Чувства

Через пару часов после начала супружеского застолья Шура брался за баян и услаждал семью и соседей отборными частушками, в которых на одно понятное для Даши слово приходилось три непонятных. Потом наступала десятиминутка перебранок: Шура и Рая громко, но не очень связно излагали конкретные претензии друг к другу и провозглашали абстрактные проклятия окружающей их действительности. Выброс эмоций действовал на супругов умиротворяюще: слегка покачиваясь, они отправлялись в комнату, задёргивали занавеску и укладывались на супружеское ложе. Несколько минут после этого Даша могла слышать мерный скрип полутораспальной кровати, после чего мама издавала протяжный грудной стон (этот звук давно перестал пугать девочку, она поняла, что с мамой ничего плохого не происходит). А спустя ещё пять минут комнату оглашал громкий папин храп. Даша самостоятельно убирала игрушки, раздевалась, чистила зубы и ложилась спать на раскладном кресле, стоявшем в углу комнаты под большим фикусом в просторной кадке.

Девчушку такая жизнь устраивала. Спокойный, размеренный ритм регулярно чередующихся событий соответствовал её флегматичному темпераменту. Конечно, ей не хватало сладкого, но для этого у неё была бабушка. Мамина мама жила в тридцати километрах от семьи Рогачёвых, в миллионном промышленном городе, столице суровой приуральской территории. Бабушка была человеком образованным: она трудилась в средней школе преподавателем русского языка и литературы, играла на фортепиано и знала огромное количество русских народных пословиц и поговорок. «Птицу видно по полёту, добра молодца по соплям, а тебя, Александр Игнатьевич, по перегару», – приветствовала она зятя, заходя в квартиру Рогачёвых во время своих ежемесячных визитов. На дочку Зинаида Викентьевна давно махнула рукой, зато во внучке души не чаяла. Привезённых бабушкой лакомств Даше хватало на целых две недели. После того как запас конфет, мармеладок и печенья заканчивался, девочка начинала считать дни до следующего визита бабы Зины.

Разрушающее воздействие низкосортного алкоголя на человеческую психику, к сожалению, процесс неизбежный. Со временем ритм жизни семьи Рогачёвых стал меняться. И перемены эти были не в лучшую сторону. Десятиминутные перебранки превратились в полчаса злобной ругани, а мерный скрип семейного ложа и тем более грудные мамины стоны стали большой редкостью.

– Да на такую потасканную корову, Рая, у сопляка шестнадцатилетнего не встанет. А я – человек, жизнью замученный, чё ты до меня довязалась?

– Ты, Шура, сам козёл, молью битый, тараканом обосранный. А замучила тебя не жизнь, а самогонка. Твой стручок даже на артистку Гундареву не встанет.

Оскорблённый столь низкой оценкой своих сексуальных возможностей (супруги обожали смотреть старые советские фильмы), Шура завёл обыкновение приводить домой днём, пока Раиса была занята воспитанием детсадовских детишек, пару вокзальных потаскух. Вокзал их городка был своеобразной перевалочной базой на маршруте мигрирующих проституток: те на зимнее время перебирались в большой город из окружающих его маленьких бесперспективных сёл, а летом возвращались домой – нужно было помогать родителям на огороде, участвовать в грибных и ягодных заготовках. Поэтому приманить пару смазливых шлюшек бутылью самогона и содержимым баночек из-под майонеза Шуре труда не составляло. Тем более что, несмотря на усиленное употребление некачественного алкоголя, он ещё сохранял остатки своих мужских способностей. Высокий и статный, он до сих пор притягивал к себе заинтересованные взгляды женщин.

Просвещённая соседями-доброхотами, Рая пару раз устраивала мужу скандалы: она отпрашивалась с работы и приходила домой во внеурочное время. Тогда соседи могли насладиться бесплатным комедийным триллером: голые шлюхи с визгом неслись по улице, придерживая руками трясущиеся груди и пытаясь одновременно натянуть на белёсые телеса унесённые с места происшествия остатки профессионального гардероба. Нанеся мужу побои средней степени тяжести, Раиса выходила на улицу и демонстративно сметала веником с тротуара дешёвые интимные кружева гетер деревенского пошиба.

