Страница 3 из 16
Но и через «выпадение из истории», через «нисхождение во ад» Россия участвовала в мировой истории, только особым, уникальным способом – вводя опыт рукотворного, земного ада в «сокровищницу мировой истории» как некий противовес и общечеловеческий урок.
Ныне, в 1991 году, Россия вновь вернулась в поток мировой истории. Однако вживление в историю, новое «воплощение» в органичные государственные формы могут быть не менее мучительными, чем некоторые этапы недавнего периода.
В европейско-североамериканской и дальневосточной цивилизациях за последние полвека, упрощенно говоря, жизнь удалась. Другие – исламская, китайская – вполне нашли себя в традиционных или отчасти во вновь обретенных формах осмысления и организации жизни. В России же, после крушения большевизма, образовалась опасная пустота в экономической, социальной, политической, идеологической, культурной и духовной сферах, пустота, один из истоков которой уходит в некое «зияние», возникавшее временами в российской истории и ранее. У нас «жизнь не удалась», нам снова «нечего терять, кроме…» этой пустоты, жаждущей наполниться чем-либо. И в этом – великие возможности и великая опасность.
Навряд ли одни экономические преобразования (при всей их неотложности сейчас) надолго решат проблемы России, поскольку в ее этнопсихологии и истории есть, наряду с «экономической», некая «антиэкономическая» струя. Ортодоксальный марксизм, боготворивший экономику, блестяще доказал это, создав в России с помощью нарушения ряда законов экономики самое мощное в военном отношении государство в мире, обладавшее уникальной «морально-политической» монолитностью.
Ныне наша страна, неудержимо (как кажется) распадаясь на отдельные государства и «зоны», признает как связующую реальность лишь то, что именуется «единым экономическим пространством». Но жажда национал-демократической, национал-религиозной или национал-большевистской самостоятельности, да и просто ненависть к утомившей идее Центра, делают свое дело – и «экономическое пространство» может легко превратиться во множество отдельных государств с весьма различными политическими устройствами и ориентациями.
Идея суверенного национального государства, охватившая почти все этносы «Союза», увлекла и кое-кого из великороссов, но именно для них она, что также осознается многими, особо и опасна. Если идти по пути превращения идеи «национального суверенитета» в некую непререкаемую догму и при этом признавать нерушимыми все административные границы национальных республик, областей и округов, то окажется, что области, административно принадлежащие великороссам, образуют дырявое кружево земель от Балтики до Охотского моря, без целостного единства, и географически естественно распадающееся на три (а то и более) части. Русские, и особенно великороссы, всегда были тем связующим материалом, который заполнял и цементировал, отнюдь не только экономическое, пространство Российской империи. И теперь, при разделе «по этносам», великороссы не получают компактного единого пространства, а при слабой развитости этноконсолидирующего инстинкта, утраченного в процессе разрастания империи, и при отсутствии крупных объединяющих идей вполне вероятны тенденции к образованию нескольких великорусских полугосударств. А это – путь к гибели этноса, его великой культуры и его еще великих возможностей, что, естественно, вызывает поначалу чувство протеста… Но, может быть, так и надо? Ведь распалась же Британская империя, ведь влились же потомки англичан в новые, формирующиеся нации?
Тенденция к национальному обособлению и чистоте глубоко противоречит всей истории русских и великороссов, построенной изначально на органичном и непрерывном, сознательном и бессознательном вбирании в себя разнообразных этнических компонентов, вносивших свой вклад в формирование генофонда, этнопсихологии, религиозности, социальности и т. д., – компонентов, не изменявших, однако, до сих пор природу единого «государственного стержня» русско-великоросского сознания и истории. Ныне значение краеугольного камня при строительстве новых этногосударств приобретает термин «коренная нация». Обычно имеется в виду, как полагают, исконное, а в реальности – имеющее приличную древность пребывание данного этноса на данной территории. Историки знают, сколь зыбким во многих случаях является этот принцип, когда он становится главным, и сколько крови уже было пролито во имя его.
