Золотой дракон

— Любите путешествовать?

Полевой улыбнулся:

— Нет. Но полковник считает, что мне полезно покидать пределы кабинета время от времени. Вроде бы это должно развить мои навыки коммуникации с другими людьми. Не понимаю, что с ней не так и почему Роману Фёдоровичу кажется, что её надо развивать... Кстати, Вы умеете играть на скрипке?

— Эээ... Нет, я только на гитаре, и то не очень-то...

— Зря. Обязательно выучитесь. У Вас руки для этого подходят. И ещё было бы неплохо попробовать меньше курить, от Вас на перроне разило табачным дымом.

Шлаевский зарделся, но промолчал. Наступила долгая тишина. Младший лейтенант подумал было, что Андрей так окончил разговор, но он неожиданно продолжил:

— Вы когда-нибудь задумывались, что, если грамотно придушить партнёршу во время полового акта, то можно её «выключить», как выражается фон Гринвальд-Рихтер?

— Эээ... Нет. Простите, но Вы это вообще к чему?

— В смысле? Полезное знание. Я попрактиковался немного летом, достаточно легко выходит. Видите ли, во время сильного возбуждения девушка не успевает понять, что Вы её взяли за шею чуть сильнее, чем надо. Многим даже нравится некоторое удушение. А потом нажимаешь, малость подержал — и всё, она без сознания. Давайте покажу.

С этими словами Полевой встал и протянул правую кисть к шее своего напарника, зажал особым образом. Михаил резко убрал руку капитана, матернулся и оттолкнул того:

— Чёрт побери, Андрей! Вы в своём уме?!

— Абсолютно. А зачем мне быть за его пределами?

— Тогда успокойтесь и не пытайтесь меня придушить! И вообще, я пошёл в ресторацию, вернусь поздно, не ждите. Постараюсь не курить, чтобы Вас не смущал запах. Спокойной ночи.

Шлаевский поспешно вышел из купе и быстро направился в сторону вагона-ресторана. Капитан уже начинал его раздражать...

Декабрь 1932, Тула

По приезду офицеров встретил специальный человек и разместил в номерах доходного дома Генч-Оглуева, забронированных местным отделом РКУ по поддельным документам. Михаил принял душ, посмотрел объём материалов, что им передали для ознакомления коллеги, и лёг спать. Рано утром его разбудили крики со стороны окна, выходящего во двор. Присмотревшись, он понял, что кричала местная служанка, увидев, как во дворе, раздевшись до гола, валяется в снегу Полевой. Шлаевский присвистнул и поспешил вниз. Спустился он вовремя: капитан как раз спорил с дворником и привратником, которые собирались было ввязаться в драку, посчитав его пьяным.

Младший лейтенант успокоил мужчин, забрал Андрея, искренне недоумевающего, что он сделал не так, и вернулся в номер спать. Встал поздно, в десять, разбитый и помятый. И сразу пошёл к телефонному аппарату на этаже, дабы позвонить полковнику. Сказав барышне нужный код, Михаил услышал знакомое «У аппарата». Голос у полковника был явно уставший и как будто сонный.

— Роман Фёдорович, это Шлаевский. Удобно говорить?

— Да, слушаю. Что-то случилось? Уже?

— Нет, мы приехали в ночь, заселились. Материалы пока не смотрел. Я про капитана Полевого... У него всё в порядке?

В трубке повисла тишина.

— Роман Фёдорович?

— Да, я чай заваривал. А что Вас беспокоит?

— Ну, понимаете, в первые пятнадцать минут знакомства он посоветовал мне бросить курить и научиться играть на скрипке, а потом попробовал придушить, как он придушивает до потери сознания своих половых партнёрш. А сегодня утром я проснулся от криков служанки, потому что Полевой, в чём мать родила, валялся в снегу во дворе дома...

В ответ Михаил услышал гортанный смех Рихтера.

— Да, у Андрея есть такая привычка. Зато не храпит, ха… Ладно, привыкайте к городу и коллеге, докладывайте, как что-то прояснится. Если что срочное — телеграфируйте на наш закрытый канал, я свяжусь с Вами, как только смогу. А, и удачи. Всё, конец связи.

Полковник повесил трубку. Шлаевский вздохнул и направился завтракать в буфет на первом этаже. Идти к Полевому на пустой желудок ему отчаянно не хотелось.

Плотно позавтракав и напившись крепкого чая, Михаил поднялся к себе, захватил необходимые бумаги и блокнот с карандашом, после постучал в номер капитана. Андрей пригласил войти.

Войдя, контрразведчик остолбенел и присвистнул. Посреди комнаты, сложив по-турецки ноги, на циновке сидел Полевой в кимоно и, попивая чай из пиалы, занимался каллиграфией кистью на тонкой белоснежной бумаге. Перед ним при этом лежала искусно выполненная свирель, на которой, по-видимому, недавно играли. Да уж, послал бог коллегу.

— А, Михаил! Вы много спите.

— Простите, обычно меньше. Вы утром… несколько перебили мне сон своими необычными привычками. Постарайтесь впредь предупреждать персонал, а то ещё раструбим о себе на весь город.

— Я в самом деле не понимаю, что её так удивило. Женщина, как сосуд, принимающий семя, должна воспринимать мужские гениталии как нечто совершенно естественное. А эта барышня стала кричать, позвала каких-то негодяев, которые почему-то решили, что я пьян…

Младший лейтенант закусил губу, чтобы не съязвить, и решил поскорее перейти к разбору документов. А разбирать было что.

В городе ещё с начала века существовала китайская диаспора. Поскольку заводов много и рук постоянно не хватает, особенно после двух гражданских войн, то представители диаспоры часто работают на оружейных предприятиях. На одном из таких заводов местная охрана заметила примерно месяц назад, что кто-то пытался вскрыть сейф с документами. Информация сразу была передана по инстанции, поскольку завод как раз начинал серийный выпуск нового образца оружия. Как выяснилось, пытались вскрыть только сейф с документами, его брата-близнеца с жалованьем за месяц на весь цех не тронули. За последующий месяц не удалось выяснить, кто это был, однако подозрения местной контрразведки сразу пали на дюжину китайцев, которые там работали.

Неделю назад же заводская охрана, увеличившая бдительность после данного инцидента, обратила внимание на странные следы в кабинете главного инженера. Проведя химический анализ, контрразведка опознала в следах порошок для проявки фотографий, видимо, просыпавшийся с фотоаппарата при фотографировании каких-то документов. Посещать завод с фотоаппаратом запрещено, поэтому в китайский квартал сразу был направлен контрразведчик для присматривания к подозреваемым рабочим. И вот, два дня назад он попросту исчез, в связи с чем местный отдел связался с Москвой и запросил помощь.

В материалах дела также было досье на каждого из подозреваемых рабочих, досье на нескольких видных деятелей диаспоры, на пятерых граждан России, активно взаимодействующих с иностранцами, и даже одного француза, чьё поведение вызвало вопросы у РКУ. Помимо этого была приложена подробная карта китайского квартала и описание злачных мест данного района. Под конец к материалам были приложены две копии приказа главы тульского отдела РКУ, Всеволода Петровича Тихомирова, с резолюцией всем местным силовым структурам оказывать всяческое содействие предъявителям сего.

— Ну-с, Михаил, с чего предлагаете начать?

Капитан неспешно разминался каким-то восточным единоборством и заговорил первым, пока Шлаевский боролся со стремлением закурить.

— Прежде всего, нам нужна легенда. Раз агент РКУ пропал, значит, это явно не совпадение, к тому же, у преступников есть определённый уровень. Не каждый с ходу способен заметить слежку. Так что официально работать нельзя, необходима максимальная аккуратность.

— Грамотно мыслите!

Младший лейтенант улыбнулся, услышав знакомую фразу. Несмотря на некоторую жёсткость и порой излишнюю циничность, полковник фон Гринвальд-Рихтер обладал известным обаянием, и его фразы часто расходились среди подчинённых.

— Ну так что, какая легенда? Ваши соображения.

— Предлагаю, чтобы Вы выступили в качестве эмигранта, который недавно вернулся из Китая. Некий капиталист, сбежал от ужасов Второй Гражданской в солнечную Поднебесную, укрепил состояние, а вот теперь там началась заварушка и он поспешил в фатерлянд. Я могу выступить Вашим советчиком и делопроизводителем.