Страница 9 из 71
«Один литературный герой, помнится, оказался в каменном веке — с перочинным ножом и зажигалкой в кармане. Автору, наверное, пришлось поднапрячься, чтобы привести ту историю к «хэппи-энду». Я, слава Богу, где был, там и остался. У меня полный комплект снаряжения, есть продукты и оружие. Есть карты и снимки. Что нужно делать? Возвращаться в посёлок, конечно. Это возможно? Теоретически — да. В середине или в конце лета, наверное, дней восемь — десять пути. Как зимой без лыж — не знаю. В принципе, снег в открытой тундре довольно плотный и держит хорошо. Идти можно по санному следу, только на твёрдом насте он, наверное, потеряется. Вообще-то, в посёлке нет ни одной собачьей упряжки — ещё со времён войны. Может, это какие-нибудь колхозники-совхозники из окрестностей? Впрочем, об этом лучше не думать».
С принятием решения жизнь вновь обрела цвет, вкус и запах. Кирилл оценил остатки продуктов: по-хорошему дней на семь. Если питаться впроголодь, то можно растянуть на пару недель. Тушёнка и сгущёнка оказались не очень кстати — по сравнению с концентратами пища, конечно, хорошая, но уж очень тяжёлая. «Патронов у меня полно — можно в дороге охотиться. Вот только на кого? Вообще-то, жизнь вокруг кипит — мышки какие-то бегают, птички чирикают, зайцы в кустах лазают, куропатки летают. Ну, допустим, в лемминга из ружья стрелять не будешь, стоит ли куропатка истраченного патрона — ещё вопрос, а вот, скажем, ворону съесть — милое дело. Вон, кстати, одна сидит...»
И началась первая охота. Причём настоящая — не забавы ради, а для пищи. В том смысле, что добыча позволила бы сэкономить крупу и консервы. Птица оказалась отзывчивой и доброй — после выстрелов далеко не улетала. В азарте Кирилл сжёг два дробовых патрона из полученных в институтской оружейке. Во второй раз облако дроби явно накрыло жертву, но почему-то не произвело на неё никакого впечатления. Тогда охотник зарядил картечь, добытую за личные деньги (товарного чека продавец ему не выдал). Это подействовало — перья полетели в разные стороны. Рассматривая свою первую жертву, Кирилл пришёл к выводу, что, пожалуй, не настолько ещё оголодал, чтобы пытаться употребить в пищу то, во что картечь превратила птицу. «А вот „казённая” дробь, похоже, дрянь. Патроны, наверное, лет десять пролежали на складе и теперь годятся лишь для подачи звуковых сигналов. Гадство: груз и так получается немалый, а придётся их тащить с собой — не выкидывать же! Или истратить на куропаток?»
Душевный подъём, однако, после этого открытия не угас. Кирилл вспомнил, что он, кроме всего прочего, ещё и учёный. Фигня, которая с ним приключилась, со временем, конечно, рассосётся. И придётся объяснять коллегам, почему он побывал рядом с «точками» и даже не посетил их. Отправляться в путь прямо сегодня он не был готов морально, а потому решил-таки залезть на ближайшую сопку с тагитом. Заодно и осмотреться...
Судя по карте, высота горушки составляла чуть меньше полутора сотен метров. Кирилл карабкался на неё часа два, увязая в снегу и рискуя переломать ноги на невидимых под ним камнях. Оказавшись на вершине, он с чувством глубокой досады обнаружил, что выбрал, пожалуй, самое неудобное место для подъёма. Тагит — хитросплетённая груда рогов — оказался на месте. Вокруг него была голая земля, если, конечно, так можно назвать подернутую лишайником щебёнку. По-видимому, снег с вершины сдуло ветром.
Готовясь к экспедиции, Кирилл успел почти наизусть выучить описания этих культовых сооружений, да и пожелтевших фотографий в отчётах сохранился добрый десяток. Так что ничего особенно нового увидеть он не ожидал. И не увидел. Если не считать того, что верхние рога на этой куче были относительно свежими — ветер трепал на них клочки шерсти. Кроме того, оказалось, что с восточной стороны в основании кучи имеется нечто вроде узкого лаза или подкопа. «А вот про это никто ничего не говорил и не писал! На „новодел" не похоже — вынутые камни поросли лишайником почти так же, как окружающие. Попробовать туда залезть?»
