Страница 5 из 6
Рядом с ним никто уже не сидел. Блох забрался в угол и вытянул ноги на сиденье. Он расшнуровал ботинки, прислонился к боковому окну и уставился в противоположное. Положил руки за голову, сбросил ногой с сиденья хлебную корку, выставил вперед локти и уставился на них. Понюхал рукава под мышками, потерся подбородком о плечо, откинул назад голову и уставился на горящий плафон. Нет, этому просто нет конца! Не зная, что бы еще сделать, он сел.
Тени стоявших по обочинам деревьев, когда автобус проезжал мимо, вращались вокруг деревьев. Лежавшие на ветровом стекле очистители смотрели не совсем в одну сторону. Сумка с путевым листом и билетами возле водителя вроде бы была раскрыта. В проходе на полу лежало что-то похожее на перчатку. На выгонах вдоль шоссе спали коровы. Отрицать это было бесполезно.
Постепенно на остановках по требованию пассажиры высаживались. Подходили к водителю, и он выпускал их в переднюю дверь. Когда автобус останавливался, Блох слышал, как по его крыше хлопает брезент. Потом автобус вновь остановился, и из темноты послышались приветственные возгласы. Немного дальше он различил железнодорожный переезд без шлагбаума.
Незадолго до полуночи автобус прибыл в пограничный городок. В гостинице, возле которой находилась автобусная стоянка, Блох сразу же получил номер. У служащей, проводившей его наверх, он спросил о своей знакомой, ему известно было только ее имя – Херта. Горничная смогла дать нужную справку: знакомая арендует пивную в предместье. Что означает этот шум? – уже войдя в комнату, спросил Блох.
– Да парни там, в кегельбане, застряли! – ответила горничная и вышла из комнаты.
Даже не оглядевшись, Блох разделся, вымыл руки и лег в постель. Стук и грохот внизу продолжались еще некоторое время, но Блох уже спал.
Проснулся он не сам, его, по-видимому, что-то разбудило. Кругом стояла тишина; Блох соображал, что же могло его разбудить; немного спустя ему показалось, будто потревожил его шорох разворачиваемой газеты. Или это затрещал шкаф? Скорей всего, из брошенных на стул брюк выпала монета и покатилась под кровать. На стене он заметил гравюру, изображавшую городок во времена войн с турками; перед крепостными стенами прогуливались горожане, а за стеной колокол до того криво висел на башне, что оставалось лишь предположить, что он звонит вовсю. Блох представил себе, как звонаря внизу подкидывает веревка; он видел, что горожане устремляются к крепостным воротам: кто-то бежал с детьми на руках, собачонка, виляя, протискивалась между ногами малыша, едва его не сбив. Да и маленький набатный колокол на башне часовни был изображен так, что, казалось, вот-вот перевернется. Под кроватью лежала только обгоревшая спичка. Снаружи, дальше по коридору, опять громко звякнул в замке ключ: вот отчего он, скорее всего, проснулся.
За завтраком Блох услышал, что здесь вот уже два дня, как пропал школьник, калека. Горничная рассказала это ночевавшему в гостинице водителю автобуса, перед тем как тот, Блох видел это из окна, отправился в обратный рейс почти без пассажиров. Позднее ушла и горничная, так что Блох некоторое время сидел в зале один. Газеты он складывал стопкой возле себя на стул; он прочитал, что школьник был не калека, а немой. Наверху пылесосом убирают, пояснила вернувшаяся горничная, как будто была обязана перед ним отчитываться. Блох не знал, что на это сказать. Тут зазвякали пустые бутылки из-под пива, их в ящиках несли через двор. Голоса грузчиков в коридоре звучали, как казалось Блоху, будто из телевизора где-то рядом. Горничная рассказала, что мать хозяина гостиницы целыми днями сидит в соседней комнате и смотрит телепрограмму для работающих в вечернюю смену.
Позже Блох купил себе в лавке рубашку, нижнее белье и несколько пар носков. Продавщица – она не сразу вышла из темноватой подсобки – словно бы не понимала Блоха, хотя он говорил законченными фразами; лишь когда он стал порознь перечислять названия нужных ему вещей, она сдвинулась с места. Выдвигая ящик кассы, она сообщила, что поступили также резиновые сапоги; а уже вручая Блоху покупку в полиэтиленовой сумке, спросила, не требуется ли ему еще чего-нибудь: носовые платки? галстук? шерстяной жилет? В гостинице Блох переоделся и сунул грязное белье в полиэтиленовую сумку. На площади и по дороге, ведущей из городка, ему почти не попадались прохожие. Возле строящегося дома как раз выключили бетономешалку; стало так тихо, что собственные шаги показались Блоху неуместными. Он остановился и оглядел черный брезент на штабелях досок у лесопилки, словно там можно было что-либо услышать, кроме невнятного говора пильщиков, скорее всего полдничавших за штабелями.
Ему рассказали, что пивная, а также несколько крестьянских домов и таможенная служба находятся там, где асфальтированное шоссе, описывая круг, возвращается обратно в город; от шоссе ответвляется дорога, между домами тоже асфальтированная, дальше же покрытая лишь щебенкой, а еще дальше, почти перед самой границей, переходящая в тропу. Пограничный пункт закрыт. Правда, о пограничном пункте Блох не спрашивал.
Он увидел, как над полем кружил ястреб. Когда ястреб вдруг на месте забил крыльями и спикировал вниз, Блох поймал себя на том, что смотрит не на взмахи крыльев и маневры птицы, а на то место в поле, куда птица, вероятно, спикирует; но ястреб уже вышел из пике и снова поднялся ввысь.
Странно было и то, что Блох, проходя мимо кукурузного поля, увидел не прямые просветы междурядий, ведущих к противоположному краю поля, а лишь гущину стеблей, листьев и початков, из которых вдобавок кое-где выглядывали обнажившиеся зерна. Вдобавок? Ручей, который пересекало шоссе, довольно громко шумел, и Блох замер.
В пивной он застал лишь мывшую пол официантку. Блох спросил о хозяйке.
– Она еще спит! – ответила официантка.
Блох, не садясь, заказал пива. Официантка сняла со стола стул. Блох снял со стола второй стул и уселся.
Официантка пошла за стойку. Блох положил руки да стол. Официантка пригнулась и откупорила бутылку. Блох отодвинул от себя пепельницу. Официантка, проходя мимо, взяла с другого стола картонную подставку для пива. Блох отодвинулся назад вместе со стулом. Официантка сняла с бутылки стакан, который на нее нахлобучила, положила на стол картонный кружок, поставила на кружок стакан, опрокинула бутылку горлышком в стакан, поставила бутылку на стол и ушла. Опять начинается! Блох уже и не знал, что ему делать.
Наконец он заметил каплю, стекавшую снаружи по стакану, а на стене часы, стрелками которым служили две спички; одна была обломана и заменяла часовую стрелку; но глядел он не на стекающую каплю, а на то место подставки, куда капля, по всей вероятности, упадет. Официантка, теперь натиравшая пол, спросила его, знаком ли он с хозяйкой. Блох кивнул и, лишь когда официантка подняла голову, ответил «да».
В зал, не прикрыв за собой дверь, вбежала девочка. Официантка отослала ее обратно к входу, где девочка обтерла ноги и после второго напоминания затворила дверь.
– Хозяйкина дочка! – объяснила официантка и тут же увела девочку на кухню.
Вернувшись, она рассказала, что несколько дней назад к хозяйке приходил какой-то мужчина.
– Он заявил, что его вызвали рыть колодец. Хозяйка сразу же хотела его отослать, но он не отставал, пока она не показала ему погреб, и тут он схватил лопату, ну, хозяйка побежала за помощью, чтобы его прогнали и…
Блоху едва удалось прервать ее.
– …С тех пор девочка боится, как бы колодезный мастер не вернулся.
Тем временем вошел таможенник и выпил у стойки рюмку водки.
– Нашелся пропавший школьник? – спросила его официантка.
Таможенник ответил:
– Нет, все еще не нашли.
– Так ведь и двух дней не прошло, как его хватились, – сказала официантка.
Таможенник ответил:
– Но ночи уже довольно холодные.
– Все же он тепло одет, – сказала официантка.
Да, он был тепло одет, подтвердил таможенник.
– Он не может быть далеко, – добавил он.
– Он не мог далеко уйти, – повторила официантка.