Воины снегов

Покинув острог, довольный Чаяк отправился вниз по течению замёрзшей Коймы. Он проехал вымершее от голода в позапрошлом году стойбище мавчувенов (за недоимки по ясаку русские реквизировали у них все съестные припасы) и стал приближаться к месту, где раньше жила семья оленного таучина Мгынука. Его самого и его людей русские долго пытали, а потом убили. За что и почему, никто так и не узнал. Выехав из-за очередного поворота русла, Чаяк увидел четырёх менгитов, которые ловили сетью рыбу подо льдом. Один из них был с «огненным громом» — вероятно, на случай нападения «немирных иноземцев». Самозваного таучинского «князя», естественно, охватила жажда наживы, и он решил предпринять атаку.

Подробности «ледового побоища» (двое против четверых!) таучин пересказывал не меньше часа. В результате вооружённый казак и один из рыбаков погибли, а двое других смогли убежать, добраться до своих собачьих упряжек и уехать в сторону острога. Гнаться за ними Чаяк счёл ниже своего достоинства. Ему достался бесценный трофей, из которого он позднее и пытался застрелить Кирилла. В ходе боевых действий воин сумел подсмотреть (и запомнить!) манипуляции, которые казак проделывал с ружьём перед выстрелом. Тогда, судя по всему, заряд был уже в стволе, так что самой главной операции таучин не увидел и, соответственно, остался в уверенности, что для выстрела достаточно чего-то там насыпать на полку. Кстати, пороховницу с вынутой пробкой он выловил из проруби и аккуратно вылил из неё воду. Поскольку всё было сделано правильно, отказ оружия работать в чужих руках, безусловно, был связан с колдовством.

Вооружённый менгитской фузеей и исполненный гордости за себя любимого, Чаяк не удосужился даже изменить обычный маршрут, которым его караван уходил в открытую тундру. По пути к Уюнкару путники наткнулись на небольшое стадо мавчувенских оленей, за которым присматривали двое незнакомых подростков. Чаяк с племянником, конечно же, взялись за арканы. Они отловили и зарезали пять оленей, остальных разогнали. Люди они были добрые, поэтому убивать пастухов не стали, а дали им возможность спокойно убежать. После чего вдоволь наелись свежатины — кое-какие части оленя (но не мясо!) традиция позволяет употреблять «сырьём», — что-то погрузили на нарты для собак, остальное (большую часть) бросили и двинулись дальше.

Теперь Кириллу стали понятны причины столь массированной погони за безобидным «торговым» караваном. Он, неплохо зная историю этого края, мог бы даже кое-что добавить. Атаковать таучинский караван мавчувенов, конечно, заставили, русские — сами они на такое вряд ли решились бы при всём своём численном превосходстве. Активность же русских, скорее всего, была вызвана не гибелью «своих», а захватом «иноземцами» казённой фузеи, за которую придётся отчитываться.

Перевальная долина — место, как всем известно, чрезвычайно волшебное. Так что Чаяк даже не очень удивился, увидев здесь нечто весьма необычное — яркую сине-жёлтую палатку Кирилла. Рядом с ней лежали другие интересные и соблазнительные вещи. Всё это, несомненно, предназначалось ему — Чаяку. Вот только следы однозначно указывали, что у этого богатства какой-то хозяин уже (точнее, пока ещё) имеется. Надо отдать должное таучину: воровать он не стал, а решил дождаться владельца, чтобы честно его убить и с чистой совестью присвоить имущество. Последующие события разворачивались на глазах и при участии Кирилла.

Рассказ и пояснения были закончены глубокой ночью, однако расходиться никто не собирался. В пологе вновь появились блюда с дымящимся мясом и очередная чуть подваренная оленья голова. Сонливость Кирилла сменилась этаким мерцающим нервным возбуждением — пальцы подрагивали, в голове звенело, от переизбытка кофеина в крови слегка подташнивало. При всём при том было ясно, что теперь его очередь развлекать хозяев. Несчастный аспирант оказался решительно не в состоянии сочинить правдоподобную историю своего появления здесь. И он решил говорить правду — будь что будет!

— Раньше я жил в большом стойбище, где все жилища сделаны из камня.

— О-о! — сказали слушатели. — Из камня! Как же вы перевозите их во время кочёвок?!

— Мы не перевозим их, а-всегда живём на одном месте!

— А-а, — сказали слушатели, — так вы береговые, как Чаяк?

— Ну, считайте так, если хотите, — согласился рассказчик. — Наше стойбище так далеко отсюда, что вокруг на целый год пути не живёт ни одного таучина!

— О-о, неужели вокруг вас лишь одни мавчувены?! — дружно изумились туземцы.

