Волшебная нить

Марья Алексеевна не торжествовала: до того ли, когда любимое дитя страдает? Однако она твердо решила по-прежнему пресекать всякие попытки сближения Кати с Бронским. Надобны ли еще доказательства их семейственной непорядочности и неверности? И все же, стоит ли говорить, что любящая мать все отдала бы за возможность сделать дочь счастливой?

Путешественницы остановились у встречного экипажа. Соседская престарелая тетушка Львовых в сопровождении людей ехала к себе после хозяйственного вояжа по городским лавкам. Она сообщила, о том, что в уездном городе устроена ярмарка по случаю дворянского собрания. Народу съехалось пропасть! Все окрестные помещики вот уже третий день толкутся в уезде по всяким надобностям.

- Вот и чудесно! - воскликнула Марья Алексеевна. - Будет на что посмотреть.

Катя не уставала удивляться маменьке. Что с ней сделалось? Куда она везет ее? Для чего? Соседка отправилась своей дорогой, и Марья Алексеевна велела Андрюшке трогать.

На подъезде к городу они увидели разбитый цыганами табор - явное свидетельство того, что в уезде гуляет ярмарка. В предвкушении праздника путешественницы подгоняли юного возницу, которому нелегко пришлось на тесных улочках города, запруженных экипажами. Найдя подходящее место, чтобы поставить лошадей, они оставили Андрюшку с бричкой и направились прямиком к шатрам.

10.

На последней станции Бронский услышал от проезжего офицера, что в уезде третий день дворянское собрание и ярмарка. Он решил сразу ехать в город, полагая найти отца там. Побранившись со смотрителем, который тыкал в подорожную и требовал точного исполнения предписанного, Лев Сергеевич был вынужден нанять вольных. Тихон торговался с мужиками и уламывал их взять седоков до уездного города, но все свободные экипажи были уже в уезде. Нашелся только один мужик с телегой, который согласился отвезти их. Чертыхаясь на чем свет стоит, Бронский велел перетащить чемоданы в телегу. Они кое-как устроились на жесткой соломе. Едва выехали на проселочную дорогу, юный правовед подложил под голову чемодан, прикрыл лицо треуголкой и, несмотря на нещадную тряску, задремал.

Он почти не спал последние сутки. На станциях некуда было приткнуться, а в экипаже трясло. Но прежде всего волнение не давало уснуть. Юноша думал о том, как примет его отец, поймет ли его, станет ли бранить? Он вез письмо от директора, не смея его прочесть. Что написал Пошман Сергею Львовичу? Какую службу сослужит это письмо в их отношениях с отцом? И Катя... Дозволено ли будет Левушке видеться с ней? Что если нет?.. Об этом не хотелось даже думать. Вспомнилось расставание с отцом, ссора. Все давно пережито, но теперь воскресло в памяти, будто случилось вчера: Федора, ночной разговор ее с отцом, письма Кати в шкатулке... Май зачаровывал, порождая в пылком воображении соблазнительные видения.

Левушка открыл глаза и огляделся вокруг. Родные места навевали отраду, покой, гармонию. Забывалось то, что осталось за спиной: Петербург, графиня, арест. Мужик напевал что-то под нос, от времени до времени постегивая лошадей.

- Эдак мы до утра не доедем! - подал голос Бронский. - Погоняй-ка, братец!

- Как прикажите-с, барин, только уж тогда держитесь!

Телега понеслась, грохоча и трясясь, будто вот-вот развалится. Тихон едва не вывалился, да успел схватиться за плетеный край. Левушке казалось, что все внутренности его перемешались, а голова вот-вот треснет. Он крепился изо всех сил, но скоро взмолился:

- Полегче, полегче!

- Ничего, барин, чуток осталось! - крикнул мужик и снова подхлестнул лошадей.

В город они ворвались, как разбойники. Жители смотрели на странных ездоков с подозрением и испугом. Бронский велел остановиться возле большого двухэтажного дома, в котором в определенные дни размещалось дворянское собрание. Чемоданы выставили прямо на землю. Расплатившись с мужиком и оставив Тихона сторожить их от цыган, Левушка взбежал на крыльцо.

Дворяне уже перестали заседать, они разошлись по углам курить, играть в вист, пить прохладительные напитки. Бронский без труда нашел отца: тот сидел в кресле и курил трубку, потягивая из бокала красное вино. Увидев сына, Сергей Львович от неожиданности едва не уронил трубку.

- Левушка, как ты здесь? - воскликнул он, в растерянности поднимаясь с кресла, чтобы приветствовать сына.

Юноша бросился к нему и крепко обнял. Знакомые помещики подходили здороваться, хлопали по плечу, разглядывали мундир, сопереживали Сергею Львовичу, а тот все никак не мог привыкнуть к неожиданному явлению сына.

- Я все расскажу. У меня письмо от директора, - коротко отрапортовал юный правовед.

- Тебя исключили? За дело? - нахмурился Сергей Львович.

- Не исключили, - успокоил его сын. - Но было близко.

Предводитель неодобрительно покачал головой, но не стал больше спрашивать, оставляя подробности для дома.

- Тихон с тобой?

- Мои чемоданы сторожит, велите их внести, - попросил Левушка.

Старший-Бронский тотчас послал человека за Тихоном и кладью.

- Скоро обед, потом вечернее заседание. Придется тебе подождать, - Сергей Львович указал юноше место возле себя.

- Что делите на сей раз? - поинтересовался будущий законник.

Сергей Львович усмехнулся и, набивая трубку, рассказал:

- Слушали отчет об использовании дворянской кассы. Теперь предстоит выбрать посредников для размежевания земель. У Тимофеева с Глазуновым возник спор, их надо разделить. К губернским выборам готовимся.

Отобедав с отцом за общим столом, Левушка решил остаться на заседание, чтобы обогатиться опытом для будущей деятельности. Однако ему скоро сделалось скучно. Послав отцу записку с предупреждением, он отправился гулять по городу. Тихон мирно дремал на чемоданах в просторной передней собрания.

Все дороги вели на ярмарку. Прогуливаясь у балаганов, Бронский ловил заинтересованные взгляды уездных барышень. Кажется, его зеленый правоведческий мундир и треуголка возбуждали любопытство. Осмотрев шатры с фокусниками, поглазев на кулачный бой двух дюжих молодцов, Бронский направился к цыганам. Его всегда влекли к себе их дикие напевы. Проходя мимо многочисленных лавок, он остановился возле торговки пирогами. Рядом зазывала-сиделец расхваливал товары из модной лавки: китайский шелк, английский ситец и сатин.

Левушка не был голоден, но он увидел, что поодаль от торговки стоял оборванный мальчонка лет семи и пожирал глазами разложенный товар: ватрушки, шаньги, булки, кулебяки.

- Барин хорошенький, выбирай, что душе угодно! - приговаривала торговка. - Все свежее, только что из печи!

Бронский пошарил в карманах и нашел серебряный двугривенный. Он накупил у бабы пирожков и сунул их мальчишке. Тот поначалу испугался, но, ободренный решительным кивком, несмело принял угощение.

- Ты чей? - спросил его Бронский.

- Сапожников сын, - едва выговорил мальчонка, набивши рот.

- Ступай домой, пострел, покуда тебя не затоптали, - рекомендовал он довольному мальцу и собирался уже продолжить свой путь к цыганам, как вдруг замер на месте, не в силах пошевелиться.

У модной лавки стояла Катя, поджидавшая маменьку, которая торговалась с приказчиком. В шляпке, украшенной цветами, с тонким румянцем и легкой улыбкой, девушка казалась воплощением весны. Бронский хотел позвать ее, но не услышал собственного голоса. Почувствовав его взгляд, Катя медленно обернулась.

Левушка видел, как изумление в ее глазах сменилось гневом и болью. От улыбки не осталось и следа. Катя сделала движение, словно хотела уйти.

- Катя! - обрел, наконец, голос потрясенный юноша. Он кинулся к ней, готовый схватить и удержать ускользающую грезу.

Однако Марья Алексеевна уже вырвалась из цепких рук услужливого приказчика и преградила Левушке путь.

- Если вы сделаете еще шаг, я позову квартального! - строго произнесла решительная дама.

Ничего не понимая, Бронский силился поймать ускользающий взгляд любимой, но тщетно.

- Катя! - в отчаянии еще раз позвал он.