Страница 10 из 11
Священное дерево увидели почти сразу. Она росло неподалёку от дороги и выделялось среди остальных яркими пятнами повязанных ленточек.
Безмолвная команда остановилась возле него, да и нужны ли были слова? Синьора Фелиса и Бригитте что-то шептали одними губами, Света как-то сникла, обняла себя руками и о чём-то думала. Синьор Алберто поставил малышку на землю и прижимал к себе. Девчушка, не осознающая происходящего, но чувствующая какую-то общую сосредоточенность, притихла, опустила тёмную головку и ковыряла землю носком красного сандалика. Густав прислонился к соседнему дереву и просто ждал. Я же думала о том, что вот эти зелёные исполины, окружающие жуткое место, и стали свидетелями страшной сцены. Более ста лет назад, в тишине, они наблюдали драматичный конец моей юной синьорины. Человеческие жизни исчезали под натиском войн, эпидемий и личных трагедий, а деревья, как немые очевидцы, впитывали в себя катастрофы без права высказаться.
И ещё одна мысль прорезалась через грусть – мы все, люди разных национальностей, совсем непохожих стран, стоим сейчас здесь. Пришли для того, чтобы отдать дань памяти девочке, так мужественно пытавшейся отстоять право на любовь.
Брит положила букетик цветов к подножию дерева, синьора Фелиса воткнула свёрнутую бумажку в переплетение ствола, Светик сняла резинку с волос и зацепила её на одной из веток. Я ласково погладила тёплый шершавый ствол. Нет, просить не о чем, у меня есть то, зачем люди приходят сюда, просто мысленно поздоровалась с Алиссией Коваччи. Может это и неправильно, но мне казалось, что нужно сделать именно так.
– Ну что скажешь, Лешечек? – спросила я. После изложенной поляку трагедии, разыгравшейся под крышей нашего дома, мучительно ждала его заключения.
– Ты видишь, моя дивчина, – ответил он и замолчал. Пауза затянулась.
– Ты здесь, Лешек?
– Да…, – голос на другом конце линии отозвался глубоким вздохом. – Мы правильно предположили, что все находки – приданое для невесты. Но люди умирают, Натушка, принимай это спокойно.
– Ты хочешь сказать, мы должны продавать? Разве это этично по отношению к ней? – я колебалась и не хотела, чтобы вещи Алиссии Коваччи ушли с молотка.
– Дело не в приличиях. Всё, что продаётся на антикварном рынке, имеет свою давнюю историю. Владельцы ценностей давно почили в бозе, но их предметы продолжают служить людям и приносить счастье настоящим ценителям. Думаю, ничего плохого в этом нет. Синьорина бы порадовалась, что её наряды будет кто-то примерять и любоваться ими. Ты только подумай… . Рано или поздно, всё перейдёт в тлен, время сделает своё дело и вещи умрут. Не переживай так, Натушка, это нормально для антикварного бизнеса, – спокойный и уравновешенный голос поляка немного притушил мои запутавшиеся чувства. – Как моя Светличка? Она не звонила несколько дней.
На всю оставшуюся жизнь влюблённый в Светку, Лешек перевёл разговор на предмет своего поклонения, в то же время мудро отвлекая меня от печальных мыслей. Я передала трубку подруге.
Мы отужинали в беседке разогретым обедом и выпили бутылку вина, каждая из нас предавалась каким-то своим размышлениям.
– Столько событий, – сказала Брит. – У вас всё время что-то происходит, как в кино.
– Это точно, нескончаемый сериал. Иногда думаю – лучше бы некоторые серии никогда не случались, – ответила я.
– Почему? Если бы не Александр, то мы бы не познакомились и я бы не приехала сюда. Просто сидела бы дома. Ну, позвонила бы такой же скучающей приятельнице…. Вот и всё. В моём кругу не принято ходить пешком по пыльной дороге, общаться с людьми из нижних слоёв, – она усмехнулась. – Эти итальянцы, соседи, приятные простые люди…. А я… я всю жизнь вынуждена играть роль добропорядочной послушной жены, принимать важных гостей и вежливо улыбаться.
Забыв об Алиссии, я с удивлением слушала этот негромкий, приправленный небольшим количеством алкоголя, монолог фрау Майер. Лёгкие хмельные пары в голове как раз располагали к откровенной беседе.
