Жемчужина гарема

— Но как!? — спросила я, все еще не до конца веря, что это правда. — Как тогда ты удерживаешь меня здесь против моей воли! Если вы не можете причинить вред этим... Повелительницам. Вспомни, как ты держал меня... на лежанке, Рокард!

— И сразу отпустил, как только понял, что это вредит тебе, — с грустной усмешкой ответил Рокард, взглянул на меня искоса. — А держать тебя здесь и просить участвовать в испытании, заключать с тобой договоры и беседовать по вечерам я могу по единственной причине — это на самом деле никак не вредит тебе. В противном случае нечто непонятное внутри уже заставило бы меня отпустить тебя... Да, Аленор, так. Это твоя природная власть. Она проявилась, когда ты нашла раненого дракона и смогла спасти его — Повелительницы имеют власть над телом дракона. Могут будить не только невообразимое желание и неземное наслаждение, но и напрямую воздействовать на тело дракона... Иногда.

— Но не могла же эта сила вырастить Ролару новое сердце, если я не была бы его истинной парой! — вроде бы радоваться — мне дана власть над ними. Если верить Рокарду, то рядом с любым драконом я в безопасности — никто из них не сможет обидеть меня по-настоящему. А может быть, я смогу добиться нужного мне и от самого Рокарда. Но вместо радости из души просились слезы горечи и разочарования. Ведь... получается, что мы с Роларом могли быть не истинной парой, и его чувства ко мне могут быть связаны всего лишь с моей природой.

Все же женщины неисправимы! Можно дать ей власть и огромные возможности, но она будет плакать, если при этом у нее не будет искренней, счастливой и чувственной любви. Если рядом не будет ее единственного, или этот единственный окажется не тем.

— Прости, Аленор, я не хочу тебя расстраивать, — ответил Рокард с пониманием и сочувствием, вполне искренними. — Ты сама захотела узнать всю правду. Боюсь, что так: по преданию, сильная Повелительница могла и дать дракону новое сердце, и вырастить новые крылья... Говорят, в истории все это было, прежде чем Повелительницы драконов не исчезли, не растворились, как дым, среди драконов и людей.

«То есть... Ролар просто не мог не испытать ко мне что-то необыкновенное? Доказательств истинности нашей пары нет, и того, что он полюбил меня саму, а не мою загадочную древнюю кровь — тоже», — подумала я, сглатывая слезы.

Рокард протянул руку и снова положил ее на мою. И я не отстранилась. В его прикосновении были сочувствие и поддержка. И какое-то очень простое, теплое, чисто человеческое понимание.

— Боюсь, что так, Аленор, — чувства любого дракона к тебе могут быть такими, как у Ролара. А первая встреча с Повелительницей и вовсе впечатляет. Никогда не забуду, что ощутил я сам, когда прилетел на поляну и увидел тебя воочию... — он убрал руку и грустно улыбнулся.

— Почему ты мне это рассказываешь? — спросила я, опустив глаза. — Это ведь дает мне власть над тобой...

— Ну не так уж много власти! — Рокард рассмеялся и снова стал похож на себя насмешливого, властного, наглого. — Во-первых, Аленор, твоя сила до сих пор не раскрылась до конца, и главное: ты не можешь ей управлять. Она проявляется в тебе спонтанно, независимо от тебя, но целенаправленно использовать ее ты не можешь. А во-вторых, ты ведь понимаешь, что мне выгодно, чтобы ты знала, что у тебя с тем драконом все не так романтично...

— Ты только что искренне сочувствовал мне! Как тебе верить? В чем тебе верить?! Ты ящерица-интриган!!

— Драконы не имеют никакого отношения к ящерицам, как и другим пресмыкающимся, — спокойно ответил Рокард. — Одно другому не мешает. Меня трогает любая твоя печаль... И в то же время, я не могу забыть о своих интересах, по-моему, это вполне понятно. Ты тоже, Аленор, — дракон заговорщицки наклонился в мою сторону, — всегда помнишь о своих интересах. Как подобает настоящей Повелительнице. Это нормально.

