Страница 37 из 59
Мордвинова посмотрела по сторонам - они находились в самой середине ряда.
- Посидим еще чуть-чуть, - ответила шепотом.
Но когда в фильме появились кадры из предыдущего "шедевра" Ады Васильевны, Женя не выдержала:
- Она цитирует сама себя! - возмутилась вслух.
На нее зашикали.
- Давай уйдем! - повторила Аня.
Мордвинова никогда не уходила ни со спектакля, ни с сеанса кино, считая это неуважением к труду их создателей, независимо от результата. Однако тут ее душа не вынесла.
- Пойдем, - скомандовала Женя, и они, поминутно извиняясь перед соседями, выбрались из зала. В холле скучали омоновцы, в буфете какие-то люди угощались бутербродами. Мать и дочь без сожаления вышли из кинотеатра и направились к метро.
- Забыть, как кошмарный сон! - пробормотала Женя, доставая проездной билет.
Внутри у нее все кипело. Позвать омоновцев, чтобы защититься от обманутых коллег, а потом разглагольствовать о христианских ценностях! Аня повидала всякое за годы работы в кино, однако "Бабушка" и ее сразила наповал.
- Бывают же такие деятели! - усмехнулась дочь.
Они остановились возле китайской пагоды - станции "Арбатская".
- А пойдем погуляем! - предложила Аня. - Посидим где-нибудь на Арбате, выпьем кофе?
Женя с готовностью согласилась. Они медленно прошлись по Старому Арбату, разглядывая всяких чудаков, которых там всегда в избытке. Послушали уличных музыкантов, поглазели на сувениры и выставленные на продажу картины. Мимо них, танцуя и напевая свои песенки, проследовала группа кришнаитов. Народ останавливался поглазеть на это пестрое шествие.
Потом они рылись в книжных развалах, и Женя все изумлялась: буквально за копейки продаются книги, которые когда-то доставались с большим трудом, выдирались из журналов, переплетались отдельными брошюрами... Теперь купить можно что угодно. За бесценок уходят подписные издания классиков, любая зарубежная литература.
- Давай здесь посидим, - предложила Аня, указывая на вывеску кафе.
Они не пошли внутрь, сели на летней веранде, которая совсем недавно была смонтирована в преддверии лета. Заказали кофе и вкусных пирожных. Подумали и попросили еще по алкогольному "Мохито". Туда-сюда мимо них сновали шумные толпы, господствовало ощущение нескончаемого праздника. Впрочем, май и был праздником длиною в месяц...
За последнюю неделю Мордвинова пережила острое одиночество. И хотя работа на новом проекте не оставляла ни сил, ни эмоций, ей было тягостно возвращаться домой и сталкиваться с отчуждением дочери. Аня тоже много работала и приходила абсолютно вымотанной. И у нее сил на разговоры не было. Попив чаю с бутербродами, она уходила в свою комнату и сразу ложилась спать. Часто она и вовсе не ночевала дома. И если раньше звонила и предупреждала, хотя Женя и не требовала этого, то теперь жила своей отдельной жизнью, не посвящая в нее мать.
Обе они были безумно одиноки. Мордвинова это чувствовала как никогда. Тяжело ей далась эта неделя... И самое горькое - это осознание, что, выйди Аня замуж, Женя действительно останется в полном одиночестве. Будет приходить в пустую квартиру, засыпать под бормотанье телевизора, просыпаться в зловещей тишине, и не с кем будет перемолвиться словечком...
Теперь дочь сидела перед ней, не прятала взгляда и не уклонялась от вопросов. Впрочем, вопросы-то были самые безобидные. Они говорили о работе, каждая о своем фильме. Аня рассказала о параллельном проекте, для которого они с Димой Вересовым подбирали костюмы. Ее поразило поведение актрисы, которую Аня считала талантливой и достойной уважения.
- Представляешь, - рассказывала она, - вместе с ней ездили по магазинам, она все примерила, одобрила. Потом я узнаю, что она жалуется, будто ей даже не показали костюмов! Мне кажется, у нее не все в порядке с головой. Как-то я приехала за ней в салон, где ей делали прическу. Все хорошо, все нравится. Только вышли от визажиста, она говорит: "Кошмар, что мне наделали! Уродство какое-то!" У меня и слов не нашлось.
