Страница 4 из 12
К нему с негодующим воплем подскочил молодой светловолосый лейтенант, ударил по руке прикладом. Боль ошеломила Гусинского. Он выронил ампулу с ядом, упал на колени, стал судорожно искать ее. Это выглядело смешно и нелепо. Лейтенант опять ударил его по руке, схватил за шиворот, оттащил подальше.
– Яд хотел проглотить? – осведомился осанистый скуластый капитан.
– Ага, – подтвердил молодой лейтенант. – Имеется у них такая пагубная привычка. Чуть что, сразу тянут в рот всякую гадость.
Невысокий крепыш, тоже лейтенант, метнулся к Гладышу. Тот поначалу лежал тихо, а потом оживился. Он с чего-то взял, что сможет убежать в чистое поле, сжался как пружина, прыгнул!
– Еременко, работай! – выкрикнул капитан.
Но крепыш уже и сам летел наперерез противнику, повалился на бок, выбросил ногу. Гладыш запнулся, разбил нос. Лейтенант оседлал диверсанта, врезал костяшками пальцев по загривку. Но, видимо, недостаточно. Противник изогнулся коромыслом, стряхнул с себя наездника. Еременко покатился по полю, собирая сгнившую ботву.
К ним подбежал капитан Осокин и точным ударом в скулу отправил диверсанта в нокаут. Тот завозился в траве, жалобно заскулил. Осокин отстегнул от ремня фонарь. Брызги рассеянного света озарили скрюченное тело. Гладыш давился слюной, кровь стекала с губ. Капитан поморщился, отошел от него.
– Уже с душком, товарищ капитан? – спросил Еременко и поднялся, разминая кулак.
– Уже пованивает, – согласился командир опергруппы. – Но запашок не трупный, совсем наоборот.
Операция в целом прошла успешно, без потерь. Главный диверсант, похоже, погиб. Взяли троих, и то ладно.
Островой был неподвижен, сжимал руки на загривке. Бледность растекалась по его физиономии. Гусинский охал и стонал, упирался в землю здоровой рукой. Лейтенант Еременко задумчиво поглядывал на Гладыша, проверял ногой, не сдох ли. Диверсант затих, но умирать не собирался, то и дело вздрагивал.
Старший лейтенант Моргунов, вытер пот со лба.
– Мишаня, закурить дай.
– А твои где? – недовольно бросил лейтенант Луговой, доставая пачку.
– Так твои вкуснее, – заявил Моргунов, чиркая спичкой. – Свои я искурил уже, пока мы ждали этих голубей. Не жадничай, завтра мои курить будешь.
На опушке суетились люди, разносился гомон. В засаде, растянувшейся на полторы версты, участвовали два взвода войск НКВД и третий оперативный отдел контрразведки в полном, весьма немногочисленном составе.
Агентурные данные подтвердились. Не подкачал агент Лазарь, обосновавшийся в школе абвера. Контрразведчики засекли парашютистов еще в небе, заблокировали на опушке, ждали, пока подтянутся автоматчики, обученные действовать в подобных ситуациях.
Со стороны дальнего леса подошли два грузовика. Они плыли по бороздам, поднимая пыль.
– Пакуйте задержанных, – устало бросил Осокин и побрел к лесу.
Формальные процедуры никто не отменял. Значит, бессонная ночь продолжалась.
Глава 2
Подполковник Редников, начальник дивизионного отдела контрразведки, прихлебывал из блюдца запашистый чай, слушал доклад, временами тер глаза, энергично моргал. Прошлая ночь выдалась бессонной, теперь и текущая пошла туда же. Сон обволакивал голову, глаза закрывались помимо воли. Сопротивляться становилось все труднее.
– Пей, капитан, – сказал он и подтолкнул кружку к собеседнику. – Ты ведь тоже с ног валишься. Зачем мне такие работники?
– Спасибо, Виктор Афанасьевич.
Кружка была горячей, но подобные мелочи офицера не беспокоили. Горькая жидкость, настоянная на какой-то траве, обжигала горло и вроде бы возвращала бодрость.
Иван Осокин откашлялся и проговорил:
– Лазарь не ошибся, товарищ подполковник. Это выпускники Быстровской школы, самые подготовленные. В группе было восемь человек. Все они – бывшие граждане СССР. Ни одного немца! Значит, абвер им доверяет. Командовал диверсантами некто Федоренко. Он погиб при задержании. Выжили трое – заместитель Федоренко Островой Алексей Егорович, Гусинский Владимир Петрович и Гладыш Тимофей Леонидович.
– Радист среди них есть?
– К сожалению, с этим не ясно. Радиостанции при них не было. Шли налегке, имея при себе лишь стрелковое оружие. Пятеро в форме военнослужащих Красной армии, остальные в штатском. Документы им сделали отменные. Скрепки из нержавейки немцы уже не используют. Федоренко, Островой и Гусинский представлялись офицерами. У всех при себе командировочные предписания, вещевые и продуктовые книжки и даже корешки железнодорожных билетов, по которым они якобы прибыли в Свиров с востока…
– Я должен вот что напомнить тебе, капитан, – перебил его Редников. – Лица, засылаемые в наш тыл, добираясь до места, практически всегда отправляют радиограмму. Мол, мы прибыли, все чисто, приступаем к работе. В противном случае их хозяева делают резонный вывод, понимают, что группа провалилась.
– Рации при них не было, – повторил Осокин. – Версия у меня такая. Благополучно добравшись до города, закрепившись в безопасных местах, они выходят на связь с местными агентами. Это вполне может быть и тот самый Циклоп, которого мы никак не выявим. Помянутые местные радируют в абвер, что гости прописались. Таким вот образом налаживается канал связи.
– Версия, говоришь? – Редников прищурился. – Чем вы там занимаетесь, капитан? У вас в клетке три диверсанта. Вы не знаете, что с ними делать?
– Знаем, товарищ подполковник. Прошу прощения, но все идет своим чередом. Это тертые калачи, к ним следует присмотреться. Знаю, вы со скепсисом относитесь к психологическим играм, но в данном случае это необходимо. Физическое давление озлобит их, вызовет противодействие. Или же они станут врать, а проверить их слова мы не можем. Допускаю, что эти люди не в курсе предстоящей работы, хотя заместитель Федоренко Островой должен что-то знать. Лазарь прислал дополнительную информацию по отдельным фигурантам. К сожалению, она скудная, но кое-что мы можем использовать. Козыри пока не выкладываем. Мои люди проводят допросы, с каждым диверсантом работают отдельно. Содержатся они обособленно.
– Хочешь подружиться с ребятами? – Подполковник криво усмехнулся, посмотрел на часы. – Ну что ж, Иван Сергеевич, дружи, окружи их заботой и вниманием. В общем, делай что хочешь, хоть в ресторан своди, но чтобы к утру они запели. Тогда, возможно, мы обретем пару часов для сна. Помни, что промедление – это провал. Этих агентов надо использовать, пока у нас есть время. А если у них запланирован контакт с самим Циклопом, то сам понимаешь!.. Они говорят, с какой целью прибыли?
– Твердят как попки, что ни сном ни духом. В курсе только Федоренко, а он уже на том свете. Не знают ни имен, ни лиц, ни явок. При входе в город они должны были получить от Федоренко адреса конспиративных квартир и рассосаться. Мы пока не возражаем, присматриваемся. Это, понятно, увертка. В абвере не дураки сидят, понимают, что случиться может всякое, особенно с командиром. Диверсанты должны что-то знать. Выясним, товарищ подполковник.
– Вы уже имеете представление об их личностях?
– Они не утаивают свои биографии, предоставляют сведения о школе, где проходили обучение, о начальстве, преподавателях. Сравнивая их с данными, поступающими от Лазаря, делаем вывод: почти не врут. Гусинский из Ярославля, отслужил срочную в начале тридцатых, до войны работал технологом на металлообрабатывающем предприятии. В августе сорок первого был командирован в Харьков для участия в подготовке к эвакуации местного завода. До последнего момента находился в городе, после чего пришел к немцам. Уверяет, что не хотел, проявил минутную слабость, боялся за свою жизнь. В общем, минутная слабость растянулась на два года. Все они так говорят. Служил в полиции на Западной Украине, в Польше, имеет богатый послужной список. Четыре месяца назад рекомендован прежним командиром к обучению в школе абвера. Тип немногословный, скользкий, притворяется больным. Гладыш – совсем иной фрукт. Канает под блатного, но все сложнее. Отсидел по хулиганке, но перед этим отслужил в армии, где имел специальность сапера. Срок получил небольшой, вышел в апреле сорок первого, записался в ополчение, когда началась война, и в первом же бою под белорусскими Ровниками перебежал к фашистам. По его словам, работал водителем в армейской автоколонне, нес службу в частях вспомогательной полиции, охранял концлагерь под Белостоком, где содержались советские военнопленные. Божится, что пальцем никого не тронул.