– А ты говоришь – не стоит! – с гордостью сообщал жене за вечерним застольем Шура, потирая свежеприобретённый фингал на скуле. – Двоим вдул! Ты бы не помешала, они бы у меня по второму кругу пошли.

– Гад ты, Шурка, – размазывала по щекам слёзы Рая. – Знаешь, что люблю, и пользуешься. Но смотри, у меня характер жёсткий, терпение не из резины сделанное. Допрыгаешься.

И Шура таки допрыгался.

Глава 3

На языке уголовного кодекса аффектом называется внезапно возникшее состояние сильного душевного волнения, вызванное в том числе аморальным поведением потерпевшего.

Поведение потерпевшего Александра Рогачёва в тот роковой день отличалось исключительной аморальностью. Очередная доброхотка позвонила Рае на работу: «Слышь, подруга, твой кобель опять за старое взялся. Опять б…дей привокзальных в дом привёл. Там у них такая пьянка-гулянка, шумят так, что я радио не слышу. Угомонила бы ты его, а то всех уже достал. Короче, или ты через десять минут придёшь, или я ментовку вызываю».

Раю взволновал не столько факт вторжения очередных потаскух в её семейное гнездо, сколько то, что сегодня она оставила дома слегка прихворнувшую Дашу.

«Ребёнка бы постеснялся, тварь», – подумала Рая, отпросилась у заведующей на несколько минут и побежала домой. Залетев в комнату, она этот самый аффект и словила. Вид обнажённой кучи-малы на супружеском ложе её, конечно, не порадовал. Но мощный адреналиновый удар по ослабленному алкоголизмом Раиному сознанию был нанесён другим обстоятельством. На краю постели, внимательно наблюдая за происходящим, сидела Даша. Абсолютно голенькая восьмилетняя девочка. Кто снял с неё одежду – потом долго пыталось разобраться следствие. Возможно, в этот тёплый летний день затемпературивший ребёнок сам разделся догола, тем более что папа и сразу две взрослые тёти разгуливали перед ней нагишом, не испытывая ни малейшего стеснения. Но в воспалённом воображении Раи возникла совсем другая картина: пьяный муж трясущимися от похоти руками снимает с девочки трусики и усаживает её на краю осквернённой супружеской постели дожидаться своей очереди. «Допился, мразь! Дочь вместо виагры использует», – мельком подумала Раиса, отправляясь на кухню. Вернулась она оттуда с острым ножом для разделки мяса.

Триллер, который в тот день наблюдали соседи Рогачёвых, никак нельзя было назвать комедийным. Шлюхи на этот раз визжали особенно истошно. При этом они, даже не пытаясь прикрыться и не заботясь о судьбе своего тряпья, неслись по улице, пугая сограждан видом окровавленных ляжек. Это была кровь Шуры Рогачёва. Шлюхи не пострадали (по крайней мере, физически), а вот Шура скончался на месте от множественных ножевых ранений в область живота, шеи, паха, других жизненно важных частей тела. У Даши, на её счастье, к тому времени поднялась настолько высокая температура, что в её сознании абсолютно не зафиксировалась кошмарная сцена убийства.

Раиса получила увесистый реальный срок в восемь лет лишения свободы. Попытки адвоката переквалифицировать убийство на почве ревности в убийство в состоянии аффекта были безуспешными. Несмотря на то что судебно-психологическая экспертиза пришла к заключению о наличии «длительной психотравмирующей ситуации, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего», прокурору удалось убедить суд в том, что, несмотря на это, Рая могла контролировать свои действия. Спустя много лет Даша читала протокол судебного заседания…

Прокурор: Скажите, подсудимая, где вы взяли орудие убийства?

Подсудимая: На кухне.

Прокурор: А, где именно – на кухне? Нож лежал на столе?

Подсудимая: Нет, у меня специальный ящичек есть для столовых приборов.

Прокурор: Так, значит, вы прошли на кухню, открыли ящичек для столовых приборов. И что вы там увидели? Там лежал тот самый нож в единственном числе?