Волшебная нить

12.

Дождь прекратился неожиданно, и закатные лучи проникли сквозь редеющие тучи на землю. Коляска подкатила к дому Денисьевых. Андрюшка радостно соскочил с подножки и понесся в людскую отогреваться. Марья Алексеевна встрепенулась и туманным взором окинула сидевших. Сонный взгляд ее остановился на старшем Бронском и почему-то исполнился тихой радости.

- Мне приснился дивный сон... - томно проговорила она.

Сергей Львович отвел в сторону смущенный взгляд.

Катя улыбнулась:

- Мы приехали.

Мужчины вышли из коляски, чтобы помочь дамам. Собрав свертки, те покинули экипаж. Наступил тягостный момент прощания. Левушка страдал невыносимо.

- Однако вам надобно обсохнуть! - неожиданно предложила Марья Алексеевна. - Выпить горячего чаю, посидеть у огня! Прошу! - И она пошла вперед, не допуская возражений.

На сей раз мужчины подчинились. Сергей Львович кивнул, отвечая на умоляющий взгляд сына. Катя молча двинулась к дому, и непонятно было, рада она или, напротив, раздражена. На крыльцо выскочила Василиса и раскланялась перед нежданными гостями. Она подавала какие-то знаки хозяйке, но та не обратила на них внимания.

- Вели-ка греть самовар и дров побольше в камин! - распорядилась Марья Алексеевна. - Мы промокли.

Василиса еще помахала руками и бросилась на кухню. Мужчин провели в гостиную. Не успели они занять места у пылающего камина, как в комнату на цыпочках вошел Василий Федорович. Его вид не предвещал ничего хорошего, уж Марья Алексеевна знала это. Однако едва Норов разглядел, что за гости явились, на лице его тотчас возникла умильная гримаса.

- Скажите, какая честь! Сергей Львович, собственной персоной! Присаживайтесь вот сюда, поближе к камельку, - суетился он.

Затем он обратился к Марье Алексеевне, попросив елейным голоском:

- Душенька, велите подать чаю дорогим гостям. Угощения, вина!

Марья Алексеевна не верила своим глазам. Норов поцеловал ей руку, изображая чрезвычайную нежность.

- Прошу вас, не хлопочите, - решительно прервал его излияния Сергей Львович. - Мы тотчас едем, надобно до ночи успеть домой.

Он подхватил шляпу, коротко поклонился дамам и стремительно зашагал к выходу. Уходя вслед за ним, отчаявшийся Левушка успел шепнуть Кате:

- Я напишу вам.

Она обожгла его негодующим взглядом и бегло ответила:

- Не трудитесь.

Марья Алексеевна замерла посреди гостиной, глядя в спины уходящим гостям. Норов провожал их, по-лакейски согнувшись в полупоклоне. Когда за ними закрылась дверь, Марья Алексеевна без сил опустилась в кресла. Катя негромко спросила:

- Маменька, позвольте мне уйти к себе?

Денисьева кивнула, не оборачиваясь. Катя бесшумно удалилась. Марья Алексеевна прислушивалась к звукам, доносящимся с улицы, Она скорее чувствовала, чем слышала, как Бронские сели в экипаж, как лошади двинулись, звеня упряжью, как заскрипели рессоры, раздался топот копыт по дороге. Они уехали...

Марья Алексеевна знала, что через минуту явится разъяренный Базиль и учинит скандал. Так оно и сделалось. Еще не стих шум экипажа, как на пороге гостиной возникла его тщедушная фигура.

- Извольте объясниться, сударыня, что все это означает? - визгливо крикнул он.

Денисьева, находясь еще под воздействием рома и своих впечатлений, ничего ему не ответила. Норову это не понравилось.

- Где вы были и почему возвратились с этими господами? - Он и не думал отступаться от своего.

Марья Алексеевна прекрасно знала, что Василий Федорович не оставит ее в покое, покуда не выведет из терпения или не заставит плакать. Ему как будто доставляло удовольствие мучить бедную женщину, будто ее слезы были непременной пищей для его существования. Дабы отделаться от него поскорее, Марья Алексеевна ответила:

- Сергей Львович любезно предоставил свою коляску, когда наша бричка сломалась. Мы мокли под дождем, они проезжали мимо. Только и всего.

