Страница 80 из 82
Кирилл тряхнул головой, возвращаясь в белую, прокалённую морозом реальность. Он поймал губой сосульку, свисающую с усов под носом, откусил, погонял её языком во рту и выплюнул. Теперь говорил русский: он пытался представиться так, чтобы его «дикий» собеседник понял смысл слов «армия», «офицер», «служба», «приказ». Кирилл наблюдал за его потугами и выборочно усваивал информацию: «Этот парень, похоже, мой ровесник. Из семьи знатной, но бедной. Наверное, хотел сделать быструю карьеру на краю Ойкумены, а попал как кур в ощип: командира убили, он теперь старший, ситуация критическая. Похоже, Петруцкий был самодержцем, властью ни с кем не делился, смену себе не подготовил. Парень явно в растерянности, но держится мужественно». Кирилл медленно поднял правую руку в останавливающем жесте:
— Хватит!.. Кхе! Гмы... Женщина, ты свободна. Можешь вернуться к таучинам — я не держу на тебя зла. Можешь остаться с менгитами. Кхе... Уходи! Я буду говорить с этим воином на его языке!
Луноликая колебалась не больше секунды — и двинулась вперёд. Она прошла совсем рядом с Кириллом. Он напрягся, чтобы не повернуть головы, чтобы не скосить глаза, пока она не исчезнет из поля зрения. Офицер смотрел на них. Он, наверное, чувствовал, что происходит нечто напряжённо-серьёзное, но вряд ли понимал, что именно.
А Кирилл смотрел в лицо сверстнику, отмечал пятна старых и новых обморожений на коже, тёмные круги под глазами и прикидывал, что бы такое ему сказать? Так ничего и не придумав, он спросил — буднично и просто:
— Сколько ночей уже не спишь, Владимир?
— Что-о?! Ты... Вы... Встать, когда с тобой говорит офицер Его Импера...
— Перестань, — отмахнулся учёный. — Меня зовут Кирилл. Я не дворянин, но учился, наверное, больше и лучше тебя.
— Врёшь... мерзавец!
— Не хорохорься, лейтенант. В Российской армии у меня такое же звание. Правда, я числюсь в запасе... И армия эта из будущего другого мира — надеюсь, другого!
— Кхе-кхе... Дезертир?! Изменщик!
— Может, оно и так... Скажи лучше, о чём ты собрался говорить с врагом? Что хочешь нам предложить?
— Да кто ж ты такой?! Толмач, что ли?!
— Считай, что таучин, — усмехнулся Кирилл. — Тойон, князец или «лучший мужик» — понимай как хочешь.
— На Потаповых работаешь! — догадался офицер. — Иуды! Столько народу сгубили, сволочи! За тридцать серебреников продались!
— Ни на кого я не работаю, — разочаровал собеседника Кирилл. — И денег не получаю — ни от кого никаких. Только тебе этого не понять. Псы вы тут все! Дворовые псы — в меру верные, в меру подлые, но все трусливые и жадные... Короче: чего надо?
Офицер утёр рукавом нос, оглянулся на своих и заговорил:
— С таучинами хотим замириться: нам аманатов, вам государевы подарки. Оленей вернёте. Пусть и не всех... Договоримся... Государю отпишу, что замирились, покаялись и под рукой его быть поклялися. Бог даст, вам милость выйдет — ещё и с прибытком будете!
— А острог?
— Ну... — замялся лейтенант. Как бы пожар приключился — по воле Божьей...
— И Петруцкого по той же воле бревном зашибло, да? — усмехнулся Кирилл. — Не прокатит, Володя. Эту сказку ты для таучинов придумал — поверят, мол, нехристи, а там видно будет. Я тебе так скажу: ни строиться, ни кормиться мы вам не дадим. И ружья с пушками вам не помогут — до весны никто не доживёт. Могу предложить лишь одно — «добровольную смерть». Бросайте оружие, и мы вас перебьём — всех. А мавчувены и сами разбегутся.
— Кирилл... Эта...
— Что?
— Я не... Я тебя не выдам! Святой крест — не выдам!
— Ты считаешь, меня просто разбойником, да? Ладно, пусть так и будет. Только ты меня обязательно выдашь, Владимир! И сдашь, и выдашь, и продашь при первой же возможности! Ваши понятия о чести мне известны. А потому: иди на хрен! Я бы на твоём месте просто застрелился.
