Страница 7 из 7
Михаил наконец поймал взглядом «Маузер», лежавший между ног застреленного блондина, и быстро, как только мог, пополз к нему. Заметив движение, Йозеф пришёл в себя, огляделся и метнулся к пистолету. Австриец успел первым, но контрразведчик буквально повис у того на руке. Не давая опомниться, офицер нажал на кнопку около спускового крючка: обойма выскочила на пол и тутже была послана в дальний угол комнаты носком ботинка. Йозеф выругался и попробовал придушить своего врага, но младший лейтенант молниеносно ударил его левой рукой в место огнестрельного ранения. Австриец выдохнул и разжал руки буквально на мгновение, однако этого хватило Шлаевскому, чтоб схватить его за волосы и притянуть к себе, нанося удар коленом в лицо. Повалив соперника, Михаил оседлал его и попробовал заломать руку, но тут со спины налетела Грета.
Обхватив шею офицера уцелевшей рукой, шведка обвила его торс ногами и вцепилась зубами в ключицу, целясь следующим укусом в шею. Контрразведчик вовремя остановил её челюсти ударом в лицо и закружился по комнате, пытаясь сбросить с себя нападавшую. Он ухватил девушку за волосы, с силой дёрнул — русый клок остался у него в руке, шведка завизжала, но хватку не ослабила. Наоборот, теперь её рука стала сжимать шею офицера ещё сильнее. Увидев своё отражение в серванте, младший лейтенант понял, что нужно делать. Немного разбежавшись, он крутанулся вокруг своей оси и в прыжке рухнул спиной на сервант под оглушительный звон разбиваемого стекла.
Захват ослаб и Михаил вырвался из смертельных объятий. Развернувшись, он увидел, как девушка кашляет кровью и лихорадочно пытается вдохнуть поглубже. Поддаваясь инстинкту, Шлаевский положил руки ей на грудь и с силой надавил, пока обломок дверцы не пробил грудную клетку шведки. И тут же он был сбит с ног уголовником. Мужчины сцепились на полу: шпион оседлал оппонента и, выхватив из-за пояса финку, попытался пронзить тому горло. Офицер заблокировал руку бандита, и они так и замерли: ни у кого не хватало сил победить соперника.
Краем глаза контрразведчик заметил, что к нему подползает раненый чухонец. Попробовав зажать обрубком Михаилу горло, тот занёс левую руку со стилетом для удара. Младший лейтенант решил рискнуть: максимально отведя лезвие финки в сторону, он резко разжал руки. По инерции уголовник полетел вслед за ножом, растянувшись на Шлаевском и заслоняя того собой от удара чухонца. Офицер перехватил кисть последнего, чуть заломал и, завладев стилетом, вогнал лезвие по самую рукоять в шею второму шпиону, у основания черепа. Сбросив с себя умирающего, Михаил выдернул финку из половиц и точным движением перерезал чухонцу горло. Тот забулькал кровью, а контрразведчик поднялся и, шатаясь направился к месту, где была их схватка с Йозефом.
Кровавый след на полу говорил, что австриец скрылся, но вряд ли успел уйти далеко. Младший лейтенант поплёлся по коридору, привалившись к стене, однако в сенях споткнулся, упал и потерял сознание...
***
Врач заканчивал обрабатывать Шлаевскому ожоги на ногах. За закрытой дверью Рихтер без устали материл санитарку, пытаясь пробиться в палату к подчинённому. Марфа Никитична, заслонив своим дородным телом вход, отвечала полковнику отборными ругательствами и угрожала позвать начальство. Михаил почему-то подумал, что, если они сцепятся в драке, его шеф почти наверняка успеет получить пару раз в зубы от мощной женщины в халате.
Наконец, врач закончил перевязку. Встал, чуть потянулся, опустил маску и вздохнул:
— Марфа Никитична, пустите уже господина фон Гринвальд-Рихтера в палату. Вы своей руганью мертвеца поднимете, а мне ещё работать сегодня допоздна.
— Вот, я ж говорила, как дохтур скажет — так можно. Проходьте.
Глава контрразведки пообещал «затаскать по судам курву, как последнего сукиного сына, за неуважение к чинам и хамство по отношению к офицерам», в ответ санитарка покрутила кукиш у самого его носа. Ещё раз выматерившись, полковник сплюнул и с шумом захлопнул дверь за вышедшим врачом.
— Да уж, Роман Фёдорович, умеете Вы общаться с младшим медперсоналом.
— Иронизируете? Это хорошо. Значит, на поправку идёте.
— Ага. Врач тоже говорит, что у меня на удивление крепкий организм. Как мне досталось, а порезы уже подживают. Дня через три-четыре выпишут.
Рихтер присел на подоконник и закурил.
— Три-четыре... Это хорошо. Успеете на шоу. А прежде рапорт напишете.
— Рапорт?
— Конечно. За строгий выговор с занесением в личное дело.
Младший лейтенант присвистнул:
— Это за что?
— Вы ещё спрашиваете! Служебное имущество в виде особопрочного жилета и костюма Вы испортили, смею заметить, в который раз. Вверенный Вам «Руссобалт» преступно бросили хрен пойми где, на нём гвоздём член нацарапала какая-то паскуда. Всех ценных свидетелей перебили к чёрту. Хорошо хоть группа Спрута сработала профессионально и двое агентов Йозефа всё же у нас, но толку с них... Да и сам австриец, курва его мать, ушёл, облава по всей Москве ни черта не дала. А с утра мне пришлось принести официальные извинения от лица разведывательно-контрразведывательного главе района за устроенный Вами пожар в частном секторе... Так что строгий выговор с занесением в личное дело и удержка из жалованья двацати пяти рублёв.
— Вот так на Руси чтят героев...
Полковник хмыкнул:
— Ладно, не дуйтесь. За Неизвестнова я Вам также благодарность выписал и премию в сумме штрафа. Тут Вы хотя бы не облажались. В отличие от отдела кадров, ядрить их всех поленом.
Шлаевский улыбнулся. Взял с тумбочки яблоко из принесённых Полевым запасов, принялся аппетитно хрустеть фруктом.
— Рихтер, что за шоу Вы упомянули?
— Полевой Вам не сказал? Вы в первых рядах на казнь Неизвестнова на той неделе. Будет откалывать джигу в петельке, как и полагается предателям.
— Ну и юмор у Вас, конечно, шеф.
Глава контрразведки гортанно рассмеялся. Докурил, метнул окурок в окно, взял себе тоже яблоко с тумбочки и, отдав честь подчинённому, удалился восвояси. Спустя пару минут издалека до Михаила снова донеслась ругань полковника и санитарки. Младший лейтенант улыбнулся: похоже, этой парочке просто нравилось материть друг друга и угрожать трибуналом за нарушение инструкций...