Страница 6 из 7
Медсестра сделала Мусоке внутримышечную инъекцию в руку. Боль от укола была очень, очень сильной. Он никогда не испытывал такой боли от укола; это было ненормально и примечательно. Он удивился, почему простой укол стал таким болезненным. Затем у него начались боли в животе, и это навело его на мысль, что у него может быть брюшной тиф, поэтому он принял курс антибиотиков, но на болезнь это никак не повлияло. Он продолжал работать в больнице, поскольку был нужен пациентам. Боль в животе и мышцах стала невыносимой, и у него появилась желтуха.
Не сумев поставить себе диагноз, испытывая сильную боль и не имея возможности продолжать свою работу, он обратился к доктору Антонии Бэгшоу, врачу больницы Найроби. Она осмотрела его, заметила лихорадку, покрасневшие глаза, желтуху, боль в животе и не нашла ничего определенного, но задалась вопросом, были ли у него камни в желчном пузыре или абсцесс печени. Приступ в желчном пузыре или абсцесс печени могли вызвать лихорадку, желтуху и боль в животе – объяснить красные глаза она не смогла, – и она заказала ультразвуковое исследование его печени. Изучив изображения печени, она увидела, что та увеличена, но, помимо этого, ничего необычного не заметила. К этому времени он был уже очень болен, и его поместили в отдельную палату, где за ним круглосуточно наблюдали медсестры. Его лицо превратилось в бесстрастную маску.
Предполагаемый приступ желчнокаменной болезни мог быть смертельным. Доктор Бэгшоу порекомендовала доктору Мусоке сделать диагностическую операцию. Ее проводила группа хирургов во главе с доктором Имре Лофлером в главном операционном зале больницы Найроби. Врачи сделали надрез над его печенью и оттянули брюшные мышцы. То, что они обнаружили во внутренностях Мусоке, было жутким и пугающим, и объяснить это они не могли. Печень отекла и покраснела, она не выглядела здоровой, но никаких признаков камней в желчном пузыре они не нашли. Кровотечение у него не прекращалось. Любая хирургическая процедура затрагивает кровеносные сосуды, которые, будучи разрезанными, кровоточат некоторое время, а затем кровь сворачивается. Если же кровотечение продолжается, хирург накладывает на них капли гелевой пены, чтобы остановить кровь. Сосуды Мусоке не прекращали кровоточить – его кровь не сворачивалась, словно у него была гемофилия. На всю поверхность печени нанесли гелевую пену, но кровь просочилась сквозь нее. Кровь текла из него, как из губки. Им пришлось откачать лишнюю кровь, но, когда они ее откачали, разрез снова наполнился. Это напоминало рытье ямы ниже уровня грунтовых вод: как только вы убираете воду, яма снова заполняется. Один из хирургов позже рассказывал, что команда была «по локоть в крови». Из печени вырезали кусочек ткани – биопсия печени – и положили его в емкость с консервирующей жидкостью, а затем Мусоке закрыли как можно быстрее.
После операции его состояние резко ухудшилось, и почки начали отказывать. Казалось, он умирает. В то время Антонии Бэгшоу, его лечащему врачу, пришлось уехать за границу, и Мусоке попал под опеку врача Дэвида Сильверстайна. Перспектива почечной недостаточности и диализа для доктора Мусоке создала в больнице атмосферу чрезвычайной ситуации: коллеги хорошо его знали и не хотели потерять. Сильверстайн начал подозревать, что Мусоке страдает от необычного вируса. Он взял у пациента немного крови и отделил от нее сыворотку – прозрачную жидкость золотистого цвета, которая остается после удаления из крови красных кровяных клеток. Затем он отправил несколько пробирок замороженной сыворотки в лаборатории для тестирования – в Национальный институт вирусологии в Сандрингеме, Южная Африка, и в Центр по контролю заболеваний в Атланте, Джорджия, США. И стал ждать результатов.
