Страница 23 из 128
— Может быть, вместо круглого ворота попробовать здесь раздвоенный сердечком? — капризничает заказчица.
— Да нет, это кажется только, что круглый каркас не подходит, — объясняет портниха, — всё потому, что у пана Стася уши торчат.
— О, ну долго ещё? — стонет Стась.
— Потерпи, братик, скоро, — утешает ласковая сестра Альжбета.
— Уй, противный мальчишка, — шипит неласковая Марианна, — опять сваливаешься с каблуков!
— Узнаю, кто выдумал эти адские спицы, — возмущается Стась, качаясь в туфельках, — зарублю, и только! Как вы, феи, выделываете в них на балах манимаски? Ведь нет роздыху кавалерам!
— Если бы не каблуки, брат, мы летали бы так — кавалеры вовсе умерли бы, — смеётся Урсула.
— Помнишь бал на Вавеле? — подхватывает Альжбета. — Король едва дышал, а всё-таки пригласил тебя после полонеза на котильон. По-моему, он просто влюбился в тебя, и если бы ты уже не была замужем за князем…
— Ах, да, да, я надела тогда чудное платье из газа! Punto in aria! Стежки в воздух! А ведь этот наряд обещает не меньший успех, — сообщает Урсула притихшей внимательно Марианне. — Не упусти короля!
— Во всяком случае, пан Теньчинский уже обеспечен! — подмигивает Альжбета, и сёстры хохочут, припомнив придворного юбочника.
— Как знать, — вздыхает грустно одна Марианна, — после этого склочного сейма, ополчившегося на отца, рыцари чураются нас как прокажённых…
— Какой сейм? Почему ополчился? — удивляется Стась, по молодости лет о многих семейных делах не имевший понятия.
— Маленький ещё. Много будешь знать, на исповеди состаришься, — отрезают старшие сёстры и значительно смотрят на младшую.
— А скажи-ка, сестрица, если бы Сигизмунд Август положил к твоим ножкам своё королевское сердце, — переводит опять разговор на монарха Урсула, — как бы к этому ты отнеслась?
— Благосклонно, — без раздумий, но гордо речёт Марианна, вдруг сужает глаза, потом приподнимает лишь верхние веки, отчего вся становится хищной, магической, тайной, — я ему, августейшему, в мёд подмешала бы яду. Я одна завладела бы троном, всё вольное шляхетство я обратила бы в быдло, плебейскую армию и покорила бы мир!
Сёстры и Стась, слушая, глядя на преображённую, захохотали от ужаса. Смех магической силой перекинулся за витражи: загрохотал булыжник на улице. Все бросились к окнам. Во двор въезжала обитая пурпурным бархатом колымага, высоко подбрасывали копытца восемь кровных анатолийских скакунов в ослепительной сбруе с плюмажами.
Из колымаги вышли: Константин Вишневецкий, муж Урсулы, отлучавшийся из имения в гости к брату, брат его (или, точнее, кузен) Адам и ещё один шляхтич, безвестный и юный, в посеребрённом кунтуше, с огромным султаном на беличьей шапочке.
Стась ахнул, выпрыгнул из башмачков; раздёргивая крючки на груди, помчался из комнаты. Сёстры вскрикнули, негодуя, послали вдогон братцу служанку-портниху, но сами остались в зале. Посматривали в зеркала, поправляя причёски.
Едва выскочил Стась, дворецкий в швейцарском наряде, войдя, радостно возвестил:
— Пан Константин пшибыл в свой замок! С ним князь Адам Вишневецкий и князь Дмитрий Углицкий!
Вошли трое, побрякивая польскими саблями на поясах. Дамы изящно присели, улыбнулись родне — Адаму Александровичу и пытливо и гостеприимно взглянули на юношу-князя.
Константин Вишневецкий ещё раз представил его (причём Углицкий опоздал щелкануть каблуками) и вкратце поведал жене и её сёстрам о необычайных похождениях гостя. Мнишеки: Альжбета, Урсула, Марианна и Стась, уже успевший переодеться и дышащий за плечами родных, изумлённо рассматривали опального царя варваров-московитян. Варвар же приковался взглядом к Голгофе с шаром-циферблатом, тщась понять назначение вещи, и когда Константин заключил свой рассказ, повисла неловкая пауза.