Так вот, русские и великороссы на всей территории России (о границах которой разговор пойдет ниже), несомненно, являются коренным этносом, причем не в смысле их «большей древности» на той или иной территории, не от слова «корень», а от слова «коренной», «коренник» – центральная лошадь в упряжке.
Некогда таким «коренным» этносом на территории Древней Скифии были ираноязычные племена – скифы, сарматы и аланы, чьи этнопсихологические и социально-экономические особенности придавали ей известное единство в глазах эллинов и римлян, затем тюрки и монголы, объединявшие большую часть этой же территории в рамках своих империй.
В упряжке же российской государственности русские и великороссы – коренной суперэтнос и этнос, на них приходилось основное государственное тягло, они протащили эту телегу по всем ухабам… и, могут возразить мне, завезли ее в глубокую яму! Но все же телегу завезли в яму не кони, а те, кто управлял ими. И пора бы перестать быть конями – и в варианте гоголевской «тройки», управляемой неизвестно кем, и в варианте блоковской «степной кобылицы», летящей неизвестно куда… Надо очеловечиться, надо остановиться, осознать, вчувствоваться. И снова придется, уже более осознанно, брать на свои плечи тяжкое тягло коренного этноса, которому-таки придется вытягивать телегу из трясины, куда она попала не без его бездумного участия. А уж потом – какие этнические или иные силы повезут ее далее, или же все разойдутся, забрав с телеги пожитки, – покажет время. Надо смело и непредвзято вглядеться в отечественную географию, историю и культурно-религиозную жизнь, посмотреть, что же реально осталось от единства империи. Нужно постараться выявить то трудноуловимое, что стоит над и под имперским организмом, что предполагало возможность его, что направляло и руководило таинственным зарождением, ростом и крахом этого организма.
Я в отличие от многих произношу слово «империя» без ненависти или восторга. Империя есть исторически обусловленная форма государства, которая может быть омерзительна, как и любая форма государства. «Зависеть от царя, зависеть от народа – не все ли нам равно?» (А. С. Пушкин). Возможно, империя более, чем другая форма государства, может подавлять человеческую личность, но она же способна создавать своды законов, наиболее полно регламентирующих отношения личности и государства (Римская империя и кратковременная империя Наполеона). Кроме того, в империях на ограниченной, но географически связанной территории осуществлялась идея всеземного единства, мимо которой человечеству все равно не пройти. Вопрос не в том, плоха или хороша империя, вопрос в том, сумела ли она стать орудием (пусть страшным, но временно необходимым) для сил и законов высшего порядка, сумела ли она имперскими средствами поучаствовать в укоренении в земную почву новых духовных прозрений, как, к примеру, Римская империя, в недрах которой христианство сделалось вселенской религией и которая погибла, оставив миру это прошедшее имперскую школу христианство. (Другой вопрос, во что обошелся этот симбиоз с империей самому христианству, во что стало сочетание кесарева с Боговым.)
Единство России (в любых формах) может быть сохранено и возрождено, да и сами эти формы могут быть выработаны лишь при неосознанной, а лучше осознанной, апелляции к крупным реалиям, идеям, образам и силам, которые предопределили имперское единство на территории, именовавшейся древними греками Скифией.
Жителям нашей страны, преимущественно великороссам, но не только им, присуще глубоко вживленное в сознание ощущение ее «великости» (пусть хотя бы территориальной). Единый социальный организм у нее не сможет существовать, не осуществляя в чем-либо – в неком ли новом крупном понимании своей и мировой реальности, в неких ли новых формах деятельности – этой своей «великости». Без этого «архетипа великости», чувства избранности, предназначенности и «всемирности», возникшего на разных этапах в сознании объединявших это пространство этносов – тюрок, монголов и русских, – не может сложиться органичное единство ядра бывшей империи. Чрезвычайно важно, возродится ли чувство крупномасштабности и значительности всего совершающегося, в частности, в сознании русских и великороссов, которым еще в эпоху Древней Руси, еще до того, как она стала «Великой Россией», великой в территориально-военном отношении, было таинственно дано некое чувство всемирной предназначенности и святости своей земли («земля святорусская» русских былин) и которые до сих пор объективно являются связующим этнокомпонентом на большей части бывшей империи.