Какой-нибудь «чёрный археолог», наверное, так бы и поступил, в надежде быстренько найти «ком» золота или какой-нибудь ценный артефакт, который обеспечит ему безбедную жизнь надолго. Кирилл же был профессионалом и прекрасно понимал, что ничего трогать и никуда лезть просто так нельзя. Уж если производить на объекте какие-то действия, то они должны скрупулёзно документироваться. Всё, что он может и имеет право сейчас делать — описывать, рисовать, фотографировать. Чем он и занялся, позабыв на время обо всех своих заморочках. Внимательно осмотреть окрестный пейзаж он тоже позабыл.
А когда вспомнил, то увидел много интересного и в очередной раз пожалел, что не обзавёлся биноклем. На севере по снегу перемещались серые вытянутые пятнышки, которые вполне могли оказаться пасущимися оленями, а на юго-западе... Там, чуть ли не у самого горизонта, между сопок что-то двигалось. Что-то такое длинненькое проползло и скрылось за холмами. Следом ещё одно, и ещё... Понять, что это, с такого расстояния было нельзя, оставалось лишь фантазировать. В том числе и предположить, что это кто-то куда-то едет. А если это так, то не исключено, что этот кто-то захочет пересечь Уюнкар, а самая удобная дорога проходит по долине, где стоит палатка. Значит... Значит, надо немедленно двигать вниз!
Спускался Кирилл не по своим следам, а по противоположному, более пологому, склону. Это оказалось гораздо удобнее, но внизу пришлось огибать основание сопки. Стараясь сократить путь, он решил перелезть через невысокую скальную гряду, и когда оказался наверху, то застыл от неожиданности, не зная, как реагировать — радоваться или наоборот.
Дело было в том, что метрах в двухстах от его палатки возник целый лагерь. К воткнутым в снег палкам привязаны собаки — много. Они почему-то не лают. Длинные узкие сани расставлены на снегу четырёхугольником. В центре двое людей возятся с каким-то полотном — вроде как палатку ставят. Ещё один человек роется в грузе на нарте, а четвёртый просто сидит в стороне и, вероятно, размышляет о смысле жизни.
«Что прикажете делать в такой ситуации? Турист где-нибудь в Подмосковье был бы крайне недоволен появлением соседей. В местах ненаселённых, говорят, гостям всегда рады. Но кто тут гость, а кто хозяин? Куда идти: к себе или к ним — знакомиться?»
В конце концов Кирилл решил отправиться сначала к своей палатке, а там видно будет. Пришельцы бросили свои занятия и стали смотреть, как он идёт по снегу. Совсем не обращать на них внимания было нельзя, и пришлось помахать рукой — мол, привет, ребята! При этом Кирилл разглядел, что незнакомцы одеты исключительно в «национальные» костюмы, и стал прикидывать, кто же это может быть — весь в мехах и на собаках? Фольклорный ансамбль, что ли?
В палатке он провозился довольно долго — решил надеть более лёгкую обувь и заменить потные носки сухими. Наконец он был готов и начал выползать наружу. Начал и увидел, что на краю проталины стоят двое с копьями (?!) в руках и, вероятно, ждут его появления. То, что эти палки — длиннее человеческого роста — являются колющим древковым оружием, сомнений не вызывало: на их концах, уставленных в небо, имелись острые наконечники, причём не металлические, а из чего-то белого — кости, наверное. В мозгу Кирилла вихрем промчалась целая стая вопросов типа: «Почему с оружием? Почему не подошли к палатке? Почему молчат? И вообще?!» Ни одного ответа, конечно, не нашлось, но рука сама собой ухватила ружейный ремень.
Кирилл окончательно вылез на свет Божий, встал на ноги, повесил за спину ружьё, приосанился и двинулся навстречу гостям. Метрах в пяти от них он остановился, изобразил улыбку и сказал по-русски:
— Приветствую вас! Откуда будете?
То, что эти двое являются представителями «северных народов», было ясно с первого взгляда — их одежда и лица вполне гармонировали друг с другом. Шокировало другое: старший (лет сорок?) был никак не ниже 180 сантиметров и, насколько можно было судить, телосложение имел атлетическое. Второй (лет восемнадцать-двадцать?) был чуть пониже и похлипче, но тоже выходил далеко за рамки представлений «белых» людей о фенотипе коренных жителей Арктики. Ни внятных усов, ни бород на их бурых лицах не имелось, тёмные волосы на голове были подстрижены, что называется, «под горшок», а макушки, кажется, выбриты.