Страница 1 из 59
Though she be but little, she be fierce.
— William Shakespeare
Хоть и мала, неистова и зла.
— Уильям Шекспир
Джейсон
Троицкая часовня
Южный Бостон, Массачусетс
Тишина. Самый заряженный звук в истории человечества.
Единственным слышимым звуком был стук, стук моих ботинок по мозаичному полу. Я закрыл глаза, играя в игру, которую любил в детстве. Дорогу к исповедальне я знал наизусть. Я прихожу в эту церковь с самого своего рождения. Меня здесь крестили. Я посещал воскресную мессу здесь каждую неделю. Здесь у меня был первый небрежный поцелуй в туалете, прямо здесь, блять. Мне здесь и похоронят, скорее всего.
Через три, четыре, пять шагов после купели со святой водой я резко повернул направо, считая.
Шесть, семь, восемь, девять. Мои глаза затрепетали и открылись. Всё ещё стоит.
Именно там, в деревянном ящике, когда-то были похоронены все мои тайны. Исповедальная будка.
Я открыл скрипучую дверь и моргнул, запах плесени и кислого пота грешников заполз мне в нос. Я уже два года не ступал на путь примирения. С тех пор, как умер мой отец. Но думаю, исповедь похожа на езду на велосипеде — однажды научился, больше не забудешь.
Хотя на этот раз все пойдет по-другому.
Это была старомодная будка, в старомодной церкви, без всякого дерьмового дизайна и причудливого, современного дерьма. Классическое темное дерево покрывало каждый угол, проволочная решетка разделяла священника и исповедников, над ней висело распятие.
Я устраиваюсь в своем кресле на деревянной скамье. Я выгляжу как гигант, пытающийся всунуться в Дом для Барби. Воспоминания о том, как я сидел здесь мальчиком, болтая ногами в воздухе, рассказывал отцу Макгрегору о своих маленьких, бессмысленных грехах, промелькнули в моей голове, запутавшись в грязном шаре ностальгии. От одной мысли о том, насколько большими окажутся мои грехи, Макгрегора затошнило бы. Но моя ярость к нему была сильнее моих моральных принципов.
Я сложил свой жакет на скамейке рядом с собой. Прости, старик. Сегодня ты встретишься с создателем, о котором ты проповедовал все эти годы.
Я услышал, как он с визгом отодвинул свою часть окошка, прочищая горло. Я сделал крестное знамение, читая: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа.»
Его стул скрипнул, а тело напряглось при звуке моего голоса. Он узнал меня. Вот и хорошо. Я наслаждался мыслью о его смерти, и пусть некоторые думают, что я психопат.
Но это было правдой.
Я был чудовищем, жаждущим крови. Я был местью и ненавистью, яростью и гневом.
— Сынок… — его голос дрожал, но он придерживался обычного сценария. — Как давно вы исповедовались в последний раз?
— Прекрати нести эту чушь. Ты знаешь, — я улыбнулся, глядя вперед.
Все в этом месте из дерева. Это было похоже на внутренность гроба.
— Давайте дальше? — я хрустнул шеей и закатал рукава. — Время-деньги.
— Время-лечит.
Я сжал челюсти, кулаки и разжал их.
— Хорошая попытка, — я сделал паузу, проверяя свои ролексы.
Его время истекало. И мое тоже. Тик-так, тик-так.
— Благослови меня, отец, ибо я согрешил. Два года назад я убил человека. Его звали Билли Крупти. Он всадил пулю прямо в лоб моему отцу и вышиб ему мозги, причинив моей семье боль и опустошение. Я убил его голыми руками, — я позволил себе осознать всю тяжесть своего признания и продолжил:
— Я порезал ему руки и ноги, но не сильно, чтобы он не умер от потери крови, связал его и заставил смотреть, как стая бойцовых собак сражается за его части тела, — мой голос был устрашающе спокоен. — Когда все было сделано, я привязал груз к его талии и сбросил его с пирса в залив, хотел, чтобы он умер медленной, болезненной удушающей смертью. А теперь скажи мне, отец, сколько раз нужно молиться за убийство?
Я знал, что он не из тех, кто приносит в будку сотовый телефон. Макгрегор был слишком стар и самоуверен для современных технологий. Даже при том, что он вышел из-под контроля моего отца, он никогда не думал, что его поймают. И уж тем более, что это сделаю я. И уж тем более вот так. Я терпеливо ждал этого момента целых два года. Чтобы он был разоблачен, застигнут врасплох и остался один в церкви.
