Страница 7 из 16
В полнейшем недоумении стоя посреди комнаты, он услыхал снизу, из погреба, голос своей жены; захлебывающаяся скороговорка и высокие, визгливые ноты, характерные для поселян Западного Сэссекса, доказывали крайнее нетерпение.
– Джордж! – кричала она. – Ты нашел что нужно?
Он повернулся и поспешил вниз к жене.
– Дженни! – крикнул он ей, нагибаясь над лестницей, ведущей в погреб. – А ведь Хенфри-то прав. Жильца в комнате нет. И парадная дверь открыта.
Сначала миссис Холл не поняла, о чем он говорил, но, сообразив, в чем дело, решила сама осмотреть пустую комнату. Холл, все еще с бутылкой в руке, пошел вперед.
– Его самого нет, а платье его тут, – сказал он. – Где он шляется без платья? Странное дело.
Когда они поднимались по лестнице из погреба, им обоим, как впоследствии было установлено, почудилось, что кто-то открыл и снова закрыл парадную дверь, но так как они нашли ее запертой, то в ту минуту они об этом ничего друг другу не сказали. В коридоре миссис Холл опередила своего мужа и взбежала по лестнице первая. В это время на лестнице кто-то чихнул. Холл, отставший от своей жены на шесть ступенек, подумал, что это она чихает, она же была убеждена, что это чихнул он. Поднявшись наверх, она распахнула дверь и стала осматривать комнату постояльца.
– Сроду ничего подобного не видела! – сказала она.
В это время сзади, над самым ее ухом, кто-то фыркнул, она обернулась и, к величайшему своему удивлению, увидела, что Холл стоит шагах в двенадцати от нее, на верхней ступеньке лестницы. Он тотчас подошел к ней. Она наклонилась и стала ощупывать подушку и белье.
– Холодное, – сказала она. – Его нет уже с час, а то и больше.
Не успела она договорить, как произошло нечто в высшей степени странное: постельное белье свернулось в узел, который тут же подпрыгнул через спинку кровати. Казалось, чья-то рука скомкала одеяло и простыни и бросила на пол. Вслед за этим шляпа незнакомца соскочила со своего места, описала в воздухе дугу и шлепнулась прямо в лицо миссис Холл. Затем с такой же быстротой полетела с умывальника губка; затем кресло, небрежно сбросив с себя пиджак и брюки незнакомца и захохотав сухим смешком, чрезвычайно похожим на смех незнакомца, повернулось всеми четырьмя ножками к миссис Холл и, нацелившись, бросилось на нее. Она вскрикнула и повернулась к двери, а ножки кресла осторожно, но решительно уперлись в ее спину и вытолкали ее вместе с Холлом из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась, щелкнул замок. Кресло и кровать, по-видимому, еще поплясали немного, как бы торжествуя победу, и внезапно все стихло.
Миссис Холл почти без чувств повисла на руках у мужа. Мистеру Холлу с величайшим трудом удалось при помощи Милли, которая успела проснуться от крика и шума, снести ее вниз и дать ей укрепляющих капель.
– Это духи, – сказала миссис Холл, придя, наконец, в себя. – Я знаю, это духи. Я читала про них в газетах. Столы и стулья начинают прыгать и танцевать…
– Выпей еще немножко, Дженни, – прервал ее Холл. – Это подкрепит тебя.
– Запри дверь, – сказала миссис Холл. – Смотри не впускай его больше. Я все время подозревала… Как это я не догадалась! Глаз не видно, голова забинтована, и в церковь по воскресеньям не ходит. А сколько бутылок… На что порядочному человеку столько бутылок! Он напустил духов в мебель… Моя милая старая мебель! В этом самом кресле любила сидеть моя дорогая матушка, когда я была еще маленькой девочкой. И подумать, что оно поднялось теперь против меня…
– Выпей еще капель, Дженни, – сказал Холл. – У тебя нервы совсем расстроены.
Было уже пять часов, золотые лучи утреннего солнца заливали улицу. Супруги послали Милли разбудить мистера Сэнди Уоджерса, кузнеца, который жил напротив.
– Хозяин вам кланяется, – сообщила ему Милли. – И у нас что-то стряслось с мебелью, она совсем сбесилась. Может, вы зайдете, поглядите?
Мистер Уоджерс был человек весьма сведущий и смышленый. Он отнесся с величайшей серьезностью к рассказу Милли.
– Это колдовство, головой ручаюсь, – сказал он. – Такому постояльцу только копыт не хватает.
Он пришел сильно озабоченный. Мистер и миссис Холл хотели было подняться с ним наверх, но он, по-видимому, с этим не спешил. Он предпочитал продолжать разговор в коридоре. Из табачной лавки Хакстерса вышел приказчик и стал открывать ставни. Его пригласили принять участие в обсуждении случившегося. За ним через несколько минут подошел, конечно, и сам мистер Хакстерс. Англосаксонский парламентский дух проявился здесь полностью: говорили много, но за дело не принимались.
– Установим сначала факты, – настаивал мистер Сэнди Уоджерс. – Обсудим, вполне ли будет правильно с нашей стороны взломать дверь его комнаты. Запертую дверь всегда можно взломать, но раз дверь взломана, ее уже не сделаешь невзломанной.
Но вдруг, ко всеобщему удивлению, дверь комнаты постояльца открылась сама, и, взглянув наверх, они увидели закутанную фигуру незнакомца: он спускался по лестнице и пристально смотрел на них зловещим взором своих необычайных темно-синих стеклянных глаз. Медленно, деревянной походкой он спустился с лестницы, прошел коридор и остановился.
– Смотрите, – сказал он, вытянув палец в перчатке.
Взглянув в указанном направлении, они увидели у самой двери погреба бутылку с сарсапарелью. Тут он вошел в гостиную и неожиданно быстро, со злостью захлопнул дверь перед самым их носом.
Никто не произнес ни слова, пока не замер звук захлопнутой двери. Все молча переглядывались.
– Признаюсь, это уже верх… – начал мистер Уоджерс и не докончил фразы.
– Я бы на вашем месте пошел и спросил его насчет всего этого, – сказал он затем Холлу. – Я потребовал бы объяснения.
Понадобилось некоторое время, чтобы убедить хозяина решиться на это. Наконец, он постучался в дверь, открыл ее и начал:
– Простите…
– Убирайтесь к черту! – крикнул в бешенстве незнакомец. – Затворите дверь!
На этом объяснение и закончилось.
Глава VII
Разоблачение незнакомца
Незнакомец вошел в гостиную трактира «Кучер и кони» около половины шестого утра и оставался там приблизительно до полудня; шторы в комнате были спущены, дверь заперта, и после неудачи, постигшей Холла, никто не решался войти туда.
Все это время он, очевидно, ничего не ел. Три раза он звонил, причем третий раз долго и сердито, но никто не отозвался.
– Ладно, я ему покажу «убирайтесь к черту», – ворчала миссис Холл. Слух о ночном происшествии в доме викария уже успел распространиться, между обоими событиями видели некую связь. Холл в сопровождении Уоджерса отправился к судье, мистеру Шэклфорсу, чтобы с ним посоветоваться. Наверх подняться никто не решался. Чем занимался все это время незнакомец – неизвестно. Иногда он нетерпеливо шагал из угла в угол, два раза из его комнаты доносились ругательства, шуршанье разрываемой бумаги и звон разбиваемых бутылок.
Кучка испуганных, но сгоравших от любопытства людей все возрастала. Пришла миссис Хакстерс. Подошли несколько бойких молодых парней, вырядившихся, по случаю Духова дня, в черные пиджаки и галстуки из белого пике, и стали задавать нелепые вопросы. Арчи Гаркер оказался смелее всех: он зашел во двор и постарался заглянуть под опущенную штору. Разглядеть он не мог ничего, но дал понять, что видит, и еще кое-кто из айпингского молодого поколения присоединился к нему.
День для праздника выдался на славу – теплый и ясный; на деревенской улице выстроилось с десяток ларьков и тир для стрельбы, а на лужайке перед кузницей стояли три полосатых желто-коричневых фургона, и какие-то люди в живописных костюмах устраивали приспособления для метания кокосовых орехов. Мужчины были в синих свитерах, дамы – в белых передниках и модных шляпах с большими перьями. Уоджер из «Красной лани» и мистер Джэггерс, сапожник, торговавший также подержанными велосипедами, протягивали поперек улицы гирлянду из национальных флагов и королевских штандартов (оставшихся от празднования юбилея королевы Виктории).