Я грустно усмехнулась и устало откинулась в кресле. Что же... Повелительница драконов. Нужно научиться с этим жить. Научиться это использовать по собственной поле. Может быть, это немного утешит, когда я окончательно приму мысль о том, что наша связь с Роларом была другой природы. Что истинная пара это всего лишь сказка.

Научиться жить с этим со всем... И, конечно, несмотря ни на что спасти Ролара. Лишь бы был жив и здоров, а с тем, насколько и как он любит меня, разберусь потом. Даже если придется пройти через боль окончательного осознания, что «сказки» никогда и не было.

— Зачем я тебе, Рокард? — устало и спокойно спросила я. — И зачем я была герцогу? Мы отвлеклись и забыли про него.

Ролар

— Это я хотел спросить у тебя, прежде чем использовать твою сущность, —

остро глядя на меня произнес герцог и потер ушибленное ухо. — Это ты унес ее от меня, выиграв в одной азартной игре... Хотя, — он глубокомысленно усмехнулся. — Я начинаю понимать... Вас двое, да?

— Поразительная догадливость, — усмехнулся я. Этого человека можно было уничтожить. Просто физически уничтожить. Каким бы слабым магом ни становился дракон в лабиринте, наша физическая сила и ловкость и здесь превосходила человеческую. В сущности, это мне и хотелось сделать: свернуть сухую жилистую шею и... Но герцог был единственным, кто мог рассказать мне об Аленор. К тому же чутье подсказывало, что он может оказаться единственным ключом на волю. Ведь удалось же этому человеческому монстру как-то сюда пробраться!

Он может быть полезен мне. Пока.

Мы с ним можем быть полезны друг другу.

Усилием воли я погасил внутреннее пламя, желавшее испепелить того, кто смел претендовать на Аленор.

Сейчас был только один враг — тот, кто добрался до моей истинной пары. Как я ни пытался избежать этого, но Рокард забрал Аленор. Это уже ясно. И это осознание кнутом прошлось по моей душе.

Я проиграл, проиграл полностью. А моя любовь в руках того, кто не будет церемониться, того, кто сделает с ней — если еще не сделал — все, что захочет. Он не предложит ей стать женой и правительницей. Он не назовет ее истинной парой. В лучшем случае, он заключит ее в своем гареме, как одну из многих. И будет использовать всласть, чтобы причинить мне боль. Чтобы убить меня не физически, но морально.

Или еще хуже...

Я представил, как Аленор подходит к огромному черному дракону, и волна невероятного наслаждения, счастья взаимопогружения охватывает их. А потом он принимает человеческое обличье и тут же на полу берет свою Жемчужину.

И она становится потеряна для меня навсегда, связанная с ним всеми узами драконьей чувственной природы.

Я сжал зубы. Нельзя позволить этим видениям затмить мой разум и лишить меня здравой мысли. Главное, что не герцог сейчас мой главный враг. Этот человечишка, возомнивший себя равным драконам, может помочь мне.

— Судя по всему, ты отстал от жизни, герцог, — сказал я. — Уже почти сто пятьдесят лет у нас два государства. Одним из них правлю я, другим — мой брат- близнец, с которым ты уже имел счастье познакомиться.

— Счастье! — едко и горько усмехнулся герцог. — Что ж, жду твоих предложений, дракон. Судя по всему, у тебя есть ко мне определенные пожелания. А то, что девочка попала совсем не в те руки, не безразлично и мне.

— Хочешь ее себе? — вцепившись глазами в его невозмутимое лицо, спросил я жестко.

— Хотел бы, — вновь усмехнулся герцог. — Но здесь я не за этим. Нельзя достичь всех целей. Хоть можно попытаться... Так что ты предложишь мне дракон в обмен на информацию и временное спасение твоей жизни.

— Ты можешь вывести меня отсюда? — спросил я.

— Вряд ли я смогу открыть запечатанный выход, — произнес герцог задумчиво. — Либо это потребует слишком много времени и сил, а их у нас с тобой не так много. Я могу вывести тебя отсюда тем же путем, что пришел сам. Спасти твою чешуйчатую шкуру. Ты окажешься в моем замке, придешь в себя. Поговорим: я предоставлю тебе всю информацию, что у меня есть. Но взамен ты должен будешь мне кое-что, — в серых глазах герцога блеснуло коварное лукавство.