Страница 47 из 54
Я кладу пакет со льдом на щиколотку, затем распутываю бинт. Осторожно приподнимаю пакет со льдом и начинаю бинтовать ей ногу.
Она смотрит на меня с интересом.
— У тебя неплохо получается.
— Когда я был моложе, я залатал многих мужчин с более серьезными травмами. Наверное, сказывается опыт, — говорю я.
Синди улыбается мне, когда я заканчиваю.
— Намного лучше, когда нога забинтована.
— Хорошо. — Улыбаюсь я. — Мне жаль, что такое случилось с тобой, Синди. Я должен был быть рядом.
— Это не твоя вина.
— Даже самого опытного наездника иногда сбрасывает лошадь. Иногда такое случается. Надеюсь, это не помешает тебе и дальше получать удовольствие от желания прокатиться верхом.
— Нет, конечно, нет. Мне нравится ездить верхом.
— Никита обычно очень спокойная, и чтобы она так испугалась, требуется гораздо больше, чем просто хлопок, — говорю я, впервые обдумывая ее слова.
— Да. Например, звук, похожий на выстрел? — Говорит Синди.
Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
Она отрицательно качает головой.
— Наверное, это просто паранойя.
В панике там в саду, я вдруг вспоминаю, что не спросил ее, что же случилось на самом деле.
— Паранойя — это не то слово, которое подходит тебе. Рассказывай.
— Был чертовски громкий звук, напоминающий, словно взорвалась машина или раздался выстрел из пистолета. Тогда-то Никита и встала на дыбы, а я упала. Я вспомнила, что заметила что-то розовое, промелькнувшее среди деревьев, перед тем, как услышала этот звук. Розовое такое же, как и платье Петры во время ланча. Понимаю, звучит безумно, но не могу отделаться от ощущения, что именно она напугала Никиту. Чего она хотела, чтобы я свалилась с лошади? Но даже сейчас, произнося это вслух, знаю, что со стороны звучит не правдоподобно.
Я чувствую, как гнев волнами начинает накатывать на меня. Чертова Петра. Не знаю, в какую игру она играет, но это черт побери гораздо серьезнее, чем пугать Синди в ее комнате. Совершить проделку, чтобы Синди думала, что призрак какой-то сумасшедшей старой тетки поселился в ее комнате — детская забава по сравнению с травмой. Синди могла серьезно пострадать. Черт побери, ее могло парализовать или она могла даже погибнуть.
— Это совсем не смешно. Но это вполне похоже на Петру, — говорю я низким голосом, настолько с гневом, что Синди слегка отшатывается от меня.
Я резко поднимаюсь.
— Куда это ты собрался? — Спрашивает Синди.
— Хочу немного поболтать со своей сучкой кузиной, — отвечаю я.
— Не делай этого, Алекс. А что, если я ошибаюсь? — спрашивает она.
— Петра хитрая, мстительная и чертовски лживая сука, но я всегда видел ее вранье насквозь. Я узнаю ее ли это рук дело, не беспокойся об этом.
— Я пойду с тобой, — немедленно говорит она.
— Синди, пожалуйста, оставайся здесь и не двигайся. Я ненадолго, обещаю. Я не совершу насилия над Петрой, хотя мне и хочется, она избалованный ребенок с самого детства. Я всего лишь собираюсь дать ей понять, что в курсе ее опасных игр, и хочу, чтобы она поняла, если не прекратит их прямо сейчас, у нее могут возникнуть проблемы совсем другого характера. Я пообещал тебе, что с тобой ничего не случится, пока ты будешь находиться здесь со мной, но с тобой кое-что случилось. Я, мать твою, уверен, что больше ничего не случится.
Она кивает, но выглядит при этом не слишком счастливой. Тот факт, что Синди так легко соглашается со мной, сообщает мне, что Синди побаивается Петру, что та еще может придумать и предпринять. Но моя сучка кузина больше ничего не будет предпринимать, и в этом я чертовски уверен.
Я выхожу из комнаты, прежде чем Синди успевает что-нибудь ответить. Я не хочу, чтобы она видела, насколько разозлился на самом деле, или обязательно прихрамывая отправиться за мной, пытаясь меня успокоить. Я не солгал Синди, не собираюсь причинять вреда Петре, по крайней мере, в этот раз.
