Страница 42 из 91
Брэдшоу вздохнул.
— Мне жаль, — и опустил голову. — Я не имел в виду этого. Просто… у меня была очень плохая неделя.
— Ну, ваша неделя обещает стать намного лучше. А сейчас навострите ушки, потому что у меня есть история поведать вам.
Брэдшоу слушал, пока Том объяснял визит Шона Доннеллана в Грейт Милтон и его внезапное исчезновение.
— Шон Доннеллан, — повторил Брэдшоу. — И они считают, что он сделал ноги?
— Это то, что люди подумали, тогда. Очевидно, что он не сбежал. Он был убит.
— Если это он.
Том пожал плечами.
— Кто еще это может быть?
— Как вы все это узнали? — спросил Брэдшоу.
— Журналист никогда не раскрывает своих источников, — и, когда он увидел нетерпеливый взгляд на лице констебля, добавил: — это работает в обе стороны. Как вы можете доверять мне, если я сдам вам сразу же, как кто-нибудь спросит меня о вас?
— Пожалуй, — он неохотно уступил.
— Так что вы считаете по истории?
— Звучит правдоподобно, — признал Брэдшоу.
— Я бы сказал, что более чем правдоподобно, — сказал ему Том. — Это все, что у вас есть, и в отсутствии иного, я бы назвал это ведущей линией расследования, а вы?
— Я бы не сказал, что она ведущая.
— Никто из других жителей деревни не пропал бы так, что никто не заметил, — сказал Том.
— Верно, но у нас нет мотива. Зачем кому бы то ни было убивать этого парня? Он был ирландцем, но тогда же это не было политической причиной?
— Он был художником из Дублина, а не мятежником из Белфаста, и это было за тридцать лет до Кровавого Воскресенья, но…
— Но, что? — закинул удочку Брэдшоу.
— Он легко находил путь к дамским сердцам.
— Это неплохой способ нажить врагов в маленькой деревне.
— Именно, и я собираюсь написать эту историю, так или иначе, — запустил блеф Том. — Я собираюсь сказать, что это он, но могу ли я также сказать, что полиция считает, что это может быть он?
Том задержал дыхание и наблюдал, как Брэдшоу размышляет над последствиями.
— Я расскажу моему инспектору об этом утром. Этого достаточно, чтобы проверить этого мужчину.
— Что сделает это линией расследования?
— Да, — согласился Брэдшоу, — сделает.
— Тогда у меня будет история, а вас похлопают по спинке за превосходную полицейскую работу.
— Что-то вроде того, — сказал Брэдшоу без энтузиазма.
— Послушайте, — сказал Том. — Я подожду день. Просто позвоните мне, когда ваша компания подтвердит, что они рассмотрят эту версию, хорошо? Я останусь здесь, — и он показал на паб.
Брэдшоу кивнул, и они оба рефлекторно отпили пива.
— Итак, продолжайте, — произнес Том.
— Продолжать что?
Том бросил недоверчивый взгляд на Брэдшоу.
— Дайте мне что-то хорошее, что-то чего ни у кого нет.
— Ох, — Брэдшоу выглядел смущенным.
— Сделка есть сделка.
— Я знаю, — признал Брэдшоу с ужасом человека, ожидающего, что его позовут в кабинет стоматолога. — Хорошо, ладно, — сказал он, — есть кое-что, о чем никто не знает.
Глава 33
Мэри наблюдала за молодой парой с дороги. Они стояли у входа в церковь Святого Михаила, в обрамлении ее готической арки, улыбаясь доброжелателям, которые собрались, чтобы разделить их большой день. Так же, как и семья, и близкие друзья, которые высыпали из церкви следом, были и прохожие, такие как Мэри, которые улучили минутку, чтобы поглазеть на «мечту молодых возлюбленных», пока дети стояли вокруг, надеясь, что друг жениха бросит пенни на улицу.
