Приказано жениться

Еще две девушки в почти одинаковых голубых платьях сидели напротив и с сочувствием смотрели на новенькую. У каждой на плече был приколот шифр из бриллиантов и жемчуга, означавший, что фрейлины государыни сейчас при исполнении своих обязанностей.

Под этими взглядами Анастасия окончательно смутилась и хотела встать, но Лизетта удержала её.

— Вы все еще бледны. Посидите здесь.

— Но… я же помешаю вам! — возразила Настя.

— Пустое! Мы все равно должны сидеть здесь, пока нас не позовут, — махнула рукой одна из фрейлин, — Я — Катерина, а это, — она кивнула на свою подругу, — Анна.

— Настя… Анастасия, то есть…

— Вот и знакомы будем! — радостно провозгласила Лизетта.

Глава 2

Григорий вылетел из покоев императрицы в ярости. Ослепленный злобой, он устремился прочь из дворца, опасаясь, что не сможет сдержаться. В голове стучала лишь одна мысль: «Дурак, какой же я дурак!» Волк в душе яростно рычал и жаждал крови.

Особо злиться, кроме самого себя, было не на кого, и это распаляло еще больше. Так глупо попасться, и ведь была бы девка красивая, так нет! Только и есть, что глаза огромные и серые, точно питерсбурхское небо.

Гвардеец задрал голову, зло смотря на тучи, вот-вот грозившие пролиться очередным дождем.

— Вот только этого не хватало, — прошипел гвардеец, словно его слова могли что-то изменить.

Чувствуя, что задыхается, он рванул белый офицерский галстук и зашагал к казармам. Небольшие деревянные домики, крашенные в желтый цвет, стояли так, чтобы не мозолить глаза императрице, но в то же время достаточно близко ко дворцу. Между ними располагался плац для экзерсисов и маршей, сейчас занятый солдатами, отдыхавшими после дежурства.

— Белов! Что-то ты припозднился с караула… — начал было поручик Бурнов, выходящий из домика, но глядя на перекошенное от гнева лицо приятеля молча посторонился, давая дорогу.

Григорий не оценил жеста, промчался мимо громко подзывая своего денщика. Рябой парень, в военной форме сидевшей на нем, как на корове седло, выскочил из солдатской палатки на ходу дожевывая кусок хлеба.

— Тут я, барин!

— Тут! — передразнил его гвардеец, — Вечно тебя не дозваться! Седлай коня!

Видя настроение хозяина, денщик рванул со всех ног, но все равно, Белову показалось что медленно. В раздражении он выдрал из рук слуги седло, лично затянул подпруги, обещая по возвращении выпороть нерадивого денщика, на ходу вскочил на коня и помчался куда глаза глядят.

— Ну слава тебе Богу, — перекрестился денщик, — Так бы точно выпорол, а так, вернется, глядишь, уже и в хорошем настроении. Интересно все-таки, что ж у Григория Петровича стряслось?

С этими мыслями Василий направился к казармам, гадая, стоят ли ему вечером показываться на глаза своему барину.

Григорий же после часовой бешеной скачки по лесу, слегка пришел в себя, гнев его поутих, и он с прискорбием вынужден был признать, что во всем случившемся есть и его вина. Волк внутри обиженно молчал, почему-то не разделяя мысли своего хозяина. Ему девица нравилась.

Первым порывом было гнать коня назад, чтобы упасть в ноги императрице и смиренно просить отменить решение, так меняющее его судьбу, но по здравом размышлении, он понял, что сие лишь еще более позабавит Елисавету Петровну, а то и приведет в неминуемое раздражение.

Можно, конечно было попытаться обратиться к Рассумовскому, но вряд ли бывший певчий а ныне царственный фаворит и «ночной император» войдет в положение потомственного дворянина, чьи предки заседали в боярской думе еще во времена первой Московии. Так и не придумав ничего дельного, Белов обнаружил, что конь привез его к даче его старшей сестры, Софьи, в замужестве Горбуновой.

В отличие от непокорного младшего брата, Софья беспрекословно вышла замуж в четырнадцать лет, за того, кого выбрали ей родители — Михаила Горбунова. С того времени она родила ему девять детей, из которых трое умерли во младенчестве, пережила несколько адьюльтеров мужа. С видимым спокойствием Софья Петровна выносила моменты, когда муж в порыве страсти к очередной девице грозил упрятать жену в монастырь.

Сейчас же муж ее жил своим домом в Питерсбурхе с молодой любовницей, а сама Софья, как и императрица, предпочитала проводить лето в окрестностях Питерсхоффа, для чего и принудила мужа выстроить дом на холме. Вернее, дом было одним из условий, выставленных Григорием своему зятю после долгого, ох, какого долгого разговора.

Подъехав к крыльцу, Белов кликнул конюшего, отдал поводья, строго наказав хорошенько отшагать и растереть коня, и, поднявшись по ступеням меж двух каменных львов, постучал во входную дверь. Резные, украшенные перламутром, створки мгновенно распахнулась, и Семен, домовой лакей, одетый в ливрею, расплылся в щербатой улыбке:

— Григорий Петрович, добро пожаловать! Софья Петровна в малой гостиной отдыхать изволят!

— Хорошо, — Белов вручил лакею треуголку и перчатки, привычно одернул мундир, расправляя по фигуре, — Не докладывай, сам войду!

Софья Петровна полулежала на новой козетке из голубого шелка, не далее как неделю назад доставленной из Франкии. Старшая из ее дочерей, приятная девочка десяти лет, обещавшая вырасти достаточно миловидной, чтобы составить хорошую партию, сидела в соседнем кресле, держа в руках книгу.

Чтение не слишком увлекало, но девочка старательно всматривалась в строки, беззвучно, чтобы не потревожить матушку, проговаривая каждое слово. Младших видно не было, скорее всего, няня увела их на прогулку, пока не начался дождь.

Войдя, Григорий остановился в дверях и с нежностью посмотрел на сестру. Замужество, не слишком мирный брак и многочисленные роды оставили свой след на ее лиц и фигуре. Софья выглядела гораздо старше, чем императрица и ее фрейлины. Морщины избороздили ее лицо, смерти детей оставили скорбную складку на лбу.

Пополневшая и раздобревшая старшая сестра тем не менее была по-домашнему уютной и напоминала Гришеньке то время, когда он, расшибив коленку или напроказничав и получив от отца на орехи, бежал к милой Софьюшке за утешением.

Почувствовав присутствие в комнате постороннего, девочка оторвалась от книги, при виде Григория, глаза племянницы весело блеснули. Гвардеец приложил палец ко рту, призывая к тишине, и стал за козеткой, заслоняя собой свет из окна.

— Алекс, не балуй! — недовольно молвила Софья, открывая глаза, тут же лицо ее просветлело, она живо вскочила и тепло обняла брата, — Гришенька, братец, какими судьбами.

Своими яркими голубыми глазами она пристально посмотрела на брата. От нее не укрылось ни хмурое лицо, ни настороженный блеск волчьих глаз.

— Что у тебя стряслось?

— Да так, некоторые неприятности на службе, — уклончиво ответил тот, все еще не решив, стоит ли рассказывать сестре о западне, в которую угодил.

Софья понимающе кивнула, тотчас же вызвала слуг и распорядилась накрывать в столовой на стол и поставить для братца графинчик водки. Григорий лишь хмыкнул, но отказываться от обеда не стал. Сестра свято верила, что на сытый желудок неприятности кажутся не столь значительными.

Еда у Софьи была исконно русской: наваристый борщ, пирожки с потрошками, да чай с сушеными ягодами, коего она всегда пила много. Во время обеда прибежали дети, с шумом окружив дядю, теребя его и пытаясь расспросить каждый о своем. Григорий миролюбиво отвечал, но голова была занята абсолютно другим и сестра, заметив это, отослала детей к няне. После их ухода в столовой повисла тишина.

— Говорят, у тебя был новый адьюльтер? — прервала Софья затянувшееся молчание.

— Был, — сухо ответил Григорий и потянулся за вареньем, которое так отменно готовилось в доме сестры.

— И что?

— А ничего, — под укоризненным взглядом хозяйки дома Белов облизнул пальцы.

— А как же Головина?

— О, и ты уже знаешь?

— Да об этом весь Питерхофф гудел! — воскликнула Софья и невольно подалась вперед. — Гриша, правда, что когда ты Головину оставил, её сама императрица утешала?