— Вокруг нас совсем нет «настоящих» людей, — печально подтвердил гость. — Причём уже давно. «Сильные люди» нашего стойбища сказали мне: «Скучно так жить, Кирилл. Отправляйся в путь и найди стойбища таучинов. Узнай у них, не болеют ли их олени, хорошо ли плодятся. Если встретишь береговых, спроси, в каком посёлке убили больше китов, чья байдара самая удачливая. Узнай все новости, Кирилл, — сказали мне „сильные люди“, — и возвращайся домой, чтобы нам было о чём говорить зимними вечерами в пологе».

— Да-а, — отреагировали слушатели, — это очень трудная и важная задача. — Неужели ты был в пути целый год?! А как ты кочевал летом?

— Очень просто, — пожал плечами аспирант. — Я летел сюда на железной птице.

— О-о, на железной птице!

— Только она устала и села на землю далеко отсюда.

— Далеко отсюда?!

— Да, далеко! Тогда мой «друг» Иван Петрович запряг для меня железного оленя, который громко рычит на бегу и никогда не устаёт.

— О-о, Питровись! — очень оживились слушатели. — Питровись — хороший человек! Как поживает его сын Серь-га? Здоровы ли его внуки? Родились ли новые?

Звон в Кирилловой голове усилился, окружающая реальность начала расслаиваться и как бы троиться. Учёный глубоко вдохнул и выдохнул спёртый воздух, пребольно ущипнул себя за ногу. Это не помогло, и он придумал другой способ:

— О, да! Недавно у него родился шестой внук. Чтобы вы разделили его радость, Петрович передал вам подарок — сейчас я принесу его!

Вещи были сложены в холодной части шатра, где возле костерка женщины готовили очередную порцию еды для мужчин. Кириллу этого показалось мало, и он, как был в трусах, выбрался наружу. Немного постоял на морозе, вдыхая чистый воздух полной грудью. Потом отошёл чуть в сторонку, помочился, нагнулся и сунул два пальца в рот — к основанию языка. Его обильно стошнило, и в голове вроде бы прояснилось. Кирилл пожевал снег, чтобы очистить рот, и вернулся в шатёр. Из груды барахла под стенкой он вытянул мешочек с колотым сахаром. Хотел было отложить себе хоть пару кусков, но мысленно махнул рукой: «...Потерявши черепушку, плакать, что ль, по волосам?!»

Если чай для этих тундровиков был чрезвычайной редкостью, то сахар — продуктом легендарным. В том смысле, что о белых камушках удивительного вкуса рассказывались легенды, но никто их в глаза не видел и не пробовал. Пока шла дегустация и обсуждение, у Кирилла оказалось достаточно времени для размышлений. Он запретил себе строить версии и гипотезы, а попытался составить план извлечения из присутствующих необходимой информации. Реализовать его удалось лишь отчасти, но информации было получено немало — и какой!

Родов, кланов и племён у кочевых таучинов нет, и никогда не было, что бы ни говорила об этом марксистская догма. Основной хозяйственной единицей является семья. Семьи же образуют неустойчивые объединения, группируясь вокруг «сильных». Такое объединение — стойбище — обычно скреплено лишь слабыми узами родства, дружбы, необходимостью совместного выпаса оленей или угрозой нападения врагов. Так вот: в пределах ближайших тысяч километров люди всех стойбищ знают, что в горах Уюнкара имеется волшебное место. Когда-то давно оттуда пришло много незнакомых таучинов вместе со своими оленями. Некоторое время пришельцы сражались с местными, но постепенно подружились, породнились и рассосались, утратив память о том, где они были до того, как оказались здесь.

Данное же место как было волшебным, так и осталось. Через два года на третий те, кто кочует поблизости, собираются в определённое время возле жилища Тгелета и устраивают праздник с песнями, плясками и жертвоприношениями. Помимо обычных жертв — оленей — туда принято приносить зимние шкурки разных животных: лис, песцов, горностаев. Годятся также шкуры медведей, волков и росомах. Их добывают по случаю — когда подвернётся, иногда получают от соседей, которые не хотят или не могут сами участвовать в мероприятии. Если всё будет сделано правильно, если праздник (или массовое камлание) получится, то через перевал Уюнкара к жилищу Тгелета на железном олене приедет «хороший человек». Он всегда приносит людям очень ценные подарки — большие ножи. При этом он радуется, если ему самому дарят те самые шкуры — для него-то их и собирают. Старики рассказывают, что раньше приходил отец Питровися, которого звали Сипаныч. Железного оленя у него не было, и он ездил на собаках, словно береговой таучин. А ещё раньше появлялся отец Сипаныча, но никто уже не помнит, как его звали. Почему именно ножи, причём не хозяйственные, а боевые? Потому что так было всегда! Никому и в голову не приходит желать от пришельца чего-то другого.