Страница 76 из 82
Кириллу надоело уворачиваться от бегущих куда-то вооружённых и безоружных людей, и он решил уединиться. Рядом оказалось какое-то строение без окон, с маленькой, наглухо закрытой дверью. Присыпанная снегом крыша производила хорошее впечатление, и учёный без особых акробатических трюков забрался на скат, а потом дополз и до конька. Обзор сверху был довольно ограниченным, но можно было понять, что в центре — возле казённых зданий — идёт не то бой, не то драка. Сидеть на коньке было крайне неудобно, но события разворачивались довольно быстро, и учёный решил потерпеть. Защитники законной власти и казённого имущества, вероятно, устроили вылазку или решили пробиться на волю — центр человеческой активности начал смещаться от «майдана» к воротам. Похоже, «петруцники» наружу вырваться не желали, а заняли оборону во вратной башне. Вокруг неё — на земле и на настиле — началась беготня с факелами. «Добром дело не кончится, — подумал Кирилл. — С этих светильников капает горящий жир — со страшной силой».
Конечно же, он не ошибся: пламя возникло прямо на боку башни и стремительно поползло... вниз. Из этого легко было сделать вывод, что с настила кто-то плеснул на брёвна горючкой — факельной жидкостью. Высушенная морозом древесина откликнулась охотно и быстро. Особого ажиотажа, однако, начинающийся пожар не вызвал — центр активности вновь сместился на «майдан». «Ну, да, — усмехнулся Кирилл, — народ добрался до казённых винных погребов. Если я что-нибудь понимаю в колбасных обрезках, то и там скоро должно загореться. Руки, однако, занемели — пора слезать...» Тем не менее он задержался на крыше, пока не увидел пламя среди казённых амбаров.
Кирилл съехал на землю и некоторое время разминал члены, прихваченные морозом. Потом он отправился искать место, где можно забраться на пристенный настил. Лестницу он нашёл, но не обнаружил рядом никаких часовых — у служилых, вероятно, нашлись дела поважнее. Находиться на «свежем воздухе» становилось уже не только дискомфортно, но и опасно, однако учёный решил всё-таки прогуляться вдоль стены. Он беспрепятственно добрел до угловой «башни», где была установлена одна из пушек, обращённых «к лесу», то есть в сторону берега. Ему и здесь никто не препятствовал — орудийного расчёта на месте не оказалось. Впрочем, часовой всё-таки имелся — спал, скрючившись и привалившись спиной к брёвнам частокола. Учёный хотел уже уносить ноги, но эта груда оленьего меха, из которой торчал ствол фузеи, вела себя как-то уж очень мирно — даже не храпела. Кирилл решился на исследование. Результат его был таков: служилый уже не спит. В том смысле, что он уже труп. Даже при отсутствии дыхания у «потерпевшего», запах сивухи ощущался на расстоянии в полтора-два метра.
— Вон тебе куда надо было, — кивнул Кирилл на полыхающие строения. — Там сейчас тепло. Интересно, церковь загорится или нет?
Учёный выбрал самое низкое место, самый глубокий сугроб внизу и спрыгнул со стены наружу. Найти свою стоянку при такой подсветке было нетрудно, но его несколько раз останавливали мавчучены, расположившиеся в лесу неподалёку от стены. Никто из них, конечно, не спал, всем было страшно и очень хотелось узнать, что там происходит у русских.
На своей стоянке Кирилл отругал Инью за то, что она ждала его не в пологе, а на морозе, наспех перекусил и, избавившись от одежды, начал оттаивать. В тепле мысли побежали быстрее. Учёный не сомневался, что весь этот кипеж в остроге затеян с одной целью — под шумок хапнуть ясачную казну. Однако бунт и пожар всё-таки прикрытие недостаточное — взять-то пушнину можно, а вот как с ней смотаться, не оставляя «хвостов»? Основная часть гарнизона рано или поздно вернётся в острог, порядок будет восстановлен, начнётся следствие и, соответственно, розыск. А спрятаться на здешних просторах трудно. Или у злодеев что-то ещё есть в запасе?
Додумать эту мысль Кирилл не смог, поскольку уснул. Проснулся он от головной боли и криков. Голова болела из-за того, что весь кислород в пологе кончился — осталась одна углекислота. А кричали снаружи — мавчувены. Инью рядом не было, но, пока Кирилл ощупью одевался, она сунула голову в полог — сразу потянуло морозом и свежестью.
