Золотошвейка

- Но почему, почему я должна туда ехать? - возмутилась я со страхом, - Ты же слышал, что случилось с Селиной?

- Она все наврала. Граф отправил ее обратно, а она сказала, что сбежала. Селина вела себя неправильно. А тебе нечего бояться, Кэсси. Ты девушка благоразумная, у тебя все получится, - отец был непривычно мягок и, похоже, забыл, что я не маленькая девочка.

- Они что, пригрозили тебе? - внезапно догадалась я.

Отец тяжело вздохнул, но все же ответил:

- Барон Хэмма сказал, что приложит все силы, чтобы вывести Селину на чистую воду. Она ведь опорочила вроде как честного человека. Сделает так, что ни одна семья в городе нас не примет. Что ни один приличный клиент не войдет в нашу лавку. Да мало ли что может сделать облеченный такой властью человек? А если ты поедешь в замок и не сбежишь, то и он дело замнет. Не хочет голова ссориться с графом, очень не хочет.

И очень боится его, мстительно подумалось мне. Уж я-то точно боялась. Чем больше я слышала об этом таинственном графе, тем гадостнее мне становилось. Уж больно длинные у него руки, если и не выходя из своего далекого замка, он может запросто растоптать неугодных ему. А что будет со мной, если, по рассказам Селины, даже на крик никто не придет? Разбирайся потом. И кто, собственно, с кем разбираться будет? Разве кто пойдет против графа? Я покрывалась холодным потом, живописно рисуя картины своего мученического пребывания в замке, и умоляющими глазами смотрела на отца. Говорить мне было нечего.

- Эх, - внезапно отчаянно решился отец, - была не была. Не беда, девочка. Продадим лавку, мастерскую, дом, подадимся в другой город. Везде люди живут, везде золотошвейки нужны.

Вот-вот, везде нужны, даже в замках колдунов. И все-таки, зачем я ему понадобилась? А вслух спросила:

- Да кто у нас купит? За бесценок же продадим.

- Ну и пусть. Только не отдам я тебя никакому колдуну, - и поцеловал меня в лоб. На нос мне капнула нечаянная слеза, - Иди, девочка. И не печалься. Выдюжим.

* * *

Свежесть напоенного росой воздуха, оглушительный писк носящихся в воздухе ласточек, манящий аромат первых ранних булочек, шуршание метлы дворника и даже легкая перебранка молочника, застрявшего со своей тележкой, с мясником, спешащим со свежей вырезкой на Верхнюю площадь к дому градоначальника - что может быть лучше жизнерадостного летнего утра?

Я с грустью оглянулась на родной дом, улыбавшийся мне всеми своими распахнутыми окнами и длинными цветущими гирляндами, украшающими карнизы, поправила сумку, переброшенную за спину, тяжело вздохнула и отправилась в путь. Ни заложить коляску, ни просто оседлать лошадь я не рискнула, во-первых, потому, что наша единственная коляска требовала починки и нынче стояла в печали во дворе, а во-вторых, я просто этого не умею. Да и верхом я ездить могу примерно так же, как корова кататься на коньках, с той только разницей, что корове падать ниже. Просить слуг не хотелось - отец, узнавши, явно устроит им взбучку. А вот пешком, даже миль десять (я явно с ума сошла!), это - пожалуйста. С передышкой, потихоньку, глядишь, и дойду. Когда меня хватятся, я уже далеко буду. А вот если буду ждать, пока градоначальник пришлет эскорт (да и пришлет ли после селининой выходки?), отец найдет мотивы, чтобы убедить меня остаться. А мне бы не хотелось быть убежденной, ни к чему это.

Город потихоньку просыпался. Чистенький, умытый, радостный, он встречал новый день игривым котенком и мне, несмотря на все, что могло ожидать впереди, было удивительно спокойно. Я улыбнулась обсыпанному мукой старому булочнику, выглянувшему на минутку из окна поприветствовать меня, перебросилась парой слов с проходившим мимо знакомым учеником шляпника, помахала рукой толстушке-кухарке из дома напротив. Это был мой мир, в котором я прожила всю свою жизнь, мир, который я знала изнутри и очень хорошо. Меня окружали знакомые с детства люди, я знала их привычки, вкусы и слабости, я была среди них своей.