Мне нужно взять себя в руки, прежде чем я найду Петру. Если я начну бесноваться, она не воспримет мои угрозы всерьез. Все знают, что у меня вспыльчивый характер, и мои ближайшие родственники быстро научились игнорировать мои вспышки ярости. Мне нужно взять себя в руки и вспомнить тот леденящий душу гнев, который все еще скрывается где-то у меня внутри. Тот самый гнев, который пугал людей тогда, когда я не разобрался со своей жизнью, когда не начал зарабатывать деньги в легальном бизнесе.
Я прячу поглубже все мысли о Синди, потому что, как только я вспоминаю ее страдания на своей кровати с перевязанной щиколоткой, мои эмоции берут верх, и перед глазами становится все красным. В глубине души я знаю, что дело не в Синди. Так или иначе, Петре было наплевать на Синди. Дело касалось меня. Все это касается только меня и Петры. Синди — это балласт, оказавшийся между нами, именно так я должен думать о своей кузине сучки в данный момент. И я готов защитить свои активы, как и всегда в своем бизнесе.
Это сработает.
Ярость внутри меня меняется, становясь холодной и убийственной. К тому времени, когда я достигаю последней ступеньки лестницы, я уже стал совсем другим человеком. Исчезли эмоции, разговоры и всякий бред. На их месте — безжалостная решимость, которую я никогда не позволял себе демонстрировать перед своей семьей до сегодняшнего дня.
Я прохожу по дому. Горничная, несшая поднос с кофе, сообщает мне, что Петра находится в своей спальне. Кофе она несет для нее. Я приказываю ей отнести кофе на кухню. Затем возвращаюсь наверх и стучу в апартаменты Петры. Она приглашает меня войти.
Я открываю дверь.
— Поставь на стол, — небрежно заявляет она, даже не отрываясь от журнала.
Я молчу, Петра раздраженно поднимает на глаза. Тут же вижу, что она замечает мой ледяной взгляд, пока двигаюсь к ней. Вижу страх, настоящий страх в ее глазах.
— Алекс? Что... что случилось? — спрашивает она.
— Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, Петра, — говорю я.
Мой голос сейчас не похож на мой обычный голос. Звучит безжизненно, почти как у робота, лишенный всяких эмоций. Петра вздрагивает. Она слезает с кровати по ту сторону, теперь кровать разделяет нас, и на секунду я вспоминаю ее ребенком. Как, черт возьми, мы дошли до таких отношений?
Белое лицо Синди вспыхивает в моем сознании, и хотя я заталкиваю ее образ обратно, мне достаточно этой доли секунды, чтобы вспомнить, что Петра — не та девушка, которая росла вместе со мной. И я уже не тот мальчик. Жизнь наложила свой отпечаток на нас обоих.
— Синди каталась на Никите, но лошадь кто-то напугал. Синди упала, — говорю я.
— С ней все в порядке? — Спрашивает Петра, ее глаза расширяются от тревоги.
— С ней все в порядке, — отвечаю я.
Маска Петры сползает на полсекунды. Сука выглядит разочарованной, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не перепрыгнуть через кровать и не задушить ее, по-прежнему сохраняя хладнокровие. Этой мимолетной эмоции с ее стороны было достаточно, чтобы подтвердить слова Синди — эта сука стоит за всем этим.
— Петра, мне нужно тебе кое-что сказать, и я скажу это всего один раз, поэтому хочу, чтобы ты внимательно слушала, это очень важно.
Она кивает, переведя взгляд на дверь, как бы просчитывая в уме, сможет ли воспользоваться шансом и сбежать, если я кинусь на нее. Это еще одно доказательство того, что она причастна к падению Синди. Если бы я попытался несправедливо обвинить ее, она бы уже встала «на дыбы». Кричала бы и ругалась, что ее несправедливо обвинили в чем-то столь гнусном, к чему она на самом деле не причастна.
— Если с Синди опять произойдет несчастный случай, любой… даже совершенно не значащий, как порез пальца, я найду тебя и заставлю так страдать, что ты пожалеешь, что родилась. Я имею в виду это в буквальном смысле. Ты поняла меня?
В ее глазах вспыхивает страх. Она знала, на что я способен. Истории моих дней в братве не являются секретом. Она с трудом сглатывает и утвердительно кивает.
— Вот и отлично. — Я разворачиваюсь и выхожу из ее комнаты.