— Как вам нравится в Польше, наследный принц? — нашлась Альжбета.
— Забавно, — бормотнул принц с подсказки Адама, чем мгновенно привёл в восхищение дам.
— А это самый юный наш рыцарь, — заметил шурина князь Константин и представил Димитрию. — Цены бы ему не было, если бы меньше читал чепуховых стихов и не крутился у юбок сестёр, а охотился бы да упражнялся побольше с пистолей и саблей.
— Я и вызову за такие слова, берегись, дядя! — вспыхнул Стась.
— Не серчай, пан Станислав, — вступил в беседу Адам Александрович, — а прочти лучше гостю какое-нибудь величальное место латинской поэмы.
— Нет-нет, из французской, Адам Александрович, — застрочили наперебой сёстры, — Жана Клопинеля или Лорриса!
Стась задумался, притих. Но опять замелькали в глазах бирюзовые искры.
— Я прочту Кохановского, можно? — предложил, почему-то смутясь, а читать начал ясно и жарко, обращаясь к переминавшемуся сутуловато Димитрию.
К восторгам декламатора «князь» остался почти безучастен, только тщательнее изучал медный шар над распятием.
Но Константин Вишневецкий не сводил глаз с выразительно жестикулирующих рук чтеца и, едва рифмы кончились, задал вопрос:
— Пан Станислав, к чему ты украсился дамской подпругою?
Стась забыл отвязать над локтями кисейные ленты! Не находя, что ответить, сбитый этим щелчком с высшей пафосной ноты, стоял, собирал он пурпур щеками… и вдруг, сорвавшись, бросился вон.
— Это ваши проделки, — погрозил Константин дамам, — уберу отсель шурина завтра же. Поедет с нами в Самбор, к тяте своему. Сдам с рук на руки.
— Как, вы завтра уже покидаете нас, принц Димитр? Как, князья, неужели вы только проездом в Заложицах?
— Чему удивляетесь, сёстры? — ехидно заметила Марианна. — Принц и теперь на часы всё глядит. Я думаю, он пожелает двинуться в ночь!
— Князь! Принц Дмитрий! Наше общество вам не по гонору? Посмотрите: уже половина девятого часа!
Догорающий шар зазвонил с переливами. Дмитрий вздрогнул.
— Пощадите, как можно? — любезничал за него Адам Александрович. — Гость-москвич очарован. Естественно, мы остаёмся.
Дамы-сёстры склонились в глубоком, признательном реверансе. Принц покосился тоскливо на князя Адама, спрашивал: ему так же приседать или нет? Вишневецкий поспешил сам откланяться и повёл подопечного устраиваться на покой.
Мнишки, чехи по происхождению, поселились в Польше сравнительно недавно, около полувека назад, но сразу же стали притчею во языцех панства.
На ту пору умерла прелестная жена слабого короля Сигизмунда II, Варвара Радзивилл. Король, и без того слабый, совсем упал духом, и приближённые ко двору Мнишки, Миколай и Ежи, отец и сын, смогли проявить свои весёлые дарования. Сплошным потоком доставляли они Сигизмунду колдунов, вызывателей духов и нечисти, саму нечисть — духов бесплотных и плоть наложниц с зельями для возбуждения. Производя смотр монастыря бернардинок, пан Ежи нашёл там монашку, напоминающую покойную Радзивилл, и тайком предоставил её королю.
Распахивая перед его величеством дурманящие головокружительно бездны разврата, Мнишки ловко присвоили себе право распоряжаться королевской казной. Когда же изнурённый излишествами, больной и полубезумный Сигизмунд скончался в кришинском замке, Мнишки второпях той же ночью отправили в свои закрома всё движимое замковое достояние. Одно то, что ни в покоях, ни в службах дворца наутро уже не сумели сыскать даже подходящего платья для облачения умершего монарха, говорило о нераздумывающей молниеносности грабежа.
Ораторы ближайшего сейма публично обличили придворных, однако благодаря связям Миколаю и Ежи удалось избежать преследования судом и, казалось бы, неминуемого возвращения наворованного. Зять Миколая, маршал Фирлей, помог совсем замять дело.