Страница 7 из 16
В общем, Проня порядком достал своими приставаниями, но сейчас Марьяша даже немного порадовалась его появлению. Кое-что в грядущей казни было ей непонятным, а Бобу расспрашивать бесполезно.
– Так их, кровососов, без суда в Колодец отправят? – спросила она у Прони.
– Зачем без суда? – удивился Проня. – Не положено без суда, не по понятиям. Прям сейчас и будут судить, прям у Колодца. Судья утром приехал, все чин по чину.
Вот даже как… Дело таким срочным показалось, что Судья ночью сюда поскакал, хотя через Серые топи, окружившие деревню, днем куда безопаснее путешествовать. И то сказать, не каждый день кровососы в плен попадают… Честно говоря, вообще в первый раз живыми взять удалось. Иногда удавалось кого-нибудь из них подстрелить из засады, но убитыми они падали или ранеными, никто в точности не знал, кровососы подстреленных не бросали, всегда забирали с собой.
Но вчера был не их день… Получат теперь свое, и за мамку, и за всех остальных, кого погубили.
У Слизистого Колодца собралось большинство жителей Затопья, человек, наверное, под тысячу. Сильно приросла за последний год деревня, многие из других мест сюда переселились, от кровососов спасаясь. Принимали в общину всех, необработанной плодородной земли вокруг пока хватало. Но поговаривали, что скоро наделы пришлым выделять перестанут: хочешь, дескать, отсидеться от войны за непроходимыми для чужаков топями, так ступай в батраки к тем, кто здесь раньше осел.
Судьи пока не было, пленников тоже. Жители толпились на обширной поляне, собирались в кучки тут и там, но к Колодцу старались не приближаться, словно тот был обведен незримым кругом, запретным для пересечения. Колодец сейчас мирный, подкармливают его регулярно, но рисковать никто не хотел. Поди знай, что Слизи взбредет в голову… вернее, в то, что у нее вместо головы.
Колодец лишь назывался Колодцем, а на деле был круглым провалом в земле с отвесными стенами, диаметром шагов тридцать. Хотя старожилы рассказывали, что некогда здесь стоял самый настоящий колодец с деревянным срубом, и дома неподалеку, теперь лишь фундаменты от них остались, кустарником обросшие. И вода в том колодце была питьевая, ничего необычного, но однажды внизу заклокотало, забулькало, запахом противным потянуло. Решили, что пакость какая-то в колодце завелась, и лучше бы его засыпать, и новый в отдалении выкопать… Но все оказалось не так просто, как тогда представлялось.
Между кучками людей хромала Матрена-сухоножка с большой корзиной, предлагала всем свои горячие пироги. Кому-то последний день жизни сегодня выпал, а у кого-то по этому поводу самый разгар торговли… Брали товар у Матрены не особо ходко. Неизвестно отчего, но пучило всех после ее выпечки просто страшно, хотя вроде бы на вкус пироги как пироги. Но все же брали, кто проголодался, – тем более что запасы зерна у многих еще весной закончились, истосковались по мучному. Деньги, чтобы расплатиться, находились далеко не у всех, монеты стали большой редкостью, а бумажные купюры давно вышли из обихода. С неплатежеспособными клиентами Матрена начинала торговаться, сговариваться, какой натурой потом рассчитаются.
Народ вокруг толковал о разном, в основном о кровососах, на чью казнь явились поглазеть. Свалилась эта напасть на головы недавно, чуть больше года назад, – появились откуда-то люди, лишь внешне похожие на людей, а сами хуже зверей хищных. Раньше даже из самых дальних деревень слухов о них не доходило. Словно с неба свалились – как поначалу поговаривали, прилетели откуда-то на старинных летающих машинах, давненько отлетавших свое. Либо, наоборот (такие слухи обернулись позже правдой), вылезли из-под земли, где отсиживались после Большого Трындеца. Но откуда бы ни появились, взялись за дело круто. Начали деревни под себя подминать, порядки свои устанавливать, а кто противился тому, тех убивали без раздумий – оружие у них было не чета здешнему и патронов без счета, а местные-то охотники над каждым патроном тряслись, как над драгоценностью, выстрел только наверняка делали…
Несколько деревень уже под кровососов легли – те ведь не только кнутом, но и пряником действовали: кто их власть признавал, тем и еду подгоняли допрежнюю, в железные банки упакованную, и одежду новую, крепкую, и делянки вспахивали за час – там, где лопатой землю рыхлить на неделю работы…
Вроде бы и можно жить под кровососами, да только, по рассказам, вовсе не такой уж сладкой та жизнь на деле оказывалась. Молодых мужиков они мобилизовывали в свои отряды, у тех хозяйств, что помощь получили, забирали часть урожая. И у тех, что помощи не получали, тоже забирали, но поменьше. А самое главное – забирали людей. Уводили в свое логово, на Базу, как они ее называли, – и больше никто никогда тех людей не видел, и даже весточек от них ни разу не доходило.