Они больше не возвращались в беседе к злосчастной премьере и к "Бабушке", все это было уже страницей прошлого. Удивительно, как быстро все уходит, забывается...
- Ань, давай больше не будем ссориться, - сказала Женя в приливе грусти и радости одновременно. - Мне без тебя так плохо, так одиноко!
- А разве мы ссорились? - улыбнулась Аня. - Мне тоже без тебя плохо, мам. Ты не представляешь, как я всегда скучаю по тебе...
Они обе были тронуты. Женя не скрывала слез: в последнее время она стала такой плаксой. Темнело. Они сидели на бурлящем Арбате, и было чувство, что все еще впереди, все возможно.
- Знаешь, - сказала Аня, - даже если я выйду замуж когда-нибудь, я не хочу расставаться с тобой.
- Но это невозможно, - возразила Женя.
- Возможно. Мы будем дружить домами, так что тебе тоже придется выйти замуж!
Трудный разговор
День начался скверно. Аню не пропустили на "Мосфильм". Что за оказия? На проходной заявили, что ее фамилия попала в черный список, и отобрали пропуск.
- Но почему, как? - недоумевала Аня.
Охранник ей отвечал, что ему неизвестно и не его это дело. Раз в черном списке, значит, не велено пускать. Аня опаздывала на смену, ей пришлось звонить Диме Вересову:
- Дима, я почему-то попала в черный список, и меня не пропускают на проходной.
- Что за дела? - удивился художник. - Сейчас попробую связаться с продюсером.
Аня нервно прохаживалась перед проходной и курила в ожидании звонка. Смена вот-вот начнется, еще не все подготовлено, надо посмотреть кое-что, а она стоит здесь, ждет непонятно чего! Впрочем, ждать пришлось недолго, продюсер попросил передать трубку охраннику. Суровый человек в черной спецовке спокойно выслушал его и вежливо ответил:
- Я все понимаю, но мы подчиняемся только своему начальству. Звоните им, нам прикажут, мы выполним.
Он вернул Ане телефон, из которого неслась отборная ругань линейного продюсера. Аня попыталась вставить хоть слово, но в итоге просто отключилась. Она еще раз обратилась к охраннику:
- Это какое-то недоразумение, ей-богу! У меня смена началась, вы срываете съемки.
Охранник был неумолим. Он сделал каменное лицо и отвернулся.
- Почему не пропускаете мою дочь? - услышала Аня за спиной знакомый голос. Она обернулась и увидела Туринского, который выходил с территории "Мосфильма". Наверное, ночная смена, подумала она (Студия Туринского арендовала павильоны на "Мосфильме"). Ишь ты, "дочь"!
- Что случилось, Ань? - поцеловав ее в щечку, спросил Виктор Алексеевич.
- Не понимаю, - сердито ответила она. - Не пускают, пропуск отобрали...
Туринский ввязался в беседу с охранником и выяснил, что Ане инкриминировалась передача пропуска другому лицу.
- Кому ты давала пропуск? - спросил режиссер.
- Да никому не передавала, чушь какая-то! - возмутилась Аня. - Может, нас с мамой перепутали?
Нервы ее были на пределе. Опять звонил Дима, сказал, что сейчас подойдет с продюсером. Туринский узнал телефон начальника охраны, стал звонить, но никак не мог дозвониться.
Потом все разрешилось в одночасье. Явились коллеги и настояли на одноразовом пропуске. Тут же Виктор Алексеевич поговорил с начальником охраны и передал трубку суровому секьюрити. Как-то все утряслось благодаря Туринскому, Ане вернули пропуск и вычеркнули ее имя из черного списка.
Она так и не поняла, что это было: чей-то злой умысел или глупая случайность. На смену, конечно, опоздала. Прощаясь со своим спасителем, Аня сказала:
- Спасибо вам, Виктор Алексеевич! Я уж думала, с ума сойду тут...
Туринский махнул рукой, мол, не на чем, и собрался было уходить, однако остановился и крикнул Ане, спешащей вслед за Димой и продюсером:
- Ань!
Она обернулась.
- Давай часов в шесть в буфете встретимся? Хочу пару слов тебе сказать.