- В довершение вы еще и бричку сломали! - уцепился за новую оказию Василий Федорович. - Где же она теперь? Позвольте предположить: вы ее бросили на дороге! - В голосе его так явно прозвучало злорадство, что распекаемая дама, наконец, утратила хладнокровие и воскликнула:

- Что же было делать? На себе ее тащить?

Глаза Норова хищнически блеснули:

- А то и на себе, если вам дорого имущество!

Марья Алексеевна не нашлась, что сказать на это.

- Андрюшку оставить следовало, чтобы караулил! - продолжал терзать ее Норов. - Но куда там! Узрели свой прежний предмет - и понеслась душа в рай! Кажется, вы еще и пьяны? И Катя, верно, тоже? Впрочем, чему удивляться: достойная дочь своих родителей!

- Вы безумец! - Марья Алексеевна не вынесла более пытки и выскочила вон из гостиной.

Однако последнее слово осталось за Норовым. Едва Денисьева закрыла за собой дверь комнаты, как та распахнулась вновь. Василий Федорович держал в руках картонки и свертки, весьма опрометчиво брошенные дамой в гостиной.

- Что это? - зловещим тоном вопросил он, красноречиво выставляя вперед принесенное.

- Наши покупки, - храбро ответствовала Марья Алексеевна. - Нам ведь скоро на улице подавать начнут, как нищим. Надеть уже нечего.

- Да вы мотовка, сударыня! - прошипел Норов. - Вас надобно держать в смирительной рубахе и подальше от всякого дохода! Я непременно учту это!.

Он швырнул покупки на пол и хлопнул дверью. Марья Алексеевна без сил опустилась на стул. Губы ее дрожали, из глаз полились слезы. Уже не пытаясь сдерживаться, бедняжка громко расплакалась. Дверь вновь скрипнула, но плачущая женщина не подняла головы, полагая, что это Норов явился полюбоваться на дело рук своих. Вдруг она почувствовала чье-то нежное прикосновение и услышала над собой:

- Не плачьте, маменька!

Катя крепко обняла Марью Алексеевну и поцеловала в заплаканную щеку.

- Не нужно страдать. Мне кажется, все плохое скоро уйдет, и мы еще будем счастливы...

Марья Алексеевна ответила ей поцелуем и нежным объятьем...

Тем временем солнце закатилось за горизонт, туда же ушли и тучи. Близились белые ночи, вечера теперь длились дольше обычного. Коляска удалялась все далее от злосчастного места, а ночь все не наступала. Сергей Львович молчал с каменным лицом, Левушка же мысленно переживал все события этого удивительного дня.

Едва тронулась коляска, он задал отцу неизбежный вопрос:

- Батюшка, отчего вы не позволяли мне видеться с Катей Денисьевой?

Сергей Львович глянул на него раздраженно и сухо ответил:

- Не рекомендую и теперь. Держись подальше от этого семейства, если не хочешь меня взбесить.

Юный Бронский закусил губу и смолчал. Он вновь почувствовал неизбывную усталость и одиночество. Румянец сошел с его щек, а глаза исполнились грусти. Они более не заговаривали до самого дома.

Дворня не ожидала увидеть молодого барина, оттого шумно обрадовалась и встречала его радушно. Федора тут как тут, прибежала со двора, где любезничала с конюхом Гаврилой, стала крутиться вокруг Левушки, подавая умыться, снимая с него непросохший сюртук и приговаривая:

- Чтой-то вы, барин, худенький да бледненький! Уж не больны ли? С того так рано к нам пожаловали? Ничто, здесь скоро поправитесь, мы уж расстараемся!

Она залилась русалочьим хохотом, а Левушка поскорее высвободился из ее рук и направился в свою комнату, куда Тихон уже снес чемоданы. Не было сил разбирать книги и вещи. Левушка свалился на кровать и не поднял головы, когда Тихон позвал его ужинать. Дядька поворчал, снимая с питомца сапоги и прикрывая его одеялом. Задув свечу, он ушел.

- Завтра напишу ей письмо, - пробормотал в полусне уставший юноша, - Теперь мочи нет... Спать...

Между тем Сергей Львович отужинал в одиночестве и, облачившись в удобный бархатный архалук, отправился к себе в кабинет выкурить трубку. Он пребывал в дурном расположении духа, выбитый из прежней колеи приключениями дня. Выкурив трубку в тягостных размышлениях, предводитель сел было за стол, чтобы почитать нужные бумаги, однако мысли его сворачивали в другую сторону. Все ему виделись сонное трогательное личико Маши и томный взгляд, когда она лепетала: