Кукла

— распорядилась Элеонора.

— Слушаемся, — пробасили стражники, — а куда?

Элеонора усмехнулась. И стража туда же.

— В темницу. Куда же еще.

Подхватив Маркуса под руки, стража потащила его по коридорам замка.

Темный маг не сопротивлялся. Равнодушие и апатия, а еще боль от физических и словесных ударов королевы на время лишили его и сил, и желания жить.

Слуга. Всего лишь слуга. Вот в качестве кого королева всегда его рассматривала. Внезапно на смену растерянности пришла злость, и темный маг без труда отшвырнул от себя стражу.

— Я предвидела такой сценарий, поэтому и отправилась следом, — за спиной раздался голос Элеоноры, и Маркус медленно обернулся.

Он тяжело дышал. В груди разыгрался необыкновенный ураган боли и обиды. Темный маг смотрел на Элеонору, понимая, что настоящая королева безжалостна и никогда не проникнется к нему нежными чувствами.

— Сопротивляешься решению своей королевы? Ты будешь наказан по всей строгости закона. Как изменник.

Сжав ладонь в кулак, она силой магии оторвала от стены грубые веревки, которые тотчас опутали запястья Маркуса за спиной.

— Придется обойтись без магии, — ехидно улыбнулась она, — мне жаль, что все так закончилось.

Втолкнув Маркуса в темную сырую камеру, стражники ушли, а маг обессилено опустился на каменный пол. Попытался освободиться от веревок, но с ужасом осознал, что магия на территории тюрьмы не работает.

— Вот дерьмо! — грязно выругался Маркус, безуспешно двигая руками. Вляпался по самую макушку.

Теперь его будут пытать пока не получат признание в государственной измене, а потом прилюдно казнят. Знакомый сценарий.

Маркус не боялся боли, но пытки инквизиторов порой были столь изощренны, что даже самые стойкие ломались и кричали. Он неоднократно присутствовал на подобных мероприятиях в качестве стороннего наблюдателя.

Интересно, сколько ему осталось жить? Неделя, две? Больше двух никого не пытали. Значит две, а потом наступит избавление.

Маг никогда не понимал, почему казнь воспринималась как освобождение от мук и страданий. Теперь ему предстоит узнать, что это такое. Для всех в королевстве он предатель, обесчестивший королеву. Они не будут его жалеть.

Освободиться от веревок не получалось. Видимо, связаны магией, которая сейчас ему неподвластна. Каково это ощущать себя слабым и беспомощным.

Через четверть часа он продрог, а спустя некоторое время замерз настолько, что зубы принялись отбивать такт. Никогда не думал, что в камере может быть настолько холодно.

Из дыры в полу показалась острая мордочка и совсем скоро большая черная крыса выбралась наружу. Если бы не яркий лунный свет, льющийся из окна темницы, ему бы ни за что не увидеть крысу. А она, совершенно не боясь Маркуса, приблизилась и нагло посмотрела на него глазами-бусинками.

— Я еще жив, — произнес маг, — не выйдет меня сожрать. Даже не надейся.

Но крыса его не понимала. Сделав насколько шагов, она вдруг прыгнула и изо всех сил впилась острыми зубами в бедро Маркуса.

— Проклятье! — мигом вскочив на ноги, взревел Маркус, а черная крыса уже скрылась в полу.

Она вернется и укусит снова, стоит ему только заснуть. А, может, вернется с толпой таких же голодных крыс, и они растерзают тело мага.

Каково это когда тебя заживо съедают? Нестерпимо больно и страшно. Маркус опустился на пол, понимая, что ничего не может предпринять. Надо же, впервые в жизни он совершенно бессилен и раздавлен.

Утро встретило пронзительным холодом и болью. Укушенное бедро и затекшие руки нестерпимо ныли. Надо же, ему удалось заснуть. Последние дни жизни он проводит столь никчемным образом.

Двери темницы распахнулись. Надзиратель бесстрастно вошел и, наклонившись, поставил на пол небольшую плошку с водой.

— Развяжите мне руки, — наступив на собственную гордость, попросил Маркус.

— Не положено, — грубым голосом ответил надзиратель и, лязгнув дверью, покинул темницу.

Пить нестерпимо хотелось, губы пересохли, но чувство собственно достоинства не позволяло ему пить из миски как животное. Через несколько часов, когда жажда усилилась, темный маг уже не был уверен в своем решении. А спустя еще некоторое время, решил, что ничего не случится, если он немного попьет. Подойдя к двери, он опустился на колени перед миской.

Пробуя на вкус холодную воду, Маркус с грустью понимал, что подобен животному. Вся его человеческая сущность и гордость ломалась перед естественными желаниями. Первый шаг в никуда. К тому, другому Маркусу, который будет считать казнь прекрасным избавлением.

Когда через несколько часов дверь в камеру снова распахнулась, тот же надзиратель зычно захохотал:

— Понравилось хлебать воду как паршивое животное? На четвереньках, словно преданный пес.

Маркус ничего не ответил. Его гордость и так была сломлена этим поступком, а надзиратель продолжал глумиться:

— У нас здесь, конечно, не королевские покои. Каково это иметь королеву? Трогать ее нежное тело, мять груди. В каких позах ты ее имел, признавайся! Если поделишься подробностями, я буду благосклонен.

Маркус оставался нем как рыба, но надзирателя это почему-то позабавило.

— Молчишь. Ну-ну. У нас все сначала молчат, а потом, знаешь, как умоляют

меня.

Оставшись в темноте, темный маг медленно впадал в отчаяние. Почему никто не приходит? Неужели королева забыла о нем?

Невозможно. Просто выжидает время, когда он окончательно потеряет человеческий облик.

Несколько дней ему приносили одну лишь воду, а когда степень голода достигла максимальной точки, принесли миску со странным содержимым.

— Это объедки, — рассмеялся все тот же надзиратель, — или ты думал, что преступников кормят деликатесами?

— Развяжите мне руки, — в который раз попросил Маркус, — пожалуйста! Вы же видите как мне плохо.

— Не мое дело, — пожал плечами мужчина, но видя плачевный вид темного мага, взял нож и одним движением перерезал веревки.

— Спасибо, — разминая затекшие руки, Маркус изучал кровавые следы на запястьях. За несколько дней веревки порядком стерли кожу.

— Это скоро закончится, — неожиданно подбодрил надзиратель, — после казни.

Маркус поморщился. Чувствовал он себя отвратительно. Несколько дней без элементарных средств гигиены превратили его в бродягу. Рана на бедре гноилась, причиняя дополнительные неудобства. Желудок просто выл от голода, но остатки человечности не позволяли питаться объедками.

* ж *

Пока Маркус томился в тюрьме, Лина терзалась дома в неведении. Сердцем чувствовала, что с магом не все в порядке, но ничем не могла помочь.

— Вот, черт! — первое, что услышала Лина, переместившись. А сестренка уже бинтовала бумажным полотенцем порезанный палец.

Лина моргнула, приходя в себя, и осмотрелась. Только что находилась с Маркусом в королевских покоях, а теперь на кухне с сестрой.

— Очень больно? Сильно порезалась? — подскочила она к Саманте.

— Все нормально, жить буду, — отмахнулась Сэм и замерла, с удивлением уставившись на Лину. — Сестренка, ты ли это? — Лина кивнула. — Обалдеть! — Она кинулась обниматься. — Как же я рада, что ты вернулась! Элеонора тоже была ничего, но от тебя больше проку.

Позже Саманта потребовала подробнейший рассказ от сестры, где та была. Лина не стала кривить душой и честно рассказала, что произошло. О королевстве, настырных принцах и Маркусе.

— А маг красавчик? — хитро прищурив глаз, уточнила Сэм.

— Каких поискать, — призналась Лина, — только он остался там, а я здесь.

— И что делать? — Саманта едва не плакала. Рассказ сестры о загадочном темном маге взбудоражил юное сердце.

— Надежда остается, — Лина посмотрела на перебинтованный палец сестры. — Я призналась старшему алхимику, что попала в королевство из другого мира, и попросила помощи. И знаешь, он не удивился. Сказал, что кровь притянет кровь, и я снова вернусь обратно. Так и вышло. Ты порезала палец и вот я здесь.

Саманта поделилась новостью, что у Элеоноры, а значит и у нее, теперь появился поклонник.