Возвышение физрука

Так мы и распределили обязанности – Виталик работал по кабанам, я – по лаборантам, а маги подчищали всякую гадость, что валилась на нас из пузырей. Темп мы взяли достаточно приличный и добрались до конца уровня за каких-то сорок минут.

В конце нас ждала традиционная уже арена, над которой висел такой же наполненный пузырь, только очень уж здоровый.

– Я, сука, не понял, – сказал Виталик. – А где босс?

– Видимо, там, – Федор ткнул пальцем в пузырь, висевший на высоте чуть меньше двух метров. – И ключ, видимо, тоже.

– А почему он там, когда он нужен нам здесь? – спросил Виталик.

– Видимо, мы слишком быстро прошли, – сказал я. – Он еще не вылупился.

– Тут же все затопит, к хренам, – сказал Виталик, аккуратно и с размаху трогая пузырь двуручным топором. Пузырь не поддался.

– Не вылупляется, – констатировал Федор.

Виталик убрал топор и попробовал дробовик, но эффект был тот же. Босс, кем бы он ни был, продолжал сидеть внутри и на провокации не реагировал.

– Видимо, не все условия прохождения соблюдены, – сказал Кэл.

– Например? – спросил Виталик.

– Первое, что приходит в голову, надо зачистить уровень полностью.

– То есть, уничтожить вот эти все пузыри? – ужаснулся я. – Но их же тут тысячи.

– Может быть, и не все, – успокоил меня Кэл. – Но какое-то критическое количество, чтобы босс почуял неладное и пробудился.

– Значит, все-таки все, – сказал я. – Должен заметить, что их всех тупых игровых условностей, которые я встречал до сего момента, эта – самая тупая.

– Ну почему же, – сказал Федор. – Мы ж тут по квесту вроде как мир спасаем, а уничтожение потенциальной армии вероятного противника в эту схему вполне себе вписывается.

– Утомительное, сука, занятие, – сказал Виталик. – А ведь это даже не наш мир.

– Ладно, чего стоять, – сказал я. – Эти твари сами себя не убьют.

Мы вернулись в самое начало уровня и принялись за методичное истребление всего нерожденного. Твари были не слишком опасны, большая часть даже не успевала понять, что происходит, а огрызаться пытались лишь некоторые, но их было очень много, и это была одна из тех редких ситуаций, когда ты жалеешь, что у тебя нет с собой напалма.

Ближе к середине уровня, когда я уже устал, как пробежавший полтора марафона спринтер, я задумался о странностях человеческой психики. А если точнее, то моей.

Вот я, обычный парень из подмосковных Люберец, еще месяц назад преподававший трудным подросткам боевые единоборства, копошусь в подземельях чужой планеты и рублю выведенную магическим путем живность боевым топором, к которому у меня навык, периодически постреливая в ту же живность из пистолета, в котором никогда не заканчиваются пули, и даже особого удивления по этому поводу не испытываю. И это не говоря уже о том, что компанию мне составляют сисадмин, зомби и инопланетянин, по совместительству колдун. Впрочем, сисдамин тоже колдун, а зомби так вообще читер, и тут еще непонятно, кто из них хуже.

Человеческая психика – штука гибкая, и гибкая она не просто так. Потому что то, что не гнется, то ломается, сколь бы незыблемым они ни выглядело. И это не просто красивые слова, это непреложный жизненный факт.

Мне доводилось и не такое видеть.

И еще интересно, когда все это закончится, если это вообще способно хоть когда-нибудь закончиться в принципе, приложит ли меня посттравматическим синдромом, и если приложит, то как сильно? Потому что нельзя творить все то, что я сейчас творю, вообще без последствий. Я уже в одном этом чертовом данже столько черепов проломил, сколько в моих родных Люберцах с момента основания города, наверное, не проламывали.

Хотя это и не самый миролюбивый город в Подмосковье.

Мы закончили, стоя по колено в роовой, липкой и неприятной жидкости, которая, после постоянных вливаний новых порций свежей крови становилась все более розовой, липкой и неприятной, да и мы сами выглядели, как маньяки под конец затянувшейся вечеринки с бензопилами.

А босс все еще висел в пузыре и не подавал признаков жизни. Точнее, признаки жизни-то он подавал, что-то внутри пузыря пульсировало и колыхалось, а вот никакого желания вылезти наружу и принять честный бой моб не демонстрировал.

– Кого-то мы, видать, пропустили, – обреченно сказал Федор.

Я мысленно застонал. Уровень был большой, грязный и лезть туда обратно совершенно не хотелось.

– Ненавижу такие, сука, игры, – сказал Виталик. – Пропустишь одного моба и снова в гребаный лабиринт тащиться, к хренам.

– Я больше не могу никуда тащиться, – сказал Федор. – Я устал и меня тошнит.

– Ладно, вы с Виталиком оставайтесь тут и караульте босса, – сказал я. – А мы с Кэлом пойдем и поищем.

– Аккуратней там, – сказал Виталик, опускаясь на пол.

– Аккуратней тут, – сказал я, проверяя, что боезапас “дезерт игла” полностью восстановился.

Через полчаса поисков я впал в уныние. Обнаружить пропущенный очаг жизни в этом хаосе можно было разве что случайно или по волшебству…

– Слушай, – сказал я Кэлу. – Ты же маг. Сделай что-нибудь.

– А что я могу сделать? – горестно вопросил он. – Заклинание обнаружения жизни тысячу золотых стоит, у меня таких денег отродясь не было. А даже если бы и были, я бы их на что-нибудь более полезное потратил.

– Сокланы не помогают? – спросил я.

– В плане заклинаний? Только тех, что полезны клану, – сказал Кэл. – А это боевые, в основном. Поисковики, конечно, пользуются определенным спросом, но их обычно два-три на клан, им с прокачкой и помогают. Но это узкая специализация, в бою они практически бесполезны.

– А как насчет магов широкого профиля? – спросил я.

– Нет никаких магов широкого профиля, – сказал он. – Магия слишком объемна, слишком много направлений, и охватить их все практически невозможно. Либо ты хорош в какой-то одной специализации, либо средний в нескольких смежных. А так, чтобы одновременно магию смерти, воды и хаоса изучить, то это вообще невозможно, и тысячи лет не хватит.

– А ты уже умирал? – спросил я.

– Нет, – недоуменно сказал он. – Я же здесь.

– Так тут же есть способы умереть не окончательно, – сказал я.

– Слишком дорогие для меня способы, – сказал он. – И не слишком-то надежные.

– Все же это лучше, чем ничего, – заметил я.

– Откуда ты вообще о них знаешь? – спросил он. – Погоди, так ты уже…

– Было разок, – сказал я. – Амулет возрождения помог.

– И какой там был шанс на этом амулете? – спросил он.

– Двадцать пять процентов.

– Да ты везунчик, – сказал он. – А амулет где раздобыл?

– Залутал.

– Вдвойне везунчик, – сказал он. – Умереть и возродиться всего лишь на уровне сто плюс…

– Это до сотого было, – сказал я.

– Так ты возродился, даже до получения класса персонажа? Я не знал, что такое вообще возможно, – сказал он. – Обычно нубы просто растворяются в великом ничто.

– Ты сам сказал, я везунчик.

– Угу, – сказал он. – А что это вообще за класс такой – физрук? Какие бонусы он дает?

– Без понятия, – сказал я. – Информация заблокирована.

– А дерево развития?

– И оно тоже.

– В этом и беда с уникальными классами, – сказал он. – Толком и не знаешь, все ли ты правильно делаешь и в какую сторону тебе развиваться.

– А как это у нормальных игроков происходит? – спросил я. – В штатном, так сказать, режиме?

– Обычно к сотому уровню ты уже определяешься с выбранной специализацией, – сказал он. – Идешь к соответствующему магистру, платишь ему, сколько положено, он обращается к Системе и она присваивает тебе класс. Но уникальные классы, как я понимаю, Система присваивает напрямую. И при этом бесплатно.

Он вздохнул.

Сразу видно, когда человек всю жизнь страдает от нехватки денег и завидует тем, у кого их больше. Или кто получает что-то на халяву.

Но экономическая модель Системы более-менее понятна. Хочешь класс – плати. Хочешь новых заклинаний – плати. Хочешь снаряжение получше – плати.