Появились и в Затопье посланцы от кровососов – из мобилизованных (из мобилей, как их стали называть вслед за кровососами), – кто тайные тропы знал, через топи ведущие. Предлагали добровольно новую власть и новые порядки признать. Одноглазый Мартын, тогдашний смотрящий, собрал народ на сходняк. Рассказал все, что послы предложили, а от себя добавил: новые их порядки на самом деле старые, из тех времен, когда куча захребетников у народа на шее сидела – и сосала, сосала, сосала из него кровушку. Хотите снова их своей кровью кормить? Хотите, чтоб стало, как сейчас за Большим Болотом, где новоявленные бароны народ в дугу гнут?
Народ дружно проголосовал: шиш им, кровососам (тогда это прозвание за чужаками и закрепилось). Но понимали все – раз уж кровососы про Затопье знают, не отстанут теперь, своего будут добиваться не мытьем, так катаньем. Решили первыми по ним ударить, пока те в полную силу не вошли и мужиков из новых деревень под ружье не поставили. Так-то их самих немного было, паразитов, не больше сотни.
Собрали ополчение из Затопья и из других деревень, что новую-старую власть пока не признали, оружие из тайников достали, что на черный день припрятано было, на отряды разбились, учение провели… Такого войска большого никто в здешних местах и не видывал, даже когда заболотники пять лет назад набегом приходили, деревни жгли и жителей угоняли, – и то меньше людей против них встало, многие отсидеться надеялись, дождаться, когда напасть схлынет… И дождались, ушли супостаты. Но про кровососов все понимали: эти никуда не уйдут, надолго обосновались. Так что, если хотят свободными и дальше жить, всем миром кончать паразитов надо.
Послов их, разумеется, в Колодец наладили, никакого ответа не дав, а сами ночью, скрытно, к Базе пошли, с трех сторон, тремя колоннами.
Лучше бы не ходили… Лучше бы здесь, среди топей, оборону держали… Не то предатель среди своих отыскался и выдал план нападения, не то у чужаков приборы следящие были, для которых ночь не помеха, но напали на все три колонны еще на дальних подходах к Базе. Ни многолюдство не помогло, ни темнота, – разгром был страшный, из тех, кто в поход ушел, едва ли треть вернулась, одноглазый Мартын, ополчением командовавший, тоже погиб.
Не успели раны зализать и убитых оплакать, кровососы ответный удар нанесли. Все дальние выселки Затопья, что снаружи топей были, сожгли и людей поубивали. Никого не пытались в тот раз под свою власть заманить, просто карали и мстили. Тогда и мать Марьяши, у сестры своей гостившая, пулю словила. Уже почти спаслась, уже почти до леса добежала – в считаных шагах от опушки с простреленной головой упала.
– Ведут! – выкрикнул Боба, на голову возвышавшийся над толпой и первым заметивший появление пленников.
Слухи врали. Из троих кровососов настоящим оказался лишь один, а двое других – всего лишь мобили, тех уже, случалось, ловили и в Колодец отправляли. Зато третий – всем кровососам кровосос, самый доподлинный. Все, как рассказывали: лицо бледное, как у мертвеца, глаза прижмурены, смотрит сквозь узенькие-узенькие щелки, между век оставшиеся. Стыдно небось в глаза глянуть тем, у кого братьев и отцов, мужей и сыновей убивал. А может, и не стыдно – поговаривали, что зрение у кровососов, как у кротов: в темноте хорошо видят, а как на солнечный свет попадут, почти что слепнут. Врали, понятное дело, для почти слепых слишком уж метко кровососы днем стреляли…