Офицер медленно повернулся. Постоял несколько секунд и двинулся прочь. Походка у него была странной — словно ноги перестали сгибаться в коленях. Он отошёл метров на пять и остановился, сгорбился — кажется, полез за пазуху.
«Если у него там пистолет, — размышлял Кирилл, — то с разворотом может и пулю всадить. С такого расстояния промахнуться трудно. Начнёт поворачиваться — надо резко качнуться влево... Или чёрт с ним?»
Лейтенант не повернулся. Но выстрел всё-таки раздался — как-то глухо. Меховой капюшон на офицерском затылке разлетелся кровавыми клочьями.
«Молодец, — мысленно одобрил Кирилл, поднимаясь на ноги. — Вот только кухлянку мне забрызгал, сволочь. Правда, она и без того грязная... Теперь надо с Тгелетом разобраться».
Казалось, что с тех пор прошла тысяча лет, что прожито несколько жизней, но Кирилл узнал-таки одного из посланцев — он когда-то конвоировал его к жилищу всемогущего демона. Учёный даже ослабил контроль над собой, чуть не выпустил волнение наружу:
— Что-то случилось? Он зовёт меня? Нужно к нему ехать? А когда — прямо сейчас, да?
— Нет, не так, — улыбнулся воин. — Не знаю, что кому нужно, а я выполнил поручение: нашёл Киря и передал, что ОН ХОЧЕТ ТЕБЯ ВИДЕТЬ. Пойми, это всё, что надо было передать, — ни словом больше, ни словом меньше.
— Ясно... — вздохнул Кирилл. — Сроки исполняются — медленно, но неуклонно. Вот только зачем?
— Этого я не знаю.
— Разумеется.
Русское воинство обосновалось прямо на пепелище. Здесь было полно дров, но отсутствовал корм для оленей. Живые животные служилым были уже не нужны, их вполне можно ‘было забить на мясо, которое заведомо не испортится на таком-то морозе. Но ездовые олени — основа жизни большинства мавчувенов.
«Сильные» люди таучинов всё это понимали. И действовали с максимальной жестокостью — то есть не предпринимали ничего. Кирилл объяснил, что любая атака, любое нападение сплотит мавчувенов и русских перед лицом общего врага. А мы не будем нападать, мы будем просто смотреть! План сработал безотказно: на третий день развернулось целое сражение. Мавчувены пытались уйти вместе с оленями, а русские их не пускали. В принципе, это, наверное, выглядело как обычный бунт «иноземцев», какие часто случаются в дальних походах. Подавлять такие возмущения служилые умели, но для этого нужна была хотя бы иллюзия силы. В данном же случае злые таучины разрушили все иллюзии: служилые не смогли защитить своё деревянное стойбище, заложники-аманаты погибли, как и главный русский начальник.
Стрельбы было мало. Кирилл подумал, что на таком морозе заряжать ружья трудно, если вообще возможно. В конце концов, мавчувены ушли, оставив часть своих людей и оленей в виде быстро коченеющих трупов на снегу. Основная масса дезертиров двинулась вниз по Айдару. Полутора сотен таучинских воинов вполне хватило бы и на блокаду оставшихся русских, и на преследование их бывших союзников. На «посиделках» по этому вопросу Кирилл выразился однозначно: хотите резать мавчувенов — режьте, но этого я не одобряю. Меня (и Ньхутьяга) интересуют только русские.
Несколько десятков воинов — в основном молодёжь — отправились в погоню. Остальные от скуки занялись мелкими пакостями — охотились на менгитов в развалинах острога. Стоило служилому отойти от импровизированных укреплений из обгорелых древен, как в него летели стрелы или в воздух взвивался аркан. Иногда кому-нибудь удавалось приволочь в лагерь живого казака. Радости и веселью тогда не было предела — что только с пленными не вытворяли! Кирилл заставлял себя не слышать крики пытаемых. Ему нужно было принять важное решение, а сил на это — духовных и физических — не было никаких. Тем не менее он всё-таки собрался:
— Чаяк, меня хочет видеть Тгелет.
— Да? А я ему не нужен?
— Мне кажется, что он нужен тебе.
— Как ты думаешь, кто сильнее: Тгелет или Ньхутьяга?
— Они не сопоставимы, не сравнимы. Тгелет блюдёт общую справедливость в Мире, а Ньхутьяга лишь один из поддерживающих равновесие между добром и злом. Так что... В общем, надо мне ехать к нему.