— Кирь, таучины идут! Все бегут...
— Н-да? И куда бегут?
— Не знаю... Они тоже, по-моему, не знают...
— Р-разберёмся! — заверил учёный, хотя вовсе не был в этом уверен.
Мороз снаружи, кажется, только усилился — даже справить малую нужду было трудно. По снегу между кустов — здесь и там — бегали олени, люди и собаки. Они ловили друг друга. Собаки гоняли оленей, люди пытались ловить тех и других, кричали и даже дрались. Судя по всему, в момент возникновения паники на свободе оказалась чья-то упряжная свора, а может, и не одна. Псы, естественно, кинулись на соседнюю стоянку, вокруг которой паслись олени. Остальным собакам, сидящим на привязи, тоже захотелось добычи и воли, они принялись рваться. Всё это было очень кстати, поскольку люди лихорадочно сворачивали палатки и полога, грузили вещи на сани.
Кое-где уже виднелись гружёные нарты, которые тянули животные или люди. Кирилл, притворившись испуганным мавчувеном, кинулся сначала к одному семейству, потом к другому, к третьему:
— Вы куда?! Где таучины?!
Ответы были примерно одинаковы:
— Таучины там, там и там (то есть везде), а мы — к русским в деревянное стойбище!
— Ну, конечно, — бурчал Кирилл, продираясь сквозь кусты на бугор, — со всех сторон окружили, гады! Деваться некуда, кроме как в крепость! А там вас ждут не дождутся...
Картина, открывшаяся с этой хилой возвышенности, заставила позабыть о юморе — даже мрачном. Острог, конечно, никуда не делся, но на месте ворот и вратной башни красовался довольно широкий пролом, который, кажется, уже не дымился. Зато дымилось что-то внутри острога — в двух или трёх местах. А вся окрестность, насколько хватало глаз, шевелилась — медленно двигалась, стягиваясь к дыре на месте ворот. Ясачная публика надеялась на защиту...
«Вот это да-а! Вот это коллизия! Будь в крепости нормальный гарнизон и твёрдая власть, ситуацию можно было бы „расшить“. А сейчас? Не пустить эту толпу внутрь можно только силой оружия, но его придётся применять как бы против „своих”. Отдать такую команду некому, и, значит, несколько сотен ясачных окажутся в остроге... После такого нашествия уж точно никто никаких концов не найдёт! Главное, непонятно, что тут организовано — срежессировано, — а что получилось само. Во всяком случае, двум авантюристам организовать такое явно не по силам. Хотя что тут организовывать-то?! В общем, для полного счастья не хватает только, чтобы действительно нагрянули таучины!»
К середине дня из острога уже слышались выстрелы. По дымам в небе Кирилл насчитал как минимум четыре крупных пожара. Он добрался до ворот — гарь частично была разобрана, чтоб освободить дорогу, никакой охраны не было и в помине. А внутри... Кирилл пробыл «на территории» меньше часа и счёл за благо унести ноги — кажется, там все дрались со всеми. Разрозненные группы русских пытались вытеснить толпы туземцев из проходов между домами на площадь и дальше к выходу. Мавчувены не столько нападали, сколько защищались. Оружия у них было мало, но уходить они отчаянно не хотели. Кроме того, в этой свалке они передрались между собой, поскольку многие принадлежали к враждующим кланам.
Плюс ко всему массированной атаке подверглись жилые помещения. Казачьи жёны, наложницы и служанки были сплошь мавчувенками и, даже будучи крещёными, не могли понять, почему в жилище нельзя пускать родню, которой на улице холодно и страшно. Это был, по сути, удар в спину — какая уж служилым служба, если дома такое творится?! Результаты «квартирных» боёв были налицо — дома вспыхивали буквально один за другим. Оно и не мудрено — достаточно в свалке уронить на пол жировой светильник или бросить лучину в кучку растопки возле очага...
Кирилл выбрался наружу и ощутил себя измазанным флюидами страха, паники и обиды — хотелось просто отряхнуться. Он обернулся к крепости, не зная, пожелать ли добра или проклясть тех, кто внутри. Он так и не решил этот вопрос — какое-то препятствие возникло справа и снизу. Кирилл чуть не потерял равновесие: