Даже когда ты начнёшь громить фланги. Ты бросишь все войска на фланги, распорядишься ими на свой лад, а центр так и останется бесполезным камнем. Потому что Василий лишил нас лошадей. Опасается, что побежим. Это ли не подлость? Надеюсь, ты ещё способен отличить подлость от воинской уловки.

Гость поклонился, шагнул к опущенному пологу, скрывающему выход, дождался прощального жеста Варды Фоки и вышел.

Полководец успел шепнуть вестовому:

— Никому ни слова!

Полог колыхнулся и застыл, только сквозь щёлку слышалось шуршанье дождливой травы.

На рассвете апрельского дня (месяц мухарам), в пронзительно ясное утро, какие бывают после дождливой ночи, войска имперского центра и восставших сошлись в страшной сече.

Василий, смелый и решительный стратег, немало перенявший от Цимисхия, возглавлял конницу левого фланга. Выдвинулся вперёд и распахнул икону в сверкающем окладе, которая стала символом победы, своеобразным стягом, достойной заменой золотому орлу легионов Рима.

Варда Фока также атаковал флангом и нашёл противника взглядом. С криком, призывающим воинов не щадить врага, он бросился к Василию. Они сближались. Телохранители оберегали предводителей от случайных стрел, отметали копья противника. Но помешать поединку предводителей не могли[30].

Святая икона не обратила в бегство мятежников, и теперь император должен был либо принять вызов врага, либо отвернуть, показывая тем самым, что не желает рисковать собственной жизнью во имя победы. Другие пусть, но не он, багрянородный.

Василий решил иначе. Он ещё надеялся на подкупленного отравителя, на собственную удачу, на скорый перелом в битве, ведь его центр стоит непоколебимо. Он ещё не видел картины боя. И не знал, что вся сила мятежного войска обтекает центр и разрывает фланги, нисколько не опасаясь атаки русской дружины.

Он так и не успел узнать, что все его уловки бесполезны. Потому что Варда Фока справился с противником в первой же сшибке. Меч опытного воина нашёл щель.

Всадники разъехались, вот между ними уже десять саженей, вот двадцать. Фока разворачивал лошадь, когда Василий сполз на бок, тщетно пытаясь ухватиться немеющими руками за сбрую боевого коня. Телохранители опоздали. Василий упал. Сорвалась перемётная сумка с иконой, золотой оклад отражал чистое солнце, а рядом валялся бесполезный меч императора и нарядная латная рукавица.

Дальнейшее сопротивление не имело смысла. Императором стал Варда Фока. Сражаться во имя Константина, никогда не принимавшего участия в сражениях, не способного справиться с полнотой власти, армия не желала.

Имперский центр пятился, сползал в лощину, а затем побежал. Варда Фока благодушно приказал умерить пыл и проявить милосердие. Лишние жертвы ни к чему, теперь все войска будут подчиняться ему, новому императору Византии. Переговоры, раздел земель, сложные отношения с поверженной стороной, жаждущей иметь свой кусок, — всё это ещё впереди. А сейчас время победы. Все склонили головы.

Всё. Кроме неподвижного центра. Русские всё ещё стояли, скрываясь за стеной щитов. Разгромить русскую дружину ещё не поздно и сейчас. Кто упрекнёт Фоку в подлости? Кто знает о тайном сговоре? Никто. Опасения горстки чужаков понятны.

Пора навестить ночного гостя. Мирный договор, о котором толковал Владимир, вполне устраивает Фоку. Другое дело — города Болгарии. Но всему своё время, наводить порядки в Болгарии некому. Нет сил. Приходится уступить русским. Много ли возьмёт дружина из шести тысяч воинов? Ей-богу это не самая худшая из сделок.

Вечером Владимир и Фока подписали мирный договор.

— А что с Ярополком? — спросил Владимир, перед тем как приступить к переговорам и уточнению пунктов взаимных обязательств.

— Всё решено, — ответил Фока. — В том мешке его голова. Хочешь убедиться?

Он кивнул в направлении воинов, стоявших у ковра с подарками, подготовленными для русского князя. Мешок был не один. Фока приготовил и золота, и других драгоценностей.

— Я многим обязан тебе. Сражение оказалось скоротечным. Потери ничтожны. А ещё мои воины нашли отравителя. Представляешь? Я мог не дожить до утра. Признаюсь, подумал, что это твоя работа, но пытка развязала его паскудный язык...

— Тогда приступим к договору? — впервые улыбнулся Владимир. — Надеюсь, ты всё обдумал и согласишься, наш мир гораздо полезнее обеим сторонам, чем бесконечная мелочная грызня.

Новые традиции легко прививаются, если они несут радость. Кто сказал, что в русских обычаях нет триумфального шествия? Кто сказал, что Роду не ставят памятников после удачных походов? Что Перуну не приносят жертв в виде петушиной тушки? Что князь никогда не разбрасывал денег по примеру византийских императоров?

30

Согласно историческим хроникам, в этой битве произошло чудо, Фока внезапно умер, едва углядев икону. Современные исследователи уверяют, что полководца отравили накануне сражения. Кто и как — установить невозможно, слишком велик временной промежуток. Но в нашей повести все складывалось иначе.