Жених был местным парнем: высоким и симпатичным, но с небольшими перспективами. Невесте было не больше восемнадцати лет. Мэри заметила ее застенчивость и то, как та неуверенно цеплялась за руку своего новоиспеченного мужа, будто это действие пока не ощущалось естественным. Термин «краснеющая невеста», должно быть, был придуман для нее, и Мэри думала, что знала почему. Конечно же, Мэри не была единственной, кто задумался о том времени, когда свадебное торжество подойдет к концу, а гости разъедутся. Невеста, определенно, была девственницей, если только, конечно же, она по глупости не позволила себе лишнего в момент слабости, и, если так и было, будет удивительно, если мужчина все еще будет хотеть жениться на ней. Однако, предположительная добродетель невесты, означала, что вся деревня знала, чем они займутся сегодня ночью, если брак следует консуммировать. Это казалось Мэри ужасающим вмешательством в личную жизнь, но ей пришлось признать, что она была также повинна в этом, как и остальные.
Женщина не могла перестать представлять себе эту сцену в своем неопытном уме. Она разденется для него или он снимет с нее одежду своими большими грубыми руками? Каково будет, когда он, наконец, положит ее на кровать и возьмет? Будет ли он нежным или будет вести себя, как животное, как она слышала, что мужчины иногда ведут себя, когда их охватывает страсть?
— Пенни для них? — спросил Генри, когда подкрался к ней сбоку, а Мэри не заметила.
— Я не думала ни о чем в особенности, — сказала она.
Шафер бросил горсть пенни в воздух, и они приземлились на дорогу. Несколько молодых мальчишек бросились подбирать их, когда те покатились во всех направлениях.
Отец Мэри вышел из церкви, все еще одетый в ризу. Он покинул свою паству, чтобы поговорить с Генри, отчего в-скором-времени-жених встал немного прямее, будто находился на параде.
— Мы увидим вашего брата в церкви этим воскресеньем, Генри? — спросил викарий.
— Я спрошу его, — заверил Генри викария, — снова.
— Ни один человек не нуждается в утешении и поддержке религии больше, чем тот, что был на войне, — заверил Генри проповедник Райли, затем он посмотрел на небеса, пока силился вспомнить цитату. — «Облекитесь во всеоружии Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских», — процитировал он для Генри. — Я считаю, что на вашей семье хорошо скажется, если Джек выберет присоединиться к нам на молитве, — сказал он молодому мужчине, затем улыбнулся, — но вы не хранитель вашего брата.
— Нет, — ответил Генри, — но я попытаюсь.
— Вы можете сделать больше, — сообщил ему проповедник.
— Мы собираемся пойти на прогулку, отец, — сказала ему Мэри, чтобы избавить Генри от излишнего дискомфорта.
— Не припозднись, — сказал он ей. Все в деревне знали, что антиморальные действия всегда происходят после наступления темноты. Молодые, ухаживающие пары были тогда, особенно, восприимчивы к своим позывам, и легко могли «совершить грехопадение», так что Мэри и Генри разрешалось совершать свои ухаживания только в приличные часы.
— Мы не задержимся, — заверила отца Мэри, хоть она ничего не могла поделать с мыслью, что они отсутствовали бы достаточно долго, если бы хотели что-то вытворить.
***
У него в руке был нож, он пристально смотрел на него, смотря вниз на длинное лезвие с острым кончиком.
— Это не займет много времени.
— Это глупо, — сказала она ему.
— Никто не увидит, — сказал он ей. — Никто не узнает.
— Тогда в чем смысл?
— Мы будем знать, — напомнил ей Генри. — Я не думаю, что ты хочешь, чтобы все это увидели.
— Не хочу, — ее беспокоило, как жалобно она произнесла это.
— Мы далеко от протоптанных троп. Единственные люди, которые сюда приходят, будут заниматься тем же, чем и мы.
— Вырезать свои инициалы на дереве, — сухо заметила Мэри, — и сердечко вокруг них.
Генри погрустнел.
— Я думал, тебе оно понравится.
— Так и есть, — сказала она быстро, когда увидела разочарование на его лице. — Правда, — и в попытке подбодрить его она добавила: — ты не закончил наше сердце.
Он совершил последний надрез на дереве складным ножом, оставляя их инициалы, обрамленными грубым, неровным сердцем.
— Вот, — сказал он, довольный своими трудами.
Генри сложил нож и положил его обратно в карман своего пальто, мягко притягивая ее к себе. Поцелуи, что за этим последовали, были неловкими и односторонними. Генри ожидал, что такие вольности теперь позволительны, так как они гуляли вместе достаточно долго, и она эпизодически одарит ими его ближе к концу их прогулки и недолго. Они оба знали, что должны подождать до их брачной ночи, мифического времени, которое влечет за собой мгновенное лишение их совместной невинности одним махом.