Эндора

Ему вдруг подумалось, что он сейчас похож на Сэма, готового сразиться с Шелоб. Безобразная морда насекомого, конечно, не могла выражать эмоций, но Эльдар готов был поклясться, что Томаш улыбается. Во всяком случае, вылупленные черные глаза странно блеснули.

- Как есть, - ответил Томаш. Тонкие усики, венчавшие конусообразную голову, дрогнули, словно существо к чему-то принюхивалось. Мелкие лапки с доброй дюжиной суставов, свисавшие по бокам тулова, затряслись в предвкушении чего-то невероятно заманчивого. – Ничего не поделаешь.

С этими словами он нанес удар, и Эльдар покатился по истоптанной траве, шипя от боли. Смертолов, бегущий в сторону замка, замедлил было дерганый бег, подумывая, не полакомиться ли драконьим мясом, но правильно оценил намерения Томаша и прибавил скорости. Томаш на мгновение отвлекся, провожая взглядом смердящую псину, состоявшую, казалось, из одних оскаленных клыков, и Эльдар тотчас же швырнул в него иглу – крупную, зазубренную, проморозившую ему руку. Игла стукнулась в сочленения панциря на груди чешского мага и рассыпалась веером ледяных брызг, не причинив Томашу никакого вреда. Однако медведка покачнулась, с трудом удержавшись на задних тонких ногах и на миг приоткрыв переплетение каких-то толстых белых жгутов на брюхе. Этого было вполне достаточно - Эльдар бросил в сторону насекомого еще одну иглу. На этот раз ему повезло гораздо больше – с тонким хрустом игла погрузилась в тело насекомого, и Томаш разразился нервным тонким визгом.

- Что? – спросил Эльдар, поднимаясь. – Не нравится?

Жвалы угрожающе защелкали, передние лапы, похожие на ржавые экскаваторные ковши, потянулись вперед, и Эльдар ощутил приступ тошноты. Когда-то давным-давно он чуть ли не до истерики боялся насекомых, и санитары в клинике развлекались, подбрасывая ему таракана или безобидного майского жука. Потом Эльдар все-таки сумел побороть свой страх, но теперь вновь почувствовал, как в животе зашевелился отвратительный липкий ком, а ноги задрожали. Мелькнула мысль, что он может перекинуться в меречь – Эльдар честно попытался отдать команду на перевоплощение, и Томаш укоризненно склонил голову набок и покачал когтистой лапой.

- Нет, Эльдар, нет. Не улетай. Это будет нечестно.

Эльдар дернул плечом и внезапно обнаружил те самые путы Максимилиана, которые когда-то давным-давно, чуть ли не в прошлой жизни наложил на Катю Дубцову. Надо же, ведь и не заметил, как Томаш набросил их... К своему удивлению Эльдар не почувствовал ни злости, ни досады, ни страха от понимания несправедливости и скорой смерти. Вряд ли от Томаша стоило ожидать честной игры, и, пожалуй, Эльдар был готов к такому развитию событий.

- Будет больно, - сказал Томаш, и жвалы широко разошлись в стороны, выпустив плевок полупрозрачной слизью.

Сначала Эльдар ощутил только омерзение, когда слизь плюхнулась на него, соскользнув по голове и правой щеке и облепив грудь и руку. А в следующую минуту он уже заорал от боли и кубарем покатился по траве, тщетно пытаясь стереть обжигающую дрянь, но, похоже, только глубже втирая ее в кожу. Глаза заволокло жгучей кровавой пеленой, и уродливый силуэт Томаша качнулся и начал медленно заваливаться вправо.

Его лишили возможности использовать магию, а затем растоптали – понимание сложилось в слова и растаяло. Второй плевок окутал ноги, и Эльдар, падая в пучину разрывающей на молекулы боли, наконец-то почувствовал легкое дуновение ветра, несущее избавление от муки. Это и была смерть: умирая в первый раз, Эльдар точно также замер, боясь упустить прикосновение этого ветра.

Впрочем, он ошибся. Кровавая пелена растаяла, и Эльдар увидел, как Томаш энергично и чуть ли не испуганно сучит лапами – повинуясь нервным, дерганым жестам насекомого, жгучая слизь исчезала, стекая мелкими каплями по обожженному телу и больше не причиняя вреда. Теперь Эльдар понимал, что Томаш лихорадочно убирает и путы – по спине словно скользила тугая шершавая веревка, оставляя после себя разбухшие кровоточащие рубцы. Напоследок Томаш что-то разочарованно пробормотал по-чешски, взмахнул лапой, открывая колодец, и рухнул в него, растворившись в сиреневом мареве.

Эльдар с трудом поднялся на ноги: память о боли пока была практически равно самой боли – но, посмотрев по сторонам, он моментально забыл о своих муках.

Битва была закончена. Нападавших и защитников замка поразило тяжелой волной испепеляющего огня; Эльдар стоял на чудом уцелевшем пятачке земли и с ужасом смотрел, как в абсолютном безмолвии от трупов поднимаются струйки горького смрадного дыма. Он растерянно огляделся. Живых на поле не было. Взгляд выхватывал то жалобно всхрапывающего смертолова, который дергал лапами в агонии, то оскаленный рот того, кто за несколько мгновений до этого заносил меч над противником, то людей, вцепившихся друг в друга, и, должно быть, так и не успевших понять, что они умирают – такова была их взаимная ярость.

Он вдруг понял, что произошло – понял и похолодел от страха. Впереди, в дыму, наметилось какое-то движение. Казалось, какие-то тонкие гибкие существа пляшут, кружатся, взмывают ввысь, к облакам, исчезают и появляются снова. Потом Эльдар понял, что это обман зрения, вызванный переливами дыма, и впереди не было никого, кроме одинокого силуэта, который парил над сожженными мертвецами, неторопливо приближаясь к Эльдару. Он стоял, опустив руки и понимая, что ему остается только удостовериться, что Лиза действительно очень хорошая провидица.

Лиза выплыла из черных клубов дыма, и Эльдар не удержал вскрика, взглянув ей в глаза: пустые, мертвые, похожие на мутное зеленое стекло. Из-под золотых зубцов короны, впившихся в кожу, стекали темные ручейки крови, медленно прокладывали дорожки по бледному изможденному лицу. В безжизненно повисшей руке Лиза держала что-то лохматое, круглое, черное – всмотревшись, Эльдар понял, что это голова Рудина, которую, судя по грязным лохмотьям кожи, попросту оторвали от тела.