Страница 9 из 22
Шаттл мерно загудел, запуская двигатели. П-образная опора пришла в движение, спускаясь в своеобразный «подвал» ангара. Там уже горели оранжевые проблесковые огни: в герметичном отсеке создавалось безвоздушное пространство для выхода в открытый космос. Эник сосредоточенно двигал какие-то рычажки и отслеживал целый свиток текста в инфокне. Я попыталась прочитать, но текст оказался таким канцелярским, что понимание заблудилось в дремучем лесу терминов.
Через несколько секунд цвет проблескового маячка сменился на синий, и мы нырнули в открывшийся шлюз. Гронатея тут же заполнила лобовое стекло бело-фиолетовой сферой. Правый иллюминатор засиял, как в погожий денек, и сообразительная система шаттла «опустила шторки» с моей стороны: окно потемнело почти до полной непрозрачности. Лучи Ицеи, домашней звезды Гронатеи, не могли причинить вреда шаттлу, но смотреть на них радостно распахнутыми глазами не рекомендовалось.
Гронатея находилась от своей звезды примерно на том же расстоянии, что и Земля; кроме того, Ицея была желтым карликом, как наше Солнце. Планета принадлежала к той самой Зоне Обитаемости, которую упорно изучали мои коллеги. Земные ученые убеждены, что возникновение жизни возможно лишь на планетах, похожих на нашу. Жизнь об этом не знает и поэтому существует везде, где ей хочется. Справедливость этого утверждения с блеском подтверждалась целым отделом доказательств в вакуумных клетках.
– Куда садиться будем? – подал голос Эник.
Рим задумчиво изучал снимки поверхности и так завис, что вопрос пришлось повторить.
– Давай сюда. – Флибериец скинул выбранные координаты.
– Точно? Тут даже карта не полная, смотри.
– Заодно разберемся, почему зонд пропускает это место.
Твиникийцы переглянулись и синхронно пожали плечами, но спорить с начальством посчитали вредным для карьеры занятием. Шаттл вошел в атмосферу, на долю секунды полыхнув огнем, но абляционная[7] защита сработала так быстро, что я едва успела это заметить. Иллюминаторы снова стали прозрачными, давая насладиться чарующими видами нового мира.
Гронатейская растительность и почва оказались снежно-белыми, с такой высоты создавая впечатление суровой зимы, хотя приборы показывали уверенную плюсовую, если не сказать тропическую температуру у поверхности. Водоемы, словно в противовес, мрачно темнели сумрачными, глубоко фиолетовыми пятнами. Гронатея была гармоничным ансамблем дня и ночи, света и тени, цвета и белизны.
Заходя на посадку, шаттл пролетел над пиками местных гор, значительно превосходящих земные высотой. В иллюминатор застенчиво стукнулась пара снежинок, мгновенно растаявших на стекле. Я мечтательно вздохнула и покосилась на Рима, но тот восторга не разделял и смотрел в иллюминатор с таким скучающим видом, словно там был не удивительный новый мир, а занудный отчет. Его бы в земной НИИ на недельку – мигом бы научился ценить красоту своей работы!
Шаттл мягко сел на полянке в центре снежного леса. Деревья на Гронатее были двукроновые, похожие на голубей из сахарной ваты. Так и хотелось сорвать мягкое пуховое «крылышко» и съесть, запивая горячим чаем. Арктические краски навевали мысли о чем-то зимне-уютном, с причитающимися в таких случаях клетчатым пледом и имбирными пряниками. Только наряженной елочки не хватало.
Когда стихло ворчание двигателя, я отстегнулась, но помедлила, отслеживая реакцию Рима. А ну как заставит сидеть на корабле?
Но друг поймал мой взгляд и фыркнул:
– Да иди, иди, хоть под присмотром будешь.
– Ура!
– Эй! – Эник поймал меня за воротник уже на трапе. – Нас подожди!
– Да пусть бы шла! – засмеялся вслед Кип. – Потеряется, заблудится – все меньше мороки.
– Это как-нибудь без меня, пожалуйста, – буркнул Синт.
Рим бессовестно заулыбался, и я решила, что новые открытия хороши в меру. Мы спустились по трапу, и парни тут же взялись за работу. Эник и Беник вытащили какие-то приборы, самостоятельно развернувшиеся из крохотных коробочек в широченные экраны с плавно поворачивающейся тарелкой-локатором, и принялись сосредоточенно водить ими по сторонам. Рим достал неизменный планшет и упоенно в нем застрочил, время от времени поднимая голову и оглядывая окружающий пейзаж, будто рисовал картину словами.
Я уже знала, чем они занимаются: первичный сбор данных о месте посадки и внесение их в картотеку, чтобы исключить высадки в одной и той же местности. Планет во Вселенной великое множество, и МИК старается не повторяться.
Отвлекать парней от самого ответственного этапа высадки было бесполезно: они уже однажды проглядели меня за этим делом. Ничего, тут и без них нескучно. Присев на корточки, я погладила слегка примятую при посадке траву. Гронатейская растительность была мягкой, как кошачий животик.
Осмелев, я рискнула самовольно дойти до ближайшего кустика, напоминающего кособокого снеговичка. Рим не стал меня останавливать, только крикнул вдогонку, чтобы не отходила далеко, и продолжил печатать. Я в напутствиях не нуждалась, отлично помня бранийскую историю, но махнула в знак того, что услышала.
Воздух отдавал пряными травами, полынью и какими-то диковинными цветами, что вносило в мысли сумятицу. Мозг пытался сопоставить «зимний» пейзаж с ароматами жаркого лета, а снежно-белые покровы – с мягким шуршанием цветущего луга. Подхваченные ветерком пушинки – то ли семена, то ли такие листья – реяли в воздухе, создавая иллюзию легкого снегопада. Пуховая трава под ногами пружинила, как мох; хотелось лечь, как на теплый ковер, и просто валяться, глядя на незнакомые звезды. Еще бы костерок… Впрочем, Рим с успехом его заменит. Только вот пожарить на себе шашлык позволит вряд ли…
Куст оказался пористой губкой и на вид, и на ощупь. Я внимательно осмотрела его со всех сторон, жалея, что рядом нет Мелиссы Вербской в качестве гида по растительности. Без нее интерес к удивительной флоре быстро иссяк, а идти дальше, к деревьям-лебедям, было страшновато. Какая-то муха села мне на нос, заинтригованно трепеща ажурными крылышками. Скосив глаза, я рассматривала ее несколько секунд и уже собиралась поймать, когда разглядела весьма красноречивое жало. Желание познакомиться поближе тут же пропало.
Спугнув общительное насекомое, я повернула было обратно, но тут заметила на пористой поверхности куста цепочку следов от крохотных лапок, которой – готова поклясться – не было минуту назад.
Я подкралась и выглянула с другой стороны. Никаких животных на кусте не оказалось, зато цепочка следов удлинилась вдвое. Почувствовал меня и перебежал на другую сторону? Я обежала куст и снова увидела только следы. Неведомая зверюшка явно стеснялась, не желая показываться на глаза. Ничего, и не таких брали!
Потопав ногами, будто ухожу, я резко выпрыгнула с другой стороны. Нет, оно издевается! Отпечатки маленьких лапок обернулись спиралью вокруг куста. Часть из них уже таяла, губка выпрямлялась на глазах. Может, зверек мимикрирует под окружающую среду?
Я прихлопнула куст рукой, но никого не поймала. Внимательно ощупывая каждый сантиметр инопланетной флоры, двинулась по кругу и, совершив полный оборот, уткнулась в новый виток следов. Да что за чертовщина?!
Поразмыслив, я перепрыгнула куст и приземлилась с другой стороны с грацией слона, который решил полетать на ушах. Никого не обнаружив, решила взять застенчивую тварь измором и принялась бегать вокруг, с каждым витком убеждаясь в появлении новой цепочки следов, пока не уткнулась в неслышно подошедшего Рима.
– Ты чего это?.. – Он очертил пальцем окружность. В глазах читалось желание повторить жест у виска.
– Ничего, – буркнула я, уставившись на куст с таким негодованием, что Рим предпочел больше вопросов не задавать и, осторожно взяв меня под локоток, потянул к шаттлу.
С обратной стороны злополучной флоры донесся торжествующий писк, и кто-то мелкий и шустрый, мелькнув фиолетовым мехом, шастнул в сторону леса, мгновенно затерявшись в траве. Я чуть шею не свернула, пытаясь уследить за вертким комком шерсти.