Страница 18 из 23
Однако такой поединок не состоялся. Когда граф Анжу выступил из походного лагеря к Домфрону, к нему прибыл гонец с тревожной вестью: король Генрих I во главе своей небольшой армии направляется к захваченному анжуйцами городу Туру, чтобы вернуть его графу Блуаскому, своему давнему союзнику.
Жоффруа Мартелл приказал своим войскам сниматься с походного стана и идти к берегу реки Лауры. Изменением ситуации решил воспользоваться герцог Нормандский: он с частью осадных войск двинулся на захваченный анжуйцами город-крепость Алансон. Расстояние до него составляло всего около пятнадцати лье, которые при хорошей организации марш-броска можно было преодолеть всего за одну долгую зимнюю ночь.
Внезапного нападение на Алансон не получилось: когда нормандцы подступили к городу, его защитники, анжуйцы и горожане, уже находились в готовности к бою на стене…
Весной 1052 года нормандцы вынудили гарнизон Домфрона капитулировать на милость победителя. Крепость и окружающие ее земли (часть графства Мэн) вошли в состав герцогства. Чтобы прикрыть Домфронт от возможных ударов анжуйцев, герцог приказал возвести в недалеком Амбриере пограничный замок, в месте слияния рек Майенны и Варенны.
…Военные поражения нормандской знати, исповедовавшие идеи прежней феодальной вольности, казалось, многому их не научили. Иначе говоря, аристократия Нормандии еще не «созрела» для полного повиновения властелину-бастарду. Среди графов и влиятельных баронов зрело недовольство усилением власти герцога, стремлением его подчинить своей власти все стороны жизни аристократии.
История не сохранила в хрониках свидетельств многих заговоров в Нормандии против ее правителя, герцогских наместников в лице виконтов и прочих начальствующих лиц. Вильгельм, еще в детстве познавший цену злому умыслу и предательству, по первым признакам решительно пресекал баронское недовольство. Таких людей он лишал средств к семейному существованию (отбирал поместья – фьевы), разрушал замки, лишал привилегий, изгонял из Нормандии, заточал в темницы. Карал мечом не часто, обычно разорял, что действовало на мятежников безотказно.
Известность получило дело Вильгельма Варленка, владевшего графством на юго-западной границе Нормандии. Он относился к родовой знати, являясь правнуком герцога Ричарда I, чем весьма гордился. В его рыцарской свите состоял юный Роберт Биго, тоже знатного рода, отчаявшийся в перспективе получения поместья и намеревавшийся отправиться на юг Италии, где тогда правили норманны. Там он хотел рыцарской службой где-либо добиться исполнения главного своего желания – получить надлежащий надел земли с крестьянами.
Однажды он пришел к своему сеньору графу Мортену и попросил отпустить его из свиты. Вильгельм Варленк, не желавший терять рыцаря, спросил юношу:
– Кто вбил тебе в голову такую идею оставить службу?
Роберт Биго ответил без всяких хитростей:
– Бедность, от которой я страдаю.
Граф Вильгельм Варленок многообещающе возразил ему:
– Если веришь мне, оставайся с нами, ибо через двадцать четыре дня в Нормандии наступит время, когда ты сможешь безнаказанно завладеть всем, что попадется тебе на глаза…
Немного времени спустя Роберт Биго по родственной протекции оказался на службе герцога, в его рыцарской свите. Тот, разумеется, нашел время лично побеседовать с новым человеком из своего повседневного окружения. Из беседы Вильгельм узнал о предложении, сделанном графом Авраншем своему рыцарю, пожелавшему удалиться от него.
Стало ясно, что в среде баронов готовится новый мятеж, душой которого является граф Вильгельм Варленк с герцогской родословной. Мотивы грядущих событий были понятны. Правитель Нормандии под благовидным предлогом вызвал к себе графа Авранша, и тому пришлось сознаться в предложении, сделанном одному из рыцарей собственной свиты.
Вильгельм Нормандский не стал карать человека, готовившего в его владениях новое баронское возмущение, новую смуту. Графу Авраншу был дан совет, звучавший как приговор:
– Ты решил нарушить мир, подняв в герцогстве мятеж, и вероломно лишить меня власти. Именно так ты заставил бедного рыцаря надеяться на возможность добычи. Но с Божьей помощью, на которую я уповаю, мир будет сохранен. Что же до тебя, уезжай из страны и не возвращайся, пока я жив.
