Безымянная тропа (ЛП)

Том взял свой блокнот и ручку, быстро нацарапал на нем записку, оторвал страницу, а затем выписал чек в счет арендной платы.

Он набросил кожаную куртку и распихал по карманам блокнот, ручки, фотокамеру, кошелек и ключи, затем, наконец, взял габаритный сотовый телефон, который они дали ему, когда он присоединился к штату «Газеты», и засунул его в боковой карман. Том осмотрел комнату и заметил, что ему удалось убрать все следы своего присутствия менее чем за пять минут. Осознание, которое было как печальным, так и освобождающим одновременно. Том спустился по лестнице, положил чек и записку на каминную полку, а затем направился к двери.

Были детали, которые, казалось, отваливались от черного двудверного Форда-Эскорта, которые все еще держались из-за твердого слоя ржавчины, но Том до сих пор был глубоко привязан к отжившей свой век старой развалюхе. Он молился, чтобы та завелась. Журналисты в «Газете» гордились тем, что повсюду ездили на такси, требуя компенсации затрат каждый месяц, даже когда было легче съездить на метро, и он последнее время редко ездил на своей машине.

Ему потребовалось четыре попытки. Каждый скрежещущий, скребущий поворот ключа звучал как предсмертный хрип Эскорта, но машина, наконец, завелась и неожиданно вернулась к жизни как престарелый полковник, резко пробудившийся от послеполуденной дремы. Он сказал себе, что в Лондоне солнечное утро, и, что ему оплатили отпуск. То был «стакан-на-половину-полон» подход, который он заставил себя принять.

Том Карни направлялся домой.

Глава 10

Телевизионный репортер изучал скопившуюся в сельском доме культуры толпу новостных репортеров.

― Чертовы газетчики, ― пробормотал он себе под нос, но достаточно громко, чтобы услышала Хелен.

― Поспеши, ― проинструктировал он изнуренно выглядящего оператора за камерой, который торопливо принялся устанавливать треногу.

Другой фотограф проскользнул мимо двух мужчин в спешке, наскочив на телевизионного репортера в процессе.

― Стервятники, многие из них, ― пробормотал он.

Хелен наблюдала как тот дает указания оператору, заканчивая словами «быстро… быстро… быстрее…», когда появился старший офицер полиции в униформе, за которым следовал одетый в гражданское детектив, а затем в самом конце мать Мишель Саммерс и ее отчим.

― Тебе бы лучше быть готовым… ― предупредил оператора телевизионный репортер, пока тот продолжал выравнивать кадр.

Старший офицер сел перед микрофоном, и у телевизионного репортера оказалось достаточно времени, чтобы дать финальные инструкции оператору, прежде чем тот заговорил.

― И помни, если мать начнет рыдать, покажи ее лицо крупным планом, плавно и медленно.

Затем телевизионный репортер повернулся и заметил, что Хелен изучает его с выражением неприязни на лице.

― Что? ― спросил он.

Хелен открыла рот, чтобы сказать что-либо в ответ, но прежде чем она смогла ответить, оказалась заглушена первыми словами полицейского в униформе.

― Я суперинтендант Трелоу, ― сказал он им важно. ― А это старший инспектор Кейн. Со мной мать Мишель Саммерс Фиона и ее отчим Даррен. Мы начнем эту пресс-конференцию с обращения Фионы.

Мать Мишель нервно посмотрела в ряды фотографов и журналистов, а затем вниз на стол, на котором стояло с полдюжины микрофонов, установленных на радиостанциях, чтобы уловить ее слова. У нее в руках был клочок бумаги, и она смотрела на него, но так и не начинала читать. Отчим Мишель, грузный мужчина с бесстрастным лицом, положил на ее плечо руку в виде поддержки или же, вероятнее, чтобы подтолкнуть, и ей удалось начать. Голос женщины дрожал от эмоций.

― Мишель, если ты слушаешь это, ― прочитала она, ― что бы ни случилось, это неважно, мы с этим сможем разобраться, любимая. Просто возвращайся домой; пожалуйста, дорогая, свяжись с нами или просто позвони в полицию и скажи, где ты. Они приедут и заберут тебя.