– Лучшие отели, курорты…. Это не даёт удовлетворения и не приносит радости. У меня нет врагов, но и друзей, по большому счёту, тоже нет. Этот глупый случай с посудомоечной машиной…. Не помню, когда последний раз так громко смеялась. Вы живёте другой жизнью. Ежедневные дела, заботы, веселье, дружеское тепло…. Может и пафосно звучит…. Но… я постоянно наблюдаю за вами. У вас есть всё, чего мне так не хватает в моей обеспеченной жизни. Так получается, я должна быть благодарной, что нашего сына похитили.
– Глупости! А если бы кто-то другой нашёл его, не мы? Всё бы сложилось иначе. Видимо, нам суждено было пересечься в пространстве и времени.
– О чём вы? – спросила Светик. Она окончила разговор с Лешеком и от нетерпеливости потихоньку стучала под столом по моей коленке.
– Да, на жизнь жалуется, приключений ей не хватает.
– Зато у нас чересчур, пусть присоединяется, сообразим на троих. Ты ей про остров, про остров… может, остынет. Пойду, вина ещё принесу, раз уж у нас девичник.
– Неси две, что туда-сюда бегать.
Света сгоняла домой, наполнила бокалы и подняла тост:
– Давайте, девочки, за нас!
Мы лихо чокнулись и выпили без остатка. Бархатистый напиток, впитавший Тосканское солнце, идеально лёг на задушевную обстановку. Я начала рассказывать немке о нашей робинзонаде, но Светик постоянно отвлекала, чтобы встроить свои воспоминания. Сопровождалось это бесконечными – а сейчас что? А сейчас? В итоге я перевалила на подругу и бремя повествования и лавры остроумного сказителя. А уж она постаралась! В мельчайших подробностях описывала перипетии островной борьбы за выживание, включая ржавую бочку, муравьёв и не пойманную рыбу. Удивительное свойство памяти – она переигрывает всё, отметает страшные и ужасные эпизоды и оставляет только славное прошлое. Из Светкиной новеллы следовало – мы героини, а не безмозглые тетери.
Брит слушала с немым восхищением, с перерывами разражаясь возгласами – батюшки мои! Просто не верится! Поразительно! Она сопереживала всей душой – возбуждённо потирала руки, хмурилась, смеялась вместе с нами. В конечном итоге немка не только не остыла, а воспылала страстью с головой нырнуть в какое-нибудь, пусть самое махонькое, бледное, как картофельный росток, но приключеньице.
– А если муж узнает? – осадила я её.
– Не узнает, – воинственно отрезала фрау Майер, боевой настрой немки неуклонно возрастал с увеличением концентрации алкоголя в организме.
– Вот и хорошо, осталось только его найти, – сказала Света и впала в задумчивость, вероятно, разрабатывая квест для Брит.
– А что искать, мы завтра во Флоренцию собираемся, пусть с нами едет, – предложила я, под хмельными парами совершенно не заботясь, что роль старьёвщицы ей совсем не подходит.
– Конечно! – с воодушевлением ответила немка после перевода.
На том и порешили. И выпили за успех завтрашнего предприятия. Потом закрепили ещё одним бокалом и нечаянно вспомнили по какому поводу сегодняшняя вечеринка. Загрустили, помянули Алиссию Коваччи, и сделали закономерный вывод – все беды от мужчин. Приложились снова и окончательно запечалились. Каких-то веских оснований для страданий не было – все живы-здоровы, дом цел, сами на месте, не горим, не тонем, но так захотелось потосковать…. Сообща погрузились в уныние. Обстановка сложилась настолько тёплая и располагающая, что каждая выкладывала наболевшее.
Брит жаловалась на переизбыток денег, которые мешают жить и свободной, но бедной газелью скакать по лесам и лугам, на тотальный контроль мужа, а с ним и верноподданного Густава. Можете представить, девочки, как это тяжело? И серьёзно подпившие девочки согласно кивали – да, да, ещё как мучительно и жестоко!
Светик наоборот сетовала на недостаточные капиталы, но газель она была независимая, только вот с тугими путами на ногах в виде матери, Виталика и работы. Из под мужского управления выскользнула давно, но…. Ты знаешь, Брит, как иногда хочется, чтобы кто-то рявкнул, топнул и озаботился твоим благоденствием? И в ответ сочувствующее – ферштейн, ферштейн!