Так куда же и зачем я иду?

Размерено цокая по брусчатке крепкими каблучками моих башмаков, я перешла мост и пошла вдоль реки, оставляя по правую руку Нижний город. У караулки я приветственно помахала рукой разулыбавшимся городским стражам, отчаянно скучавшим у внушительной будки, разукрашенной в цвета Кермиса, и тут с ужасом поняла, что город закончился. Все закончилось. Привычная жизнь, привычные люди, привычные обстоятельства. Теперь мне придется узнать, как можно жить иначе. Впрочем, не навсегда же? Только на год!

Солнце поднималось выше, и под его лучами неумолимо исчезали последние капельки росы, приветственно сверкавшие в траве. Хорошо наезженная дорога, которой обычно пользовались все путники, спешащие на север, сегодня была удивительно пуста. Встретились мне несколько повозок, груженных какими-то корзинами, только ехали они в город. По правде говоря, я надеялась на обычных в это время попутчиков, но их не было. Что ж, не беда. По правую сторону вдалеке уже виднелся густой темный лес, там и покину я этот приветливый тракт, свернув на боковую дорогу, ведущую к самому замку.

Я еще была полна утренней радости, но страх перед будущим нет-нет да и заявлял свои права на меня. Куда и зачем я иду? Что со мной будет?

Я иду потому, что иначе и быть не может. Так и незачем об этом думать, раздраженно отмахнулась я от назойливых мыслей. А страх... Страх всегда сопровождает то, что нам неизвестно.

Хорошо вокруг, дышится легко, идется легко... Так я дошла до леса. Треть пути, пожалуй, пройдена. Я присела на обочине, разминая непривычные к длительной ходьбе ноги и обмахиваясь пестрой косынкой. И не сразу услышала топот копыт, а услышав, вскочила, чтобы оказаться нос к носу с тремя всадниками, резко остановивших лошадей и оторопевше глядящих на меня.

- Привет, - мило улыбнулась я, лихорадочно переводя взгляд с лица на лицо, чтобы понять, наконец, кто это такие и грозит ли мне опасность. Темно-зеленые ладные мундиры с желтыми позументами, военная выправка, пистоли на боку, суровый взгляд, такой не характерный для легкомысленной летней конной прогулки по воздуху. Путнички-то явно при исполнении, и у меня отлегло от сердца - не разбойники. Изумрудная серьга в ухе одного из них вызвала смутные подозрения, но всадник догадался первым:

- Неужто Кассандра Тауриг?

- Ага, - развела я руками.

- Пешком? - с подозрением спросил он.

- Так день хороший, отчего ж не прогуляться, - смотрела я на него совершенно невинными глазами.

- А вещи?

- Учусь довольствоваться малым, - радостно ответила я, выразительно похлопывая по тощему заплечному мешку. Вообще-то причина была более прозаична: я не была уверена, что смогу нести тяжелую сумку так далеко, поэтому пришлось - с тяжелым вздохом - от многого отказаться.

- У вас в семействе все такие? - пробурчал он, спешиваясь.

- Какие "такие"? - невинно спросила я.

- Ягнёночки! - нелюбезно рявкнул он, - Чует мое сердце, добром это не кончится.

Я как-то сразу пригорюнилась. Слышала я, ягнёночков-то в жертву приносили.

- Ну что ж, Кассандра Тауриг, милости прошу, - он показал рукой на седло позади одного из его людей. Сопротивляться почему-то мне расхотелось. Я вправду была напугана и думала только о том, где найти силы, чтобы скрыть это.

...Серая громада крепости выросла посреди внезапно расступившегося леса и буквально ошеломила меня. Я могла лишь восхищенно взирать на настоящую крепостную стену с бойницами, только с этой, западной стороны сохранившуюся в первозданном виде, но главное - на вздымающуюся за ней неровными ступенями, башнями и башенками громаду самого замка, украшенного обильным каменным декором. Неужто здесь живет всего один человек? Да здесь же полгорода поместится!

Проехав главные ворота с угрожающе нависшими цепями, миновав широкий проход в надвратной башне, мы проехали во внутренний двор, большой, но совершенно пустынный, если не считать двух стражей, с любопытством рассматривавших меня, пока Логан на них не прикрикнул, да конюха, выскочившего забрать лошадей.