А затем она начала плакать. Позже, Хелен Нортон будет смотреть телевизионный повтор этой самой пресс конференции и заметит, что, как и было указано, оператор выберет этот момент, чтобы начать медленно увеличивать план, дабы показать детальнее лицо бедной женщины. Фиона была не в состоянии сдержаться, так что ее муж помог ей встать на ноги и вывел жену из комнаты.

Когда убитая горем мать ушла, суперинтендант Трелоу поделился с журналистами голыми фактами, включая последние известные передвижения Мишель, перед тем как та исчезла, и описанием внешности девушки, вплоть до образка Святого Кристофера, который она носила на шее на серебряной цепочке. Затем посыпались первые вопросы. Вверх взмыло множество рук, и суперинтендант выбрал мужчину репортера в первом ряду.

― Вы полагаете, что Мишель Саммерс – девушка №5?

― Мы не можем быть уверенными в этом на данной стадии расследования, ― ответил Трелоу, ― но, определенно, есть схожие детали между предыдущим случаем и этим.

― Так, значит, вы так считаете? ― настаивал репортер.

― Это одна из версий расследования, которую мы в настоящий момент развиваем.

Трелоу быстро указал на другого журналиста, надеясь, на смену темы.

― Мишель последняя жертва Жнеца? ― спросил репортер с лондонским акцентом.

― Я полагаю, что только что ответил на этот вопрос. Это одна из версий следствия, но мы не можем категорически утверждать…

― Мишель Саммерс ― несовершеннолетняя девушка, которую схватили в общественном месте, да так, что никто ничего не видел или слышал, и с тех пор ее не видели, ― добавил репортер. ― Звучит идентично.

― Суперинтендант был предельно ясен, ― вмешался старший инспектор Кейн. ― Мы придерживаемся объективного подхода и прорабатываем различные версии, как от нас и ожидается. Мы настоятельно призываем любых представителей общественности, обладающих относящейся к делу информацией, связаться с нами по номеру горячей линии.

Это только сделало Кейна мишенью для вопросов репортеров.

― Старший инспектор, как вы собираетесь поймать этого мужчину и предотвратить его следующий удар? ― другой голос прозвучал из задних рядов.

― Мы делаем абсолютно все, что в нашей власти… ― начал Кейн, но его прервали.

Репортеры начали перекрикивать друг друга, соревнуясь за то, чтобы быть услышанными. Трелоу знал, что потерял контроль.

― На данный момент это все, леди и джентльмены, спасибо!

Он быстро собрал свои бумаги и встал.

― Вас уведомят, ― ободрил он репортеров, которые не затихали, продолжая звать его, когда офицеры полиции покинули помещение.

***

Том Карни проследовал за домовладельцем по узкой, скрипучей лестнице до мрачного первого этажа с четырьмя маленькими комнатами. У него ушло пять с половиной часов, чтобы добраться из Лондона до Грейт Мидлтона, включая короткий перерыв на сэндвич с недожаренным беконом и чашку безбожно дорогого растворимого кофе, которое слегка отдавало средством для мытья посуды. Он устал, но, по крайней мере, его машина не сломалась по пути.

― Твоя крайняя справа, ― объяснял Колин, вручая ему ключ. ― Ванная комната, напротив.

― Спасибо, Кол, ― сказал Том. ― Ты уверен, что не хочешь больше денег за комнату? Мне неловко.

― Как много раз ты упоминал мой паб в местной газете? ― возразил домовладелец. ― Вечера караоке, благотворительные мероприятия, соревнования по бильярду, матчи по дартсу, луковые шоу и футбольные игры; ты писал обо всем этом на своей странице все эти годы. Я обязан тебе.

― Сгодилась бы и пинта пива.

― Я обычно не сдаю комнаты, ― объяснял Колин. ― Они не пользуются здесь спросом. Она твоя так долго, как будет тебе нужна, ― он пожал плечами. ― Та сумма, что ты платишь, покрывает мои расходы. Мне больше не нужно.

― Спасибо, бро.

Том зашел в комнату. Она была небольшой, но ему сгодится: тут была кровать, старый шкаф и раковина, установленная у стены. Переносной телевизор примостился на комоде рядом с маленьким чайником, двумя чашками, несколькими пакетиками кофе и чая. Мужчина положил свою сумку на кровать и прошел к окну, отвел занавеску в сторону, чтобы рассмотреть улицу внизу и поржавевшую вывеску паба, на которой красовалась худая серая собака и надпись «Грейхаунд».