Правнук легендарного герцога Ричарда I был в одночасье лишен поместья – фьефа и графских обязанностей. Ему пришлось покинуть Нормандию, и отправиться в поисках лучшей доли на юг Италии, в Апулию, где обитало немало выходцев из Нормандии. Из всей свиты Вильгельма Варленка теперь сопровождал один-единственный оруженосец. Ни один из рыцарей его фьева не последовал за своим уже бывшим хозяином.
С наследством изгнанного, теперь уже бывшего графа Авранша герцог поступил следующим образом. Он передал графство (управление им) своему сводному брату по матери Роберту, но он получил только часть освободивших поместий фьефа. Это была область Мортена. Остальные земли отошли под управление местного виконта.
Современники и историки, исследовавшие это дело, не нашли прямых доказательств подготовки баронского мятежа против герцога Нормандии. Возможно, такие сведения просто не сохранились. Поэтому их мнение о том известном в летописи Франции случае таково:
«Только за неосторожные слова герцог лишил власти Вильгельма Варленка, графа Мортена».
«Из-за одного только разговора граф Мортена был лишен своей должности и изгнан из Нормандии».
«За одно лишь слово граф был лишен всего имущества, а затем изгнан».
Ордерик Виталий, занимавшийся изучением биографии Вильгельма Завоевателя, считал, что тот, обладавший еще только одной герцогской короной, продуманно проводил политику утверждения личной власти среди отцовской родни. Он опасался родню не сколько из-за ее знатности, богатства и рыцарских свит, сколько за родословную. Для него, бастарда, каждый прямой потомок первого герцога Нормандии таил в себе прямую угрозу: такие люди могли на законном уровне оспаривать у него престол. Поэтому Ордерик Виталий около 1110 года записал в своем труде:
«Именно таким образом он (Вильгельм Нормандский) жестоко усмирил надменных родичей своего отца и окружил почестями скромную семью своей матери».
Более серьезным оказалось столкновение бастарда Вильгельма с другим отцовским родичем – дядей Вильгельмом Басюком, внуком герцога Ричарда I и графом О. Этот человек из семейства Ричадсонов прямо угрожал ему отобрать власть. Дело дошло до открытого военного столкновения: около 1050 года герцог осадил замок дяди и принудил его сложить оружие. Вильгельм Басюк был лишен родовых земель, разорен и изгнан из Нормандии.
Показательно, что самым действенным методом борьбы молодого герцога Вильгельма являлось его законное право отправлять в изгнание любого аристократа. При этом тот (и его семья) лишался фьефа, то есть земельных владений. Изгнанник далеко не всегда мог восстановить на новом месте свое прежнее положение, часто превращаясь в обыкновенного рыцаря-наемника. Семья же в изгнании бедствовала вместе с ним.
В данном случае судьба оказалась благосклонной к родовитому Вильгельму Басюку. Явившись к королю Франции Генриху I, тогда уже имевшему натянутые отношения с правителем Нормандии, внук герцога Ричарда I встретил хороший прием и получил… графство Суассон. От такого подарка его отношение к бастарду Вильгельму Нормандскому лучше не стало: Вильгельм Басюк вобрал в себя известную долю самонадеянности, что не могло сослужить добрую службу.
Тот же поместьями изгнанника распорядился следующим образом. Графство О было передано брату Басюка Роберту, другой брат, епископ Лизье Гуго, тоже сохранил расположение к себе правителя Нормандии. Так что большое семейство Ричардсонов большого недовольства решением герцога не высказало, а в итоге конфликта хозяина с вассалом один из крупнейших феодалов Нормандии оказался низложен.
Если военный конфликт с Вильгельмом Басюком выразился только в осаде замка владельца графства О, то столкновение Вильгельма Нормандского с Вильгельмом д’Арком, сыном герцога Ричарда II, больше напоминало маленькую феодальную войну времен рыцарского Средневековья. О ней мы знаем во многих подробностях из сочинения Вильгельма из Пуатье, источника, заслуживающего полное доверие. При этом четко просматривается позиция хрониста: неоспоримая правота действий герцога и сознательное очернение образа предводителя мятежников.