Теперь, когда я исповедовался в своем грехе, он знал, что я буду ждать в другом конце кабинки и заберу его жизнь. У него не было выхода.
Он почти все время молчал, обдумывая свой следующий шаг. Я услышал, как он тяжело сглотнул, царапая ногтем деревянный стул, на котором сидел.
Я скрестил одну ногу на другую и обхватил одно колено, забавляясь.
— Теперь твоя очередь. Расскажи свой грех, отец?
Он выдохнул воздух, который держал в резком вздохе.
— Исповедь устроена совсем не так.
— Разве я, блять, этого не знаю, — фыркнул я. — Но сейчас все немного по-другому. Так что… — я провел перчаткой по разделяющему нас окошку и увидел, как он вздрогнул с другой стороны. — Я внимательно слушаю.
Я услышал, как звякнули четки, выпавшие из его руки, и скрип стула, когда он наклонился, чтобы поднять их.
— Я человек Божий, — попытался он урезонить меня.
Я кипел от негодования. Он — человек, который выдавал секреты из этой исповедальни.
— Ни одна живая душа на земле не знала о местонахождении моего отца каждый вторник в десять часов вечера, ни одна живая душа, кроме него и его любовницы. И тебя, — протянул я. — Билли «бэйбифэйс» Крапти выследил моего отца, беззащитного и безоружного, из-за тебя.
Он открыл рот, собираясь возразить, но тут же захлопнул его, передумав в последнюю минуту. Где-то вдалеке лаяла собака, а женщина на заднем дворе кричала на своего мужа. Классические Южные напоминания о людях, которых я знал до того, как переехал в небоскреб и заново открыл себя.
Макгрегор сглотнул, замирая.
— Джейсон, сын мой…
Я встал, подтянув рукава еще выше к плечам.
— Достаточно. А теперь иди.
Он не двигался в течение нескольких секунд, что побудило меня вытащить свой нож и разрезать сетку с громким звуком. Я просунул руку в его кабинку, схватил его за белый воротничок и вытащил его голову через отверстие, чтобы хорошо рассмотреть его. Его седые волосы, влажные от пота, торчали во все стороны. Ужас в его глазах поднял мне настроение. Его узкий, тонкий рот был открыт, как у пойманной на крючок рыбы.
— Ну пожалуйста. Джейсон. Пожалуйста. Умоляю тебя, сынок. Не повторяй грехи своего отца, — пропел он, крича от боли, когда я рывком притянул его ближе к своему лицу.
— Открой. Гребаную. Будку, — я растягивал каждое слово, как будто это были отдельные предложения.
Я услышал тихий щелчок, когда он нащупал дверь. Я выпустил его волосы из своего кулака, и мы оба вышли.
Макгрегор стоял передо мной на несколько дюймов ниже. Пухлый, потный, испорченный человек, притворяющийся посланником Бога. Бестактная шутка.
— Ты правда собираешься убить своего священника, — печально заметил он.
Я пожал плечами. Я не киллер. Я провел жирную красную линию над убийствами, но это было личное. Речь шла о моем отце. Человек, который вырастил меня, когда моя мама просто напивалась в каких-то барах. Она так далеко ушла от моего детства, не говоря уже о взрослой жизни, что я почти наполовину осиротел. По крайней мере, мой отец заслуживал того, чтобы за него отомстили.
— Ты точно такой же, как они. Я думал, что ты другой. Лучше, — обвинил Макгрегор.
Я сжал губы в тонкую линию. Моя работа не имела ничего общего с ирландскими гангстерами. Мне не нужны были федералы, прикрывая мой зад каждый раз, когда кто-то дунул в мою сторону и, конечно же, я не интересовался рамками лидеров банд.
Я был одиноким волком, который нанял несколько человек для помощи, когда это было необходимо. У меня не было никакого буфера между мной и моими клиентами, коллегами и врагами. И самое главное, я плавно плыл под радаром. Когда мне нужно было, чтобы кто-то сдох, я сам справлялся с ним.
И отец Макгрегор должен был заплатить за свои грехи. Предполагалось, что он уже мертв —сопутствующий ущерб. Но он не показался там, где должен был, когда я убрал парня, которому он сдал моего отца. Билли Крупти. Мудак.