Канцлер 2

**************

Сергей Викторович Брысин, пятидесяти двух лет, был маньяком. Самым обыкновенным маньяком. Это ему всегда хотелось выделиться из серой толпы людишек, которых он презирал, но он мог выделиться только лишь запредельной жестокостью и гнусностью. Такими маньяками заполнены психиатрические учреждения и места заключения. Вот среди этой публики Брысин и мог бы как-то котироваться. Но надо было скрывать свои наклонности. Это ещё Брысин как-то понимал. Ибо прибьют гниду.

Неправда, что нельзя вычислить нездоровые наклонности у детей. Можно, но для этого надо чтобы на ребёнка с наклонностями обратил внимание хороший психиатр. В детстве Сергей Брысин не попался на глаза хорошим психиатрам, хотя мог бы и попасться. Потенциал у него уже был. Психиатр мог бы определить, что у ребёнка явные фазы депрессивного и маниакального состояния. В депрессивной фазе Серёжа становился малоразговорчивым, медлительным, пассивным и рассеянным. Он выглядел унылым и нездоровым. Язык у него постоянно был обложен, лицо осунувшееся. Он жаловался на слабость, боли в животе, ногах, голове, на отсутствие аппетита. Сон был плохой. Успеваемость в школе у него итак была, скажем, не очень. Ну не догонял он школьную программу, совсем не догонял. Общение со сверстниками у него было затруднительным, что ещё больше усугубляло подавленность его настроения. Били его сверстники часто, вот что было. За его особенность характера, а именно, тащить у ближнего всё подряд. Вскоре сверстники переиначили его фамилию на Крысин. Впрочем, колотить его не перестали. Уже в то далёкое время у Брысина появилось чувство ненависти к окружающим. Особенно когда его ловили на горячем.

Депрессивная фаза сменялась маниакальным состоянием. Поиск развлечений у малолетнего Сергея достигал патологического возбуждения. Его оживление доходило до неистовства. Подвижность становилась трудноуправляемой. В таком состоянии успокоить Серёжу было невозможно. В таком состоянии он становился агрессивно инициативным, дерзким в общении, не мог соразмерять свои поступки. За это сверстники так же били несчастного Серёжу. Ну не понимали они, что собаку с крыши сбросить, это здорово и смешно. Она потом так смешно корчиться на асфальте в луже крови и дерьма.

Брысин еле доучился до девятого класса, и распрощался со школой. Учителя вздохнули с облегчением. Серёжа устроился учиться в профессионально-техническое училище. Сверстники, конечно, там были попроще, чем в школе. Однако, и там его нещадно били. Всё за те же самые проделки, что и в школе. Потсаны не понимали, как это можно спереть у соседа. Это считалось западло. Но Серёжа так не считал, а только укрепился в мысли собственной исключительности. Окружающие это просмотрели. Вот когда индивид заявляет о собственной исключительности, вот этим, прежде всего он и выдаёт свою психическую неполноценность. Зачастую отдельная личность объявляет себя исключительной, потом группа людей, бывает, целая страна становится "исключительной". Тогда становится тошно всем.

В ПТУ Серёжа занялся повышенным самоанализом. Чувства к ровесникам значительно заострились. В поведении Серёжи появились угрюмо-дисфорические реакции и ипохондрические высказывания. Особенно после того, как его хорошо избили за очередное воровство, так, что повредили ногу до видимой хромоты. У уже совершенно нездорового Серёжи начали появляться бредовые и суицидные мысли. А как же его родители? А родители были неграмотные трудяги, им было некогда совершать жёсткий контроль над Серёжей.

В армию Серёжу не взяли по состоянию здоровья. Даже у военкоматских врачей, а ВТО время гребли всех подряд, не поднялась рука признать Серёжу годным к строевой службе, слишком уж этот призывник был убогим.

С работой у Серёжи тоже не заладилось, несмотря на его исключительность. По правде говоря, руки у Серёжи росли из задницы. Ломать он мог, а вот что-либо сделать правильно, это было выше понимания исключительного человека. На работе его долго не держали, а наоборот, старались побыстрей избавиться, как только до начальства начинало доходить, какого ценного кадра они приняли на работу. Некоторое время он трудился на оптовом складе. Платили мало, а хотелось всего и много. Кругом несправедливость. Приступы накатывали всё чаще. В один из таких дней Брысин совершил своё первое убийство. Чтобы заглушить непонятные мысли в голове Брысин шлялся по городу, но кругом были ненавистные ему люди. Он отходил всё дальше, где нет этих противных людишек, и наконец, забрёл на городское кладбище. Вместо успокоения Серёжу там накрыло. Хорошо так накрыло, что он начал ломать ограду и памятник на могиле. Корёжил металл и камень до тех пор, пока не превратил всё в груду мусора. На свою беду это заметила 45-и летняя женщина. Ещё большей бедой было, что она не убежала быстро с этого места, а начала стыдить Сергея. Не понял человек, что видит перед собой психа, что слова бесполезны. Ей бы, дуре, бежать оттуда без оглядки, так нет полезла стыдить сумасшедшего человека. Брысин пришёл в неистовство. Схватив кусок стальной оградки, он забил несчастную женщину до смерти. После убийства женщины, он сорвал с трупа золотые серёжки и колечко, а из сумки жертвы взял немного денег. Только после этой выходки его отпустило. Краем сознания он понимал, что совершил, но всё затмевало чувство всемогущества. Вот он захотел и лишил гнусного человечка жизни. А не надо говорить плохие слова исключительному. Это преступление так и осталось нераскрытым. Никто не обратил внимания на необычность преступления, а ведь были все признаки, что появился маньяк. Золотые украшения он сбыл знакомому барыге, а добытые деньги благополучно пропил. Вот это жизнь, красота, а не жизнь, подумал Брысин. Деньги сами упали ему в исключительные руки.

Второе убийство Брысин совершил уже на зоне. Да, ему пришлось поседеть в местах не столь отдалённых по приговору самого гуманного суда в мире. Работая на оптовом складе он "вступил в преступный сговор" с такими же организмами, как и он сам. Преступная группа, не блещущая умом, решила тырить, что подвернётся под руку со своего рабочего места. Естественно, подозрение пало, прежде всего, на самих горе-работничков. Обыски, проведённые в местах их обитания, выявили кучу добра со склада. Ну, не хватило ума у этих организмов вовремя сбыть краденное. Присели все, причём с отягощением в виде преступной группы. На зоне Брысина не жаловали, но досидел он более-менее без особых потерь здоровья. Может, спасло его то, что местный пахан, однажды, предложил ему убить одного зека, которого пахан приговорил. Как убить? Да, очень просто. Мы будем втроём его держать, а ты будешь резать его вот этой штуковиной. Делов то. Ну, в самом деле, что тут такого. Подумаешь, зека убить. Жоржику, а так теперь стали называть Брысина в колонии, сунули в руку заточку, которой он должен был порешить человека. Вечером, в укромном месте колонии, пахан и двое его подручных скрутили приговорённого к убийству. Брысин, а теперь уже Жоржик, хладнокровно нанёс несчастному двенадцать ранений в область сердца. Естественно зек умер. И это убийство сошло Брысину с рук. Ни пахан, ни его подручные, естественно, не сдали Жоржика. Но другие зека стали посматривать на Жоржика с опаской.

Распрощавшись с колонией, в которой он перевоспитался трудом из вора в законченного убийцу, Брысин вышел на свободу с чистой совестью и справкой. Существовал он на деньги, полученные от грабежей дачных домиков и работе на нелегальных предприятиях, например, по разливке "очищенной" воды в пластиковые ёмкости, или по изготовлению крепких напитков. Ума и ловкости рук хватало Брысину, чтобы криво наклеить этикетку на бутылку. Периодически его накрывало, но он не спешил идти в психушку, а шёл в тихие безлюдные места. На охоту. До сих пор его не разоблачили. Я хитрый и умный, думал Брысин, свидетелей нет, ничего менты не докажут.

Однажды, в почтовом ящике своего домика, где после смерти родителей обитал Брысин, он обнаружил повестку в прокуратуру к следователю Мальцеву В.И. на беседу в качестве свидетеля. Жоржик скривился: ничего у тебя против меня нет, гражданин следователь Мальцев В.И. Особо повестка его не обеспокоила. Ну, придёт он в отдел к этому Мальцеву, ну снимет тот очередные показания, и всё. Ничего не знаю, ничего не видел. Ничего прокурорскому не обломиться.