Дэвид Сильверстайн живет в Найроби, но у него есть дом недалеко от Вашингтона, округ Колумбия. Не так давно одним летним днем, когда он приезжал в Соединенные Штаты по делам, я встретился с ним в кафе в торговом центре недалеко от его дома. Мы сели за маленький столик, и он рассказал мне о делах Моне и Мусоке. Сильверстайн – худощавый невысокий мужчина лет сорока с небольшим, в очках и с усами, с живым, быстрым взглядом. Хотя он американец, в его речи слышится легкий акцент суахили. В тот день, когда мы встретились, он был одет в джинсовую куртку и синие джинсы, покрыт загаром и выглядел подтянутым и расслабленным. Он пилот и летает на собственном самолете. У него самая большая частная медицинская практика в Восточной Африке, и благодаря этому он широко известен в Найроби. Он личный врач Дэниела арап Мои, президента Кении, он путешествует с президентом, когда тот выезжает за границу. Он лечит всех важных людей в Восточной Африке: коррумпированных политиков, актеров и актрис, заболевших на сафари, испорченную англо-африканскую знать. Он в качестве личного врача сопровождал в путешествии постаревшую Диану, леди Деламер, следя за ее кровяным давлением и сердцебиением (она хотела по-прежнему заниматься любимым спортом – глубоководной рыбалкой у побережья Кении, несмотря на больное сердце), и он также был врачом Берил Мархэм. Мархэм, автор книги «Запад с ночью», мемуаров о годах, проведенных ею в качестве авиатора в Восточной Африке, часто зависала в аэроклубе Найроби, где заработала репутацию буйной драчливой пьяницы («К тому времени, когда я познакомился с ней, она была уже порядком заспиртованной старушенцией».) Его пациент доктор Мусоке сам стал знаменитостью, попав в анналы болезней. «Я лечил доктора Мусоке с помощью поддерживающей терапии, – сказал мне Сильверстайн. – Это все, что я мог сделать. Я давал ему пищу, и я пытался снизить его температуру, когда она поднималась. По большей части я заботился о нем без какого-либо плана».
Однажды в два часа ночи в доме Сильверстайна в Найроби зазвонил телефон. Звонил американский исследователь из Кении, который сообщил, что южноафриканцы обнаружили в крови Мусоке нечто очень странное: «У него положительный результат на марбургский вирус. Это действительно серьезно. Мы мало что знаем о Марбурге».
Сильверстайн никогда не слышал о вирусе Марбург. «После этого звонка я никак не мог заснуть, – сказал он мне. – У меня было что-то вроде сна наяву, когда я гадал, что такое Марбург». Он лежал в постели, думая о страданиях своего друга и коллеги доктора Мусоке, в ужасе от вируса, который перемещался среди персонала больницы. Он все время слышал голос, говоривший: «Мы мало знаем о Марбурге». Не в силах заснуть, он наконец оделся и поехал в больницу, приехав в свой офис еще до рассвета. Он достал медицинский учебник и нашел в нем вирус Марбург.
Запись была короткой. Марбург – африканский организм, но носит немецкое название. Вирусы получают имена по месту их первого обнаружения. Марбург – старинный город в Центральной Германии, окруженный лесами и лугами, где в зеленых долинах гнездятся фабрики. Именно там в 1967 году на фабрике под названием «Берингверке», производившей вакцины из клеток почек африканских зеленых мартышек, произошла вспышка вируса. «Берингверке» регулярно импортировал обезьян из Уганды. Вирус попал в Германию, спрятавшись где-то в серии воздушных перевозок мартышек общим числом 500 или 600 животных. Носителями вируса были всего лишь двое или трое животных. Вероятно, у них даже не было заметных признаков болезни. Во всяком случае, вскоре после того как они прибыли на завод Беринга, среди них начал распространяться вирус, и некоторые из них разрушились и истекли кровью. Вскоре после этого марбургский вирус сменил вид носителя и внезапно перекинулся на людей, населявших город. Вот пример амплификации вируса.
Первым человеком, заразившимся марбургским вирусом, был Клаус Ф., служащий фабрики вакцин «Берингверке», который кормил обезьян и чистил их клетки. Он контактировал с вирусом 8 августа 1967 года и через две недели скончался. О марбургском вирусе известно так мало, что о нем была издана только одна книга – сборник статей, представленных на симпозиуме по вирусам, состоявшемся в Марбургском университете в 1970 году. Из книги мы узнаем, что: