Золотая тигрица

Я сниму твое проклятие, обещаю. Я сделаю тебя королевой Хаомы. Вера, я выполню любую твою просьбу, если ты вернешься, но умоляю, скажи мне в лицо о том, что ты решаешь.

Мой артефакт работает. Я закончил его и успел испытать. Ты, должно быть, пришла в ужас, когда узнала о смерти моего отца, но правда гораздо страшнее. Эван тоже мертв. И знаешь, я испытываю невольное облегчение и жгучий стыд, когда думаю о том, что они погибли. Эван и отец сделали столько, что заслужили свою смерть. Но мне все равно очень горько и очень больно. Надеюсь, ты веришь мне.

Если ты боишься, то я даю слово, что ты будешь в безопасности. Я не допущу, чтоб даже волос упал с твоей головы, и слово мое крепко. Вера, где бы ты ни была, возвращайся.

Ты нужна мне.

Я тебя жду».

— Что за бред… — растерянно проговорила я. Тобби пожал плечами.

— Отчего же «бред»? Любовь. Видишь, как человек убивается. Себя не помнит перед безжалостной дамой.

Он говорил с плохо скрываемой злостью, и я вполне его понимала.

— Что мне в этом? — спросила я с нарочитым безразличием. — Моего проклятия он не снимет, а дьявол знакомый, — я выразительно покосилась на Тобби, — лучше дьявола незнакомого.

По губам Тобби скользнула улыбка, которую я, признаться, не поняла.

— Никогда не видел, чтобы Эвгар так валялся в ногах, — сказал он. — И это странно. Ты, конечно, исключительная женщина, но вот чтобы так…

— Что мне в этом? — повторила я, гневно скомкав письмовник и бросив его на колени Тобби. Меня действительно наполнило злостью и гневом. Все напряжение последних недель сконцентрировалось в одной точке, и стало ясно, что взрыв неминуем.

— Ну будет, будет, — Тобби с какой-то внезапной раболепной предусмотрительностью дотронулся до моего запястья. — Часть твоей просьбы я выполнил. Твой переплетчик жив, здоров и прекрасно себя чувствует. Эвгар тебя не достанет. Остался Борис Виттакер.

— Он сын Жирного Юргена, — я откинулась на спинку скамейки и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Злость следовало подавить, и работа всегда была самым подходящим делом для этого. — Я была у него позавчера в Вышеграде, он рассказал, что Борис дурачок и живет в деревне.

Тобби понимающе ухмыльнулся.

— Сослал, значит… Ну, чего-то в этом роде я и ожидал. Скорбный разумом наследник не должен маячить у всех на виду.

— Жирный Юрген его ненавидит, — сказала я. — А Эвгар по какой-то причине хочет убить, причем настолько сильно хочет, что создал самый могущественный артефакт Смерти за всю историю. И каким-то боком здесь замешана я, потому что Эвгар ничего не делает просто так.

Тобби задумчиво потер кончик носа. Я отметила, что к бывшему министру инквизиции уже вернулась его кукольная элегантность: идеально выбритое лицо, тщательно уложенные волосы, небольшая булавка с изумрудом в галстуке. Кто б подумал, что этот щеголь насколько жестоко и умело орудует кинжалами?

— Что за поселок?

— Сосновая Хмарь. Я ехала туда, когда твои люди сняли меня с поезда.

Некоторое время Тобби с прежней задумчивостью изучал собственные ногти, а затем промолвил:

— Кто еще знает про Сосновую Хмарь?

— Дамьен, — прошептала я, и Тобби одарил меня таким взглядом, что впору было спрятаться под скамью.

— Хреново. Впрочем, ладно. Если этот Борис действительно так важен для нашего нового государя, то нужно рискнуть и вывезти его в Лекию. Такие козыри надо держать при себе.

Я невольно вздохнула с облегчением. Конечно, это проще сказать, чем сделать, но я прекрасно понимала, что у Тобби остались рычаги влияния, а с учетом его обид и честолюбия можно было быть уверенной в том, что Борис очень скоро покинет Хаому.

— Спасибо, — негромко сказала я. Тобби равнодушно улыбнулся и ответил:

— Через час к тебе модистка придет. Нас сегодня вечером ждут на приватном ужине.

Приватный ужин по-лекийски — это стол, накрытый так, что можно накормить роту солдат, и пятнадцать-двадцать человек из близкого круга хозяев. Госпожа Элените, насколько я поняла, была давней знакомой Тобби и, узнав, что он приехал в Эбердин, сразу же пригласила его на чашечку чая.

Приглашенная модистка из самого популярного магазина принесла мне светло-голубое платье по последней лекийской моде: никакого корсета, никаких тяжелых юбок — рукава фонариком, поднятая под грудь линия талии и эффектный объемный лиф. Я рассматривала подол, расшитый пайетками и легкими блестками и чувствовала себя раздетой. В Хаоме сорочки были почти такие же.

Потом пришел куафер и собрал мои волосы в такую сложную и высокую прическу, что какое-то время я боялась, что у меня переломится шея. Молодая женщина в зеркале почти ничем не напоминала Веру Анхельм — она была тоненькой, стройной, словно колонна античного храма, и какой-то нездешней.

Впрочем, фасон платья пришелся мне по душе. Можно дышать полной грудью и не бояться запутаться в юбках.

Госпожа Элените, изящная дама средних лет, приветствовала нас, как старых друзей, и ее искреннее обаяние было таким, что мне действительно начало казаться, будто мы знакомы уже много лет. Ее друзья и родственники, такие же непосредственные и доброжелательные, как хозяйка, единогласно решили, что мы с Тобби прекрасная пара, но я слишком худенькая, поэтому меня надо потчевать, как следует.

Я не была против, тем более, что еда оказалась невероятно вкусной. Расправляясь с большущим куском запеченной лососины, я краем уха слушала рассказ господина Вайзниса, хозяина дома:

— …и вот я захожу в гостиную и вижу, что среди гостей присутствует семейная пара, которую я знал четверть века назад. Конечно, они бы узнали меня, подошли бы обниматься — сами понимаете, это был бы полный провал. Тогда я схватился за бок и сказал Гейнмриху, что у меня, кажется, приступ печеночной колики. Гейнмрих, разумеется, отвел меня в гостевую комнату, я полежал там четверть часа, но, конечно же, не испытал облегчения, а потом покинул дом, не вызвав ни у кого подозрений.

— Ловко! Ай да ловко! — одобрительно зашумели гости, а я наклонилась к Тобби и спросила:

— Он разведчик?

— Бывший резидент в Зинвере, — прошептал Тобби. Я с любопытством посмотрела на господина Вайзниса: а ведь нас пригласили сюда не случайно. Похоже, Тобби уже начал разрабатывать операцию по перевозу Бориса в Лекию.

— После ваших приключений, дорогой Вайзнис, вы еще будете удивляться, что ваша дочь подалась в суфражистки, — подала голос одна из дам, и девушка, сидевшая рядом с госпожой Элените, решительно и гордо подняла голову.

— Не стоит недооценивать силу технического прогресса! — уверенно заявила она, и госпожа Элените доброжелательно похлопала дочь по руке:

— Ну будет, будет, Эми! Мы не умаляем твоих достижений, — и, обратившись к нам с Тобби, с гордостью пояснила: — Наша Эми — первая женщина Лекии, которая обучилась мастерству пилотирования летуна!

— Удивительно! — воскликнула я с искренним восторгом. Летуны появились совсем недавно и были, конечно, невероятно популярны. Но я так и не набралась смелости, чтоб забраться в деревянную стрекозу с огромными крыльями и сделать круг над полем. — Но это ведь очень сложно… и страшно.

— Терпение и труд, — со знанием дела заявила Эми. — И не будет ни страшно, ни сложно. Если бы не сопротивление нашего закостенелого общества, то…

Господин Вайзнис замахал руками и сморщился, будто отведал кислого.

— Ну, пошла писать губерния! Эми, мы все тебя любим и уважаем твои изыскания. Но девушке все-таки нужно думать о создании семьи, а не летунах и прочем.

Эми одарила его сердитым взглядом из-под пушистых темных ресниц, но промолчала, должно быть, решила, что не стоит портить вечер старой ссорой. Слуги принесли халву и шербет, и я, воспользовавшись легким шумом общего разговора, спросила Эми:

— А у тебя собственный летун, да?

Девушка посмотрела на меня с искренней радостью, словно наконец-то нашла друга.

— Да, батюшка купил, — ответила Эми. — Уже год летаю. Но он говорит, что это все капризы, и мне пора браться за ум.