Страница 4 из 7
— Ждите здесь, — Марфа Симоновна скользнула за двери.
Настя с волнением следила за ней, потом перевела взгляд на Белова, стоящего рядом. Но преображенец отвернулся, рассматривая какую-то красавицу, стоящую у окна в окружении подруг, и девушка поостереглась задавать вопросы.
Марфа Симомновна вскоре вернулась, её глаза светились предвкушением.
— Государыня изволит вас принять, — не глядя на просительницу произнесла статс-дама.
Пораженная скоростью решения ее вопроса, Анастасия беспомощно посмотрела на гвардейца. Он ласково улыбнулся ей и кивнул: иди, мол, я тебя здесь подожду. Набрав в грудь побольше воздуха, девушка поспешила за фрейлиной, которая тем временем наставляла ее в манерах:
— При входе вам надлежит сделать глубокий реверанс и не заговаривать, пока государыня сама не спросит, после чего кратко изложить ей суть дела: у Елисаветы Петровны времени на просителей мало.
Послушно кивая, Анастасия переступила порог комнаты. От волнения ладони вспотели. Девушка не замечала вокруг ни богатого убранства стен, ни роскоши мебели.
Лишь одно притягивало ее взор: красивая женщина, в платье, затканном золотым шитьем, сидевшая у окна. Поняв, что это и есть государыня, Настя попыталась сделать реверанс, но ноги подогнулись, и она буквально упала на колени. Женщина подняла голову и ласково посмотрела на коленопреклонную девушку:
— Это вы испрашивали аудиенции?
От того, что императрица заговорила с ней, Настя окончательно потерялась, все мысли разбежались и она могла лишь кивнуть, смотря на государыню своими огромными глазами.
— Признаюсь, вы меня даже заинтриговали, — почти ласково продолжала Елисавета Петровна, которой польстило такое. — Не бойтесь меня, я не кусаюсь! Так что же за срочное дело привело вас?
— Матушка, государыня, — судорожный вздох напоминал всхлип, — прошу вас, помилуйте моего отца, невиновен он!
Императрица удивленно посмотрела на девушку:
— Что?! Какого отца? Как твое имя?
— Збышева я, Платон Збышев — мой отец, — Анастасия покаянно опустила голову, стараясь сдержать так некстати навернувшиеся на глаза слезы
По красивому лицу пробежала гримаса. Сердито нахмурившись, императрица встала, и подошла к Настасье почти вплотную:
— Почему обманом сюда прошла? — теперь голос звучал резко.
— К-каким обманом? — Настя почти оскорбилась и гордо выпрямилась, смотря прямо в голубые круглые глаза государыни. — Я никого не обманывала!
— Марфе моей что наплела?
— Ничего. Я свое имя честно ей назвала, а больше меня никто ни о чем не спрашивал!
Девушка еще хотела что-то добавить, но нервный спазм сжал ей горло. Все отчаяние дней, когда, узнав об аресте отца, Настасья, собрав немудреные накопления, поспешила в столицу с мыслей пасть в ноги к императрице, вновь охватило ее. Отчаяние и страх остаться совсем одной, стать легкой добычей для похотливых соседей, давно имевших виды на плодородные земли Платона Збышева.
С самим отцом отношения не складывались. После смерти матушки, Платон Збышев предпочитал проводить сезон в Питерсбурхе. Там он, как правило, кутил, но долгов особых не делал, всегда вовремя возвращался в имение и давал указания, зачастую противоречащие Настиным. Слуги с барином не спорили, молчаливо признавая правоту молодой хозяйки, к тому же барин быстро забывал о своих наказах и, получив деньги, уезжал в столицу.
Зачем вдруг отцу понадобилось в Питерсбурх на этот раз, Настя не знала. Отец не сказал, а она, заполошенная внезапными сборами не спросила. Лишь покорно помогла собраться, да привычно помахала вслед, стоя на любимом холме.
Весть об аресте пришла через десять дней. Она явилась для Анастасии словно гром среди ясного неба. Привез её все тот же Петр, слуга. Он и посоветовал молодой хозяйке попасть на аудиенцию к императрице, дескать, государыня милостива и над сиротой сжалится.
Насколько Настя знала папеньку, тот никогда в крамоле замечен не был, но в пьяном угаре становился не сдержан на язык, более того, в определенной стадии он становился очень воинственен и мог сказать что-то, что не понравилось бы ни Тайной канцелярии, ни государыне императрице.
Отчего и стояла Настасья теперь на коленях, роняя слезы на платье и не замечая этого. Императрица тем временем в раздражении несколько раз дернула бархатный шнур колокольчика. В комнату то час же вбежала знакомая статс-дама, присев с порога в заученном реверансе.
— Ты что ж это, Марфа Симонова, заговорщикам симпатизируешь! Их дочерей ко мне без спросу водишь? — напустилась на нее государыня.
Фрейлина побледнела и непонимающе захлопала глазами.
— Что ты, матушка, Елисавета Петровна! — залепетала она.
Этого тона совсем недавно надменной дамы хватило, чтобы Настасья пришла в себя. Шмыгнув напоследок носом, девушка решительно посмотрела на императрицу:
— Марфа Симоновна тут совершенно не причем. Она ничего о моем деле не знала. Я… они думали, что я у вас место фрейлины при дворе просить буду.
— Они? — императрица вопросительно посмотрела на статс-даму, — И кто же еще в сией авантюре замешан?
Под понимающим проникновенным взглядом своей государыни Марфа покраснела и прикусила губу.
Настя опустила голову, понимая, что сделала непростительную ошибку. Статс-дама тоже молчала, бросая на виновницу всех ее бед злые взгляды.
— Ладно, — императрица, тяжело вздохнув, встала, подошла к дверям и приоткрыла створку, посматривая в щель на ожидавших ее выхода придворных.
Анастасия напряженно наблюдала за ней. В какой-то момент государыня недоуменно нахмурилась, затем, усмехнувшись, вернулась к окну:
— Так, Марфа, а ну-ка Белова ко мне! А то, что он, как истукан посреди залы замер, часа два назад же с дежурства сменился!
— Но… — попыталась возразить Анастасия, но осеклась под гневным взглядом царственных глаз.
— А ты молчи! — одернула ее дочь Петра Великого, — Совсем срам потеряла! Небось, весь двор видел, как он тебя в приемную вел!
Под правдивой тяжестью ее слов, Настасья опустила голову, все сомнения, терзавшие девушку у ворот, нахлынули с новой силой. Одна, под руку с молодым гвардейцем! О чем только она думала! Хотя… в том положении, в котором оказалась Настя, что думай, что не думай.
— И с колен поднимись, — чуть мягче добавила императрица, — Этим делу не поможешь.
Девушка послушно встала, расправила платье. Руки все еще дрожали. Это не укрылось от Елисаветы Петровны, и она слегка смягчилась.
— Кроме отца есть у тебя кто из родственников?
Девушка покачала головой.
— Нет.
— А мать?
— Умерла родами.
— Поэтому ты за отца просить хотела?
— И поэтому тоже.
— А еще зачем?
— Земля у нас… — Анастасия вздохнула, и уверенно продолжила, — Заложена. Неурожай был, зерно купить пришлось… да крестьян кормить. Узнают ростовщики об аресте — как коршуны налетят! Я когда об отсрочке договарилась, на отца ссылалась, сказала, что в Питерсбурх поехал с купцами договора заключать.
— Думаешь, сможешь расплатиться? — искренне заинтересовалась Елисавета Петровна.
Настя вдруг вспомнила, что про государыню сказывали, что она — рачительная хозяйка, и своими землями всегда сама управляла.
— Пшеницы да льна в этом году много уродилось, — с разговором на знакомые темы голос сам окреп. — Вызреет, продадим — с долгами расплатимся! Еще и на тот год останется!
— А не боишься, что отец все пропьет-проиграет? — императрица с возрастающим интересом смотрела на девушку, — Или в еще бо́льшие долги залезет? Что тогда делать станешь?
Настя вздрогнула. Слова императрицы прозвучали в унисон ее собственным, далеко не радостным мыслям, терзавшим девушку в последнее время. Елисавета Петровна все ждала ответа, и девушка пожала плечами:
— Тогда в монастырь уйду!
Государыня с сочувствием взглянула на нее. Некогда нищета и угроза пострига висели и над самой Елисаветой, заставляя вздрагивать по ночам